Сердце вне игры - Никки Лоусон Страница 30

Я смеюсь, когда воспоминание всплывает в моей голове.

— Что? — Ноа поднимает брови. — Чему ты улыбаешься?

— Было одно Рождество, — говорю я, все еще улыбаясь, вспоминая это. — Все остальные моего возраста просили у родителей новые видеоигры или одежду. Косметику. Музыкальные инструменты. Что-то в этом роде. Хочешь знать, что я попросила?

— Конечно, что?

— Я попросила внешний жесткий диск, — говорю ему, качая головой. — У меня было так много фотографий, сохраненных на телефоне и компьютере, что мне не хватило места. Я боялась потерять любую из них, поэтому попросила внешний жесткий диск, чтобы было куда их все сохранить. Разве это не самый скучный рождественский подарок, о котором может мечтать ребенок?

Он улыбается, поднося бокал с вином к губам.

— Нет, думаю, это мило. Твои родители купили тебе жесткий диск?

Я киваю.

— Да, подарили. Они всегда очень поощряли мои занятия и увлечения.

Он хмурится и делает большой глоток вина. Я наблюдаю, как между его бровями появляется небольшая складка, осознавая тот факт, что все, что только что сказала, каким-то образом повлияло на него.

— А ты? — спрашиваю я. — Поддерживали ли тебя родители? Типо «плыви по течению»? Или…

Умолкаю. Я как бы уже знаю ответ на свой вопрос, или, по крайней мере, у меня есть предположение. Основываясь на комментарии, который он сделал, когда брала у него интервью для биографии игроков, уже знаю, что он не думает, что его родители гордятся всем, чего он достиг, но мне нужны подробности.

Ноа отвечает не сразу, скривив губы в сторону и поставив стакан на стол. Он изучает меня испытующим взглядом, а затем спрашивает:

— Это допрос?

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, ты спрашиваешь меня об этом как менеджер команды по социальным сетям, или ты спрашиваешь меня как Марго?

— Как я. Просто как Марго, — тихо говорю я. — Клянусь, это все не для социальных сетей. Я не буду использовать то, что ты скажешь сегодня вечером. Клянусь.

Провожу пальцем по груди в форме буквы «Х», просто чтобы убедиться, что он знает, что это серьезно.

— Ладно, — он вздыхает. — Неофициально, нет, мои родители не поддерживают меня, и они определенно не из тех, кто поддерживает мысль «плыть по течению». Они больше похожи на тип «делай, что мы говорим, или мы отречемся от тебя.

— Твои родители отреклись от тебя? — мой рот неверующе открывается.

— Не формально. Не то чтобы они выписали меня из завещания или что-то в этом роде, — затем он морщится. — По крайней мере, я так не думаю. Не то чтобы мне нужны были их деньги. Несмотря ни на что, мы больше не близки. С тем же успехом они могли от меня отречься. Так иногда кажется.

Я закусываю губу, упираясь локтями в стол.

— Ноа, это ужасно. Мне очень жаль. И что же будет дальше?

Он вздыхает.

— Я выбрал хоккей.

— Ты… — я моргаю. — Что?

Он смеется и снова берет свой стакан, крутит его, не делая глотка.

— Я не удивлен тому, что ты сбита с толку. Наверное, это звучит так, будто я упрощаю, потому что кто отрекается от своего ребенка только потому, что он решил играть в хоккей? Но на самом деле, примерно так и произошло. Я вырос в очень обеспеченной семье. Не хочу, чтобы это звучало так, как будто хвастаюсь — клянусь, это не так, — но Блейки — одна из тех редких семей, в которых есть как старые, так и новые деньги.

— Старые и новые деньги?

— Да, — говорит он. — Мои родители выросли в богатой семье, поэтому у нас есть старые семейные деньги, но у нас также есть семейный бизнес, который продолжает расти и расширяться, принося всевозможные новые деньги. Я должен был присоединиться к упомянутому делу. Это то, что ожидалось от меня и моего брата. Мы должны были поступить в школу Лиги плюща, изучать бизнес и финансы, а затем работать в компании, пока мой отец не уйдет на пенсию, после чего мы возьмем на себя управление и продолжим его дело.

Он смотрит в окно на секунду, и могу сказать, что это непростая тема для него, чтобы говорить.

— Брент, мой брат, — продолжает он. — Он перешел черту. Делал все, что хотели от него родители, и делал это по их расписанию. Он золотой ребенок, который не может сделать ничего плохого. Я, с другой стороны, казалось, только и делал, что разочаровывал их. Когда решил заняться хоккеем, а не миром инвестиционного банкинга, это стало последней каплей, — он ухмыляется и, наконец, смотрит на меня. — Они думают, что хоккей ниже их достоинства. Что это варварский спорт для простодушных, малообеспеченных скотов. И это прямая цитата, если тебе интересно.

— Боже мой, — говорю я, и мои глаза расширяются одновременно от шока и смятения. — Это ужасно. И так обидно.

— Еще бы, — он поднимает плечо, как будто пытается сбросить с себя тяжесть того, что только что сказал мне. Но я хочу, чтобы он знал, что мне искренне жаль, поэтому, прежде чем он успевает скрыть какую-либо боль, которую он может чувствовать, протягиваю руку и на секунду кладу на его.

— Действительно, — бормочу я. — Это отстой.

Ноа, кажется, удивлен моим прикосновением и оживляется, даже когда убираю руку. Когда он снова улыбается, часть напряжения в его выражении исчезает, и голубые глаза становятся теплыми, когда они встречаются с моими.

— Это отстой, но знаешь, в конце концов, все нормально, — говорит он. — У меня есть команда. У меня есть профессия, которую я люблю. Мне не нужно одобрение родителей или брата.

Что-то трепещет в моей груди, и я сглатываю, кивая. Оптимизм Ноа просто притягивает как магнит, и я не могу отвести взгляд от его красивого мужественного лица. Кажется, он тоже не важничает. Он, просто кажется, одним из тех людей, которые