Маленький отель на Санторини - Юлия Валерьевна Набокова Страница 31

по-гречески. Его горячее дыхание обжигает на контрасте с прохладным ветром, который овевает шею и играет с моими волосами. Я закрываю глаза, боясь не выдержать красоты этого вечера, и низкий чувственный голос Стефаноса проникает в самое сердце, трогая потайные струны души. Понимает ли он, что сейчас может делать со мной все, что хочет? Я пойду за ним, без сомнений и колебаний. Забуду обо всем, лишь бы быть с ним…

Песня обрывается, и мы останавливаемся. Открыв глаза, я вижу, что мы стоим на самом краю террасы – словно на краю неба. Теплый свет заходящего солнца окутывает нас сиянием и золотит белые домики Ии, превращая пейзаж в сказочный. Стефанос оценил бы красоту окрестностей своим взглядом художника, но он не сводит глаз с меня, как будто я – самое прекрасное, что есть на этом острове.

– Ты очень красивая, Ника. Я хотел бы нарисовать тебя. Ты позволишь?

– Сейчас? – разочарованно вырывается у меня. Ведь я ждала, что он меня поцелует! И все еще жду.

– Нет, – Стефанос смеется и убирает руки с моей талии. – Сейчас я слишком пьян, чтобы держать в руке кисть. В другой раз. Ты будешь мне позировать?

– Может быть. – Я пожимаю плечами и отхожу к парапету, глядя на солнце, которое садится над морем.

Стефанос встает у меня за спиной и обнимает за плечи, закрывая от ветра. Сейчас мы как Роуз и Джек из «Титаника» – только не на носу плывущего корабля, а на террасе над морем. А вокруг тоже пылает розовый закат.

Я не свожу глаз с горизонта и думаю о том, что история любви Роуз и Джека продлилась всего сутки, но Роуз помнила о нем до последних дней своей жизни.

– Я буду помнить этот закат всю жизнь, – говорит Стефанос, словно читая мои мысли.

Как такое возможно, что человек, которого я встретила вчера, понимает меня лучше, чем жених, которого я знаю четыре месяца? Что, если нам было суждено встретиться здесь, на острове?

Солнце беззвучно ныряет в море, сверху с улицы доносятся аплодисменты – туристы провожают закат.

– Знаешь, почему они хлопают? – тихо спрашивает Стефанос.

– Почему?

– Потому что это больше никогда не повторится.

– Это повторится завтра, – возражаю я.

– Нет, – в красивом голосе Стефаноса звучит грусть, – завтра будет другой день.

Я застываю от сознания того, насколько скоротечна жизнь, вглядываюсь за горизонт и отчаянно пытаюсь сохранить в памяти сегодняшний момент – это небо, море, прохладный ветер и тепло рук Стефаноса на моих плечах.

– Мне пора, Ника.

Стефанос разрывает объятия, и мне сразу же становится холодно и одиноко. Но не успеваю я расстроиться, что он уже уходит, как он спрашивает:

– Какие у тебя планы на завтра?

Я задумываюсь. Вряд ли Ирина завтра сообщит мне примерную смету по ремонту отеля. Значит, буду просто бесцельно слоняться по отелю или по Ие. Может, продолжу разбирать кабинет бабушки.

– Если ты свободна, давай съездим в Фиру?

– Вообще-то я там еще не была, – признаюсь я.

– Тогда зайду за тобой в восемь. Будь готова!

– Так рано? – удивляюсь я.

– Погуляем до жары. К полудню там будет пекло, уж поверь мне. А потом можем поехать на пляж. Ты ведь еще не видела вулканические пляжи?

Я качаю головой и с сомнением спрашиваю:

– Но ведь сейчас в море холодно?

– Купаться не будем, – смеется Стефанос. – Просто помочим ноги.

Он желает мне доброй ночи по-английски, а я отвечаю греческим «калинихта».

– Калинихта, – улыбается Стефанос. – Смотрю, ты делаешь успехи в греческом.

– Пока нет, но хотела бы его выучить, – говорю я, вспоминая дневник бабушки Афины.

– Что ж, тогда завтра начнем первый урок в Фире!

Стефанос уходит. А я запираю за ним дверь, возвращаюсь на террасу и думаю о нем. Я по-прежнему ничего не знаю о нем – где он будет ночевать сегодня, из какой он семьи, чем занимается, помимо того, что рисует. Но какое это имеет значение? Я знаю все про своего жениха, но это не сделало нас ближе. А со Стефаносом я чувствую настоящую душевную близость.

Когда я спускаюсь во дворик бабушки, черно-белая кошка уже лежит на коврике у порога.

– Ну, заходи, – я отпираю дверь и впускаю ее внутрь.

Кошка ступает через порог и сразу же направляется в спальню, как будто истинная хозяйка тут она.

Спать еще рано, и я достаю коробку с фотографиями. Сажусь за стол в гостиной, раскладываю снимки, изучаю лица моих родных, их одежду, прически, греческие пейзажи. Желтый свет люстры уютно освещает стол. Кошка выходит из спальни, запрыгивает на стул и косится на фото – как будто тоже разглядывает. Может, она застала в живых моих бабушку или отца? Приходила ли она к ним сюда? Впускала ли ее бабушка в дом? Позволяла ли лежать на своей кровати? Я перебираю снимки, и кажется, что мои родные рядом. Столпились вокруг стола, хотят рассказать мне свои истории.

Мое внимание привлекает одна из фотографий, свадебная. На ней Костас, совсем еще юноша, в белой рубашке и брюках. Рядом с ним жених в черном костюме – его ровесник, а между ними – красивая девушка в белом платье невесты. Костас с улыбкой смотрит на жениха, жених – на невесту, а невеста прямо и без улыбки смотрит в камеру, как будто на что-то сердится. Фотография сделана на Санторини, на фоне Ии. Судя по всему, до того, как мой отец отсюда уехал. За этим снимком кроется какая-то история, я интуитивно чувствую, что он важен, и откладываю его в сторону, чтобы завтра расспросить о нем Филомену. Наверняка мать Янниса подскажет, кто эти молодожены на снимке.

Другие фото я убираю в коробку и завожу будильник на семь тридцать. Ложась в холодную постель и кутаясь в одеяло, я думаю о Стефаносе, которого увижу завтра. А вовсе не о своем женихе. Кирилл больше не звонил мне и не прислал сообщения. Что заставляет меня сомневаться: а любит ли меня вообще мой жених?