Хочу тебя, девочка (СИ) - Борн Амелия Страница 34

Друг успокаивающе сжал мою руку:

— Не волнуйся на этот счет. У меня уже есть новая, абсолютно бомбезная идея!

Я вскинула голову, с любопытством на него уставившись: 

— И какая же? 

— Всему свое время! — усмехнулся Пьер. — Расскажу тебе, когда вернемся в отель, а пока…

Договорить он не успел. Со стороны входа послышался какой-то шум и перед нами показался один из охранников, а за ним…

Я едва не вскрикнула от ужаса. Исаев, что застыл на месте, глядя на меня, казался настоящим  ожившим кошмаром. Я едва сдержалась, чтобы не прикоснуться рукой к животу в защитном жесте.

— Марина, Пьер! — окликнул нас охранник, едва сдерживая на месте Исаева, который пытался решительно отстранить его, чтобы пройти, при этом не сводя с меня глаз. — Эти люди говорят, что они к тебе, Марина! 

Только сейчас я заметила позади Исаева какую-то женщину. Ее лицо было мне незнакомо, но что-то в ее облике — неуловимо близкое — встревожило меня. И то, как она на меня смотрела…  

— Марина! — прогремел голос Исаева, отвлекая меня от раздумий насчет непонятной гостьи. 

В голове вдруг резкой вспышкой пронеслось воспоминание о нашей последней встрече. Как он тогда сказал?..

— Уберите их отсюда, — холодно отчеканила я, повторяя те давние слова Исаева. — Я не знаю этих людей.

И, развернувшись на каблуках, пошла прочь, стараясь не думать о странно-молящем взгляде незнакомой женщины, который упрямо стоял перед моими глазами.

Часть 39. Камиль

Чего-то подобного, признаться честно, я и ожидал. Девочка вернула мне те слова, что я сказал ей однажды. Что ж, я их вполне заслужил, и даже был рад тому, что услышал. Потому что в каждом слове Марины мне чудилось неравнодушие. Ко мне. Хотя, может быть, я и ошибался на этот счет, но сейчас хватался за возникшую в голове мысль, словно утопающий за соломинку.     

Охранник попытался схватить меня и вытолкнуть, на что пришлось отреагировать довольно радикально. Коротко, но сильно ударив его под подбородок, я дезориентировал парня. На время, конечно, скорее всего, весьма короткое. Но мне должно было хватить его, чтобы догнать Марину и… а что делать дальше в этом случае, я не особо понимал.     

— Что? Меня тоже ударишь? — воскликнул Пьер, вставая на моем пути.     

— Не придется, — процедил я, отпихивая его от себя.      

Возле Марины я оказался через мгновение. Схватил ее за руку и, довольно бесцеремонно, втолкнул в небольшую каморку, заваленную каким-то барахлом. И не успел запереть дверь, как мое лицо обожгла вспышка боли. Потом еще и еще.     

— Немедля выпусти меня отсюда! Слышишь?! Я требую! — закричала Марина, выписывая мне пощечины  и пытаясь пробраться к двери, на пути к которой я встал непробиваемой скалой.    

Конечно, уже вот-вот эту дверь высадит охрана, а меня вышвырнут отсюда, но поступить иначе я не мог. Стоило мне взглянуть на Марину, как я понял — она не хочет иметь со мной ничего общего, и это, в целом, было объяснимо.     

— Выпущу, когда ты меня выслушаешь, — начал я, но девочка снова ударила меня.     

Довольно ощутимо забарабанила кулаками по моей груди, потом, словно бы спохватившись, отступила. Тесное пространство комнатушки мне казалось лишенным воздуха. Марина жадно хватала кислород ртом.      

— Я очень перед тобой виноват, — сказал я, слыша, как в запертую дверь начали ломиться с той стороны. — Я выяснил все. Тебя пытался подставить Ежов. Это он подбросил тебе документы. Потому что ты… его сестра.       

Взгляд, которым Марина обожгла меня, горел неверием и презрением. Теперь настала моя очередь делать глубокий вдох, потому что я со всей неотвратимостью понял — она меня не простит. Слишком глубокую рану я нанес ей. Слишком жестоко поступил, потому не заслуживал прощения.       

— Что ты сказал? — прошептала она голосом, полным неподдельного ужаса. — Повтори! Повтори сейчас же!   

Я набрал в грудь побольше воздуха и проговорил ровным тоном, ярко контрастирующим с тем, что чувствовал в данный момент:     

— Мать Ежова — та, кто дал тебе жизнь. Я понял, что ты узнала тайну своего рождения. Именно поэтому ты и была такой скрытной.    

В дверь снова забарабанили, взволнованный голос Пьера приглушенно констатировал:     

— Боже! Она там с ним совсем одна! Надо ломать дверь!     

Ни я, ни Марина на это не отреагировали, каждый по своей причине. Я упивался этими мгновениями наедине с девочкой, зная, что совсем скоро, вопреки моему желанию, они завершатся. Марина же была настолько растеряна, что ей было ни до чего.     

— Я очень перед тобой виноват, — повторил то, что уже сказал ранее. — Знаю, что вымолить прощение будет непросто…     

Сделав шаг к ней, я остановился, потому что Марина отпрянула от меня с таким испугом на лице, что от этой картины у меня внутри всё похолодело.    

— Но я люблю тебя, — сказал то единственное, что сейчас имело значение.       

— А я тебя ненавижу! — прошипела Марина, и черты лица ее исказились. — Ненавижу тебя и все, что с тобой связано! И мне плевать, что там случилось в прошлом. Плевать, за что и кто мне мстил. Я ненавижу тебя всей душой и буду ненавидеть всегда, что бы ни произошло!      

Слова острыми стрелами впивались в сердце. Я их заслужил, но слышать такое из уст любимой девочки было слишком невыносимо.    

— Если считаешь, что я тебя должна простить, можешь считать, что простила. Получай то, что хотел, как ты всегда умел это делать, но больше ко мне не приближайся ни на шаг! Никогда! Ты понял?     

Мой ответ, уже готовый сорваться с губ, потонул в грохоте. Дверь все же выломали, и теперь она повисла на одной петле. Меня тут же оттеснили в сторону, весьма грубо, надо сказать. Но хоть морду не начистили, и то хлеб.    

Марину же быстро увел прочь Пьер, бросивший на меня взгляд, полный черной злости.     

— Камиль!    

Ко мне подошла Елизавета Андреевна, и охранники чуть отступили, но продолжали болтаться рядом, как приклеенные.    

— Я даже не успела ей и слова сказать!    

И это все, что ее волновало? А хотя, о чем это я. Каждый из нас ехал сюда со своей целью. Матери Марины не было никакого дела до того, как именно встретит меня ее дочь. Мне, по правде говоря, тоже было плевать на то, что Елизавета Андреевна осталась не у дел.     

— Это уже не мои проблемы, — отрезал я, после чего направился к выходу из этой богадельни.    

Мне нужно было крепко выпить и не менее крепко обо всем пораздумать. 

Наверно, самым верным было действительно оставить Марину в покое. По моей вине она и так уже хлебнула горя, потому находиться с ней рядом и дальше и предпринимать попытки выпросить прощение было бы слишком эгоистичным.    

Но без нее моя жизнь ничего не значила. Все существование было пропитано Мариной и моей к ней любовью. Весьма запоздалой, но разве я не имел на нее права?    

Разве сама Марина была ко мне равнодушной? По крайней мере, в те, слишком короткие, дни, когда мы, как мне казалось, были счастливы?    

Опустошив третий подряд бокал виски, я принялся щелкать пультом от телевизора в бесплодной попытке отвлечься хоть на что-то. И вдруг понял, что делаю все это время, и почему глушу алкоголь в надежде на опьянение.      

Я прокручивал и прокручивал слова Марины в памяти. 

«Я тебя ненавижу!». 

Я верил тому, что она сказала. Верил каждой букве. Каждой эмоции, испытываемой девочкой в тот момент. И пока даже представления не имел, что делать и как действовать дальше.

Еще была Елизавета Андреевна, но о ней мне хотелось думать в последнюю очередь. Мать Марины летела в Милан со своими целями, что ж… ей их и следовало добиваться. В одиночку. В этом Ежовой я был не помощник.     

Все же вырубив телевизор и закинувшись еще одной порцией виски, я лег и закрыл глаза. Знал, что уснуть не удастся, да такой задачи перед собой и не ставил. Собирался назавтра же вновь отправиться к Марине, вот только ни черта не мог понять, что ей говорить и как себя вести. Просто планировал находиться рядом, а остальное решать по мере своих возможностей.