Анна Берсенева - Женщина из шелкового мира Страница 35

— Ведь так? — настаивал он.

— Ну… В общем, да. Но какое это имеет значение? — сказала Мадина.

— Существенное. Если вы хотите именно этого, то я предлагаю вам поехать со мной.

— Зачем?

Мадина настолько не ожидала такого предложения, что даже не возмутилась, а лишь удивилась.

— Затем, чтобы ваш выбор лежал в более широком диапазоне, — усмехнулся Аркадий Андреевич.

Это была чеканная формулировка. Они с Мадиной стояли друг напротив друга и смотрели друг на друга прямо, неуклончиво.

— Ведь вы хотите перемен? — повторил он.

Она молчала секунду, не больше. И ответила:

— Да.

— Пойдемте.

И она пошла вслед за ним, и прошла перед ним в дверь, ведущую в коридор, от ошеломления забыв даже проститься с Леночкой.

И вот теперь она сидела в его квартире, которая словно плыла над Москвой всеми своими окнами, и понимала, что участь ее действительно переменилась.

Когда Аркадий Андреевич привез ее сюда, Мадина растерялась. Держаться непринужденно ей удалось только в первую минуту.

— А… почему студия? — глупо пролепетала она, оглядывая серые бетонные стены.

— Вообще-то студией это не назовешь, конечно. Разве что из-за формы помещения. Но я здесь не танцую и не рисую. Это просто квартира, — невозмутимо ответил он. — Новая квартира.

— Но… зачем вы меня сюда привезли? — выговорила она еще более глупым тоном.

Аркадий Андреевич коротко улыбнулся.

— Не бойтесь, — сказал он. — Мои намерения чисты, как слеза младенца. Я всего лишь хочу предложить вам другой вариант трудоустройства.

— То есть какого же трудоустройства? Здесь?

— Да. А что в этом странного? Вы же видите, квартира не отделана. Кто-то должен заняться ее отделкой.

— Как? — оторопело произнесла Мадина. — Вы хотите, чтобы я отделывала вам квартиру?

— А что в этом особенного? — пожал плечами он.

— То есть как что особенного?! — возмутилась она. — Я… И вообще, я не умею!

— А вам и не надо ничего уметь. Маляры-штукатуры имеются. И даже прораб, который будет ими руководить, тоже в наличии. Вам надо просто придумать, какой должна быть эта квартира. Задача несложная и даже приятная.

— Но я же не дизайнер! — воскликнула Мадина.

Его предложение показалось ей таким абсурдным, что она даже не знала, как ей ко всему этому относиться. Как к оскорблению? Или как к недоразумению? Или… Непонятно!

— У вас есть вкус, — сказал Аркадий Андреевич. — А это, собственно, единственное, что необходимо для данной цели.

Он говорил об этом с такой уверенностью, как будто они не познакомились всего пару часов назад — да и не познакомились ведь, просто случайно узнали, как кого зовут! — а были знакомы много лет и у него была тысяча случаев убедиться в Мадинином вкусе.

— И вообще, рассудите логически, — продолжал он. — Куда бы вы ни устроились на работу, надо же вам будет где-то жить. А здесь вы можете совместить одно с другим. — И, не дожидаясь Мадининого ответа, он положил на подоконник ключи. — Вот. Устраивайтесь. Привезите вещи, какие вам нужны. Я загляну в ближайшее время, обсудим подробности.

И вышел. Не в силах произнести ни слова от ошеломления, Мадина подошла к окну, точнее, к оконной стене, только так можно было назвать это сооружение. Тогда она и увидела впервые эти бесконечные поля зеленых крыш, тогда и мелькнула у нее в голове странная мысль, что они, наверное, медные… И тогда же ее охватил восторг.

«А ведь это она и есть! — подумала Мадина. — Перемена участи. Перемена жизни. Да, это странно. Но, значит, моя жизнь будет теперь странной. Она долго была у меня отчетливой и ясной, а теперь вот, значит, будет совсем другой. Кто сказал, что это плохо?»

Московские крыши, казалось, говорили ей что-то в ответ, и между собою они разговаривали на разные голоса, и было в этом их разговоре такое волшебное обещание, что Мадина зажмурилась от предчувствия своего необычайного будущего.

Кофе, который она поставила на плиту, незаметно поднялся и чуть не пролился; Мадина успела к плите в последнюю секунду. Но налить кофе в чашку она уже не успела: раздался звонок домофона.

Аркадий никогда не открывал дверь своими ключами — всегда звонил внизу, предоставляя Мадине открыть самой. Возможно, в этом проявлялась его тактичность, но ей казалось, что он поступает так из каких-то иных соображений. А просто так, вообще без каких бы то ни было соображений, он не делал ничего.

На маленьком экране, установленном у двери, лицо его выглядело перекошенным. Хотя на самом деле у него было приятное лицо — с немного размытым от возраста, но не оплывшим, а мягким и от этого каким-то располагающим контуром, с очень близко, почти возле самого носа поставленными глазами, в которых всегда сохранялось внимательное выражение.

Мадина нажала на кнопку, открывающую дверь подъезда, отперла дверь в квартиру и, оставив ее приоткрытой, ушла обратно к столику. Она не любила остывший кофе.

— Здравствуй, дорогая, — сказал Аркадий, входя. — Ну как, собралась?

— Да, — кивнула Мадина. — Допью кофе, и можем ехать.

— Налей и мне. — Не снимая плащ, он присел на стул рядом с нею. — Дождь на улице.

— Да.

— В дорогу хорошо.

— Да.

Мадину не угнетал такой односложный и бессодержательный обмен словами. Она чувствовала себя с Аркадием непринужденно. Это с самого начала было так, не изменилось и за те три месяца, что они были вместе.

Кофе они выпили одновременно. Пока Мадина мыла свою чашку, Аркадий перевернул свою на блюдце.

— Давай помою.

Она протянула руку. Аркадий не ответил — разглядывал кофейные узоры. Его погруженность в это занятие могла показаться странной, потому что Мадина уже знала, что ни в какие знаки судьбы он не верит. Но странной ей такая погруженность не казалась, потому что она уже знала про него и другое: он всегда полностью погружался в то, чем занимался в данную минуту, пусть даже это занятие являлось для него совершенно пустяковым.

Он просто не мог думать о двух вещах одновременно. Мадина даже удивлялась, как он при этом занимается бизнесом, и бизнесом огромным, успешным. Но, возможно, в деловой сфере своей жизни он думал каким-нибудь другим способом.

— Все. — Аркадий поднялся и подал чашечку Мадине; она быстро ополоснула ее. — Летим.

Это была долгожданная поездка. Кажется, и для Аркадия долгожданная, потому что он никак не мог найти для нее сколько-нибудь длительный перерыв в своих делах, и вот наконец нашел. А уж для Мадины тем более. Они летели в Париж, а она принадлежала к тем людям, для которых это слово было главным символом мечты.