(Не) настоящий ангел - Амалия Март Страница 36

— Так ты не ответил, — летит в спину.

— Чего? — оборачиваюсь, уже поднявшись на пару ступеней.

— Любишь мочалку эту? — кивает на улицу, словно там под окнами меня ждет девушка.

— Не твое дело, малявка.

— Она же страшная, как атомная война, — дерзко вскидывает подбородок и сверлит меня провокационном взглядом.

— На себя лучше посмотри, — ей и пары слов хватает, чтобы выбесить меня до пятен перед глазами.

Ирка классная, может, не прям красотка, но веселая и легкая на подъем. Активистка универа, спортсменка, квнщица. И с пустующей хатой в городе. Идеальный варик, все пацаны мне завидуют.

— А я, в отличие от твоей страшилы, красотка, — заливается смехом дьявол в юбке.

“Ангелочек” широко разводит руки и медленно оборачивается вокруг своей оси, давая мне шанс оценить ее со всех ракурсов. И спорить тут бесполезно, из мелкой угловатой противной девчонки она выросла весьма ничего. Худая, высокая, с этими длинными светлыми как у Барби волосами и точь-в-точь кукольным лицом. Многие ведутся, не зная, какое исчадие зла живет внутри этой заразы.

— Не в моем вкусе, — равнодушно хмыкаю и снова продолжаю подниматься по лестнице.

Перед глазами все еще стоит ее джинсовая юбка, больше напоминающая пояс. Одно неверное движение и весь свет ее увидит круглую задницу. Зуб даю, у нее на трусах все еще изображены феи Винкс, а строит из себя взрослую. “Но это не мое дело, не мое” — продолжаю повторять себе, поднимаясь выше.

— Потому что у тебя вкуса нет, — зло бросает в спину малявка.

— Ага, — соглашаюсь специально, знаю, как ее это бесит.

— И глаза у тебя на заднице!

— Что есть, то есть, — подначиваю, продолжая поднимаясь выше.

Сзади раздаются шаги. Ты посмотри, даже следом поперлась.

— Слепень старый! — плюется в спину.

— Ты уж определись, глаза у меня на задницы или я старпер подслеповатый, — уже откровенно ржу с ее детских выпадов.

— Определилась. Ты просто идиот, — зло выплевывает и бросает мне в спину что-то твердое.

Попадает прямо между лопатками.

— Ай! — поворачиваюсь, чтобы увидеть у себя под ногами туфлю.

Ну офигеть. Обувью в меня еще не кидались. Даже Катька, разнесшая по всему универу, что я извращенец, которому нравится, когда за ним наблюдают дети. Спасибо “ангелочку” опять же. Отмывался потом еще год от этой фигни.

Хватаю с пола черную туфлю и продолжаю дальше подниматься на этаж.

— Эй! — орет сзади малая. — Отдай.

— Что упало — то пропало! — ржу я, набирая скорость. На одной ноге она меня точно не догонит.

— Верни, обувной фетишист!

— Ох, какие заумные словечки мы знаем, — кричу с третьего этажа вниз.

— Извращенец!

— Придурочная!

— Я тебя убью!

— Сначала попробуй достать, мелочь!

Останавливаюсь между нашими дверями на этаже и прислоняюсь спиной к стене, поджидая неадекватную малявку. Иногда кажется, что ее единственная цель в жизни — испортить мою. Она из кожи вон лезет, чтобы подгадить.

— Туфлю, — протягивает руку, останавливаясь напротив меня. Быстро добралась. Не побрезговала голой ступней по лестнице бежать.

— Сначала извинения, — задираю руку над головой с зажатым трофеем.

— Это за что?

— За телефон, за “идиота”, — перечисляю. — За “мочалку страшную”.

— Ой, да пожалуйста, — фыркает она. — Не так уж мне нужны эти туфли, они старые, — складывает руки на груди и поджимает босую ногу, ставя ступню на ту, что обута.

— Холодно, наверное… — снова провоцирую ее, размахивая над головой ее обувью.

— Я свои слова назад не возьму. Она — страшненькая, а ты — слепой влюбленный идиот, — крепко поджимает губы, словно сейчас расплачется, хотя эта девчонка кремень, ее слез уже лет десять не видел, так что это, наверное, судороги.

— Сама не лучше. Вон как для своего вырядилась, — киваю на ее юбку. Кто там ее хахаль нынче? Тот, что сиги у меня стрелять пытался, или который с тупой стрижкой под зэка?

Кто бы говорил про “любовь слепа”. Я бы на месте ее матери вообще из дома до совершеннолетия не выпускал, глядишь, не закончит в подворотне.

— Это просто развлечение, — выплевывает она. — Я никого не люблю. Любовь — это вообще для слабаков.

Самоуверенно смотрит мне в глаза, ожидая, видимо, реакции.

А меня разбирает смех. Я и забыл, как сам в этом возрасте считал себя выше всех этих чувств.

— Ладно, держи свою туфлю, ущербная, — вкладываю черную обувку ей в руки. — Будь сильной, — смеюсь над ней.

Разворачиваюсь к двери, открываю ее ключом, и захожу домой, все еще посмеиваясь. Такая она еще дурында. Влюбится, как миленькая, и станет кроткой пускающей слюни кошечкой, как все девчонки. Когда-нибудь.

Хотя всего через пару лет я убедился: аллигатор не может стать кошечкой.

Беру в руки телефон и убираю его подальше, так и не прочитав последние сообщения. Я в это болото больше ни ногой.

Глава 25

Ангелина

На языке привкус горечи и мудачества.

Никогда еще похмелье не отдавало в голову и грудную клетку одновременно. И все из-за гребаного Арсеньева.

Проснувшись, первым делом проверяю телефон. Надежда, что я невовремя отрубилась и мой директ заполнен его сумасбродными сообщениями тает на глазах, задушенные реальностью: он меня слил. А я выставила себя полнейшей дурой.

Впрочем, не в первый раз.

Его удивительная способность превращать меня в овцу, с возрастом лишь достигла совершенства.

Встаю с кровати и медленно, чувствуя себя окончательно сломленной, плетусь в ванну.