Патриция Гэфни - Бегство из Эдема Страница 37

Алекс поторопился исправить положение.

– Жаль, что я не знал о вашем приезде, Бен. Завтра мне придется уехать в Нью-Йорк, а то я показал бы вам стройку. Правда, я мог бы отложить отъезд на день, или вы…

– Не стоит, я сам должен вернуться в город с утра пораньше. Вы едете восьмичасовым? Значит, мы можем все обговорить на пароме.

– Ну я пойду, – сказала Дейзи, поднимаясь с кресла. – Рада была познакомиться, мистер Кокрейн. Я так много о вас слышала.

Он окинул ее откровенно хамским взглядом, вытащил из жилетного кармана часы и щелкнул крышкой, проверяя время.

– Да ну? Я тоже о вас кое-что слышал.

Сара вспыхнула от возмущения.

– Я вам позвоню, – сказала она Дейзи, коснувшись ее руки. – Спасибо, что составили мне компанию сегодня. Скоро увидимся.

Дейзи пожала ей руку и отвернулась, не говоря ни слова.

– Ну что ж… – начал Алекс, – я, пожалуй…

– Не вижу причин, почему бы вам не пойти на обед вместе с нами, Макуэйд, – внезапно перебил его Бен, даже не потрудившись понизить голос. – Вы не знакомы с Кейнсом? Главным образом недвижимость и банковское дело. Вам было бы полезно свести с ним знакомство. Пойдете с нами?

Алексу следовало бы согласиться. Огден и остальные партнеры были бы рады обзавестись новыми многообещающими связями, к тому же они ожидали, что время от времени он будет принимать участие в светских мероприятиях с самым важным из своих клиентов.

– Спасибо, Бен, я ценю вашу заботу, но, пожалуй, на этот раз мне придется отказаться от приглашения. Мне надо упаковать вещи и сделать несколько телефонных звонков перед отъездом, пока еще не слишком поздно.

Он привел еще несколько причин, столь же глупых и неубедительных, но в данный момент его не волновало, поверит ему Кокрейн или нет. Ему было наплевать. Этот ублюдок обхватил рукой плечи Сары, а она смотрела прямо перед собой, в никуда, притихшая и напряженная. Майкл стоял рядом, глядя на отца с простодушной детской любовью. Алекс решил, что надо поскорее выбираться из этого дома.

У него не хватило духу взглянуть в лицо Саре, он даже не дослушал ее, пока она желала ему счастливого пути.

– Пока, Майкл. Увидимся утром, Бен.

Алекс стремительно повернулся кругом, поспешно спустился по ступеням крыльца и чуть ли не бегом скрылся за поворотом дорожки, быстро прошел по городу в сгущающихся сумерках и оказался дома через пятнадцать минут. Рекордное время.

Его дом представлял собой просторное деревянное строение на самом берегу, выступающее из густого соснового леса, который начинался прямо у его задних дверей. Вдоль длинного фасада в передней части дома тянулась открытая веранда. На ней Алекс проводил большую часть своего свободного времени и любовался океаном – либо сидя в кресле, либо покачиваясь на поскрипывающих качелях. В самой большой комнате имелось окно чуть ли не в четыре фута шириной, поэтому он превратил ее в спальню, а свой рабочий кабинет перенес в бывшую столовую. Наверху располагались ванная и еще две комнаты, которыми он никогда не пользовался. Немногочисленная мебель была старой, но вполне пригодной, кровать – удобной. Никаких соседей. Это место идеально устраивало Алекса.

Но в этот вечер ему здесь стало тоскливо. Включив везде свет, он начал рыться в кухне в поисках съестного и просто из лености остановил свой выбор на банке консервированной фасоли. Алекс открыл ее, отнес на веранду, уселся на перилах, вытянув одну ногу вдоль деревянного поручня, и съел холодную фасоль, наблюдая восход луны.

Однообразный и ровный шорох волн, мерно разбивающихся о берег, постепенно успокоил его. Теперь Алекс уже и сам не понимал, почему на несколько секунд его охватило такое мучительное, почти паническое чувство, когда он увидел Кокрейнов вместе. Как это глупо, даже самонадеянно с его стороны – воображать, будто Сара нуждается в нем, особенно в его защите. Она была сильной женщиной, она прожила со своим грубияном-мужем восемь лет. Вряд ли ей нужен кто бы то ни было.

Но его тут же одолели сомнения иного рода: он начал спрашивать себя, нужна ли она ему. Прошедшие недели стали необыкновенными, лучшими в его жизни. Почему? Только потому, что женщина, с которой он познакомился три месяца назад, и ее семилетний сын любезно позволили ему стать частью своей жизни. Впервые с тех пор, как он себя помнил, Алексу показалось, что он стал членом семьи.

И вдруг выяснилось, что это был всего лишь сон. Внезапное возвращение Кокрейна грубо вырвало его из мира грез и ускорило запоздалое пробуждение. Да, ему давно уже пора было проснуться. Он слишком поздно понял, что за привилегию общения с Сарой надо заплатить очень дорого: знать о ней все, принимать близко к сердцу все ее заботы. Платить столь высокую цену он был не готов. Но и отступать, разрывать знакомство было уже поздно – все слишком сильно запуталось.

Еще совсем недавно мысль о кратком, ни к чему не обязывающем романе с Сарой Кокрейн казалась ему соблазнительной, вполне логичной и закономерной. Алекс откровенно и без стеснения признавал, что хочет получить удовольствие. Взять свое и красиво уйти. Как боксер, одержавший победу в призовом матче, или хирург, сделавший успешную операцию. Если угодно, даже как грабитель. Но теперь он знал слишком много. Слишком многое чувствовал. Даже Майкл стал для него неразрешимой проблемой. Если он сейчас оборвет все связи, расставание с Майклом станет для него не менее тяжкой утратой, чем расставание с Сарой. Как же все это могло случиться?

Сам виноват: позволил делу зайти слишком далеко.

Нельзя было этого допускать. Алекс оправдывался тем, что оказался в новой для себя обстановке, все пошло вкривь и вкось, он потерял ориентацию. Он поддался чарам Майкла и обаянию Сары. Но завтра утром он отправится в Нью-Йорк, а завтрашний вечер, несомненно, проведет вместе с Констанцией. В ее постели, если захочет, или, к примеру, на ее обеденном столе, если ему, черт побери, взбредет в голову такая фантазия. Так почему же ему так трудно даже припомнить, как выглядит ее лицо?

Констанция была для него идеальной спутницей: неглупой, темпераментной, не обремененной предрассудками и личными проблемами. При этом она умела держаться в рамках приличий и – что еще важнее – не была в него влюблена. Он, можно сказать, создал себе имя, годами обхаживая и ублажая женщин, подобных ей. В нью-йоркском обществе за ним прочно закрепилась репутация сердцееда, неотразимого весельчака, всеобщего любимца.

Алекс не страдал тщеславием, но в глубине души признавал, что был, пожалуй, несколько избалован. Он пользовался доверием у мамаш, потому что никогда не покушался на репутацию девственниц: с невинными девушками он был неизменно мил и любезен, а они отвечали тем, что влюблялись в него без памяти. Но он всегда играл по правилам и укладывал в постель только готовых к услугам женушек и вдовушек.