Руки прочь, профессор - Джина Шэй Страница 39

– С чего бы мне это делать? – с деланным интересом спрашивает он. – Ты что, можешь мне что-то предложить?

В голове мгновенно рисуются похабные сценки, на которые он несомненно намекал. Вот только это сейчас совсем не то.

– А вам что, супчиков уже мало? – эти слова я ему в лицо практически выплевываю. – Что вы ко мне привязались? Что вам от меня надо?

От напряжения между нами вибрирует воздух, или это мне только кажется?

– Чего мне от тебя надо? – он повторяет тихо, с отчетливым раздражением. – Мне нужно, чтоб тебя не было тут, холера. Чтобы ты не мозолила мне глаза. Не бесила. На крайний случай сойдет, если будешь вести себя как пай-девочка. Ну а если ты не можешь – на себя пинай. Любой из твоих щеглов будет ощипан догола. И только ты будешь в этом виновата.

– Я? – медленно, но верно я начинаю задыхаться от гнева. – Я виновата? В том, что вы козел озабоченный? С жены своей спрашивайте. После супчиков. А я с кем хочу, с тем и бу…

Договорить не успеваю. Тяжелый кулак врезается в стену рядом со мной. Яростный Ройх нависает надо мной грозящей вот-вот разразиться штормом тучей.

– Нет, не будешь, – шипит он на конкретном таком инфразвуке, – на моих глазах ты задом крутить не будешь, холера. Ясно?

Мое сердце бьется где-то в горле, громко, гулко, словно большой барабан. От адреналина, но не от страха внезапно.

Просто…

Я вдруг поняла, что неотрывно смотрю на губы Ройха. Жесткие такие. Категоричные. С маленькой трещинкой ближе к левому краю.

Он, кажется, понимает, что вспылил совершенно зря. Делает микрошажок назад, тихо скрипит зубами.

– Уйди немедленно вон, Иванова, – он пытается говорить сухо и бесстрастно, но голос его подрагивает, выдавая напряжение.

Я неровно сглатываю.

Да, уйти, пожалуй, лучше всего будет. Надо…

Надо встать на цыпочки и лизнуть эту его губу. Хочу. Немедленно!

17. Смерть рассудка

Это похоже на… смерть.

Жгучую, жадную, ледяную смерть.

Между нами было расстояние – и нет его больше. А смерть – смерть есть. Иного и не бывает, когда сходятся в смертельной битве непримиримые враги.

Его руки так крепко впиваются в мои бедра, так жадно – кажется, он меня разорвать хочет. На две половинки. И бросить так.

Мои зубы отчаянно пытаются сделать из его рта кровавое месиво. Изгрызть до беспамятства!

Пускай вернется к женушке с рассаженными губами. Пускай объясняет ей, откуда на шее и морде столько царапин. Пускай!

– Идиотка, – шипит он яростно, шипит – но ровно после этого впивается губами в мою шею, – что же ты делаешь, безмозглая девчонка?

– А ты не ведись, мудак, – с бешенством выдыхаю. Выдыхаю и тут же давлюсь судорожным стоном. Все мое существо только что скрутило жарким спазмом. – Не ведись. Что, слабо тебе?

– Слабо, – хрипит, накручивая мой хвост на кулак, карая меня болью, – слабо, дрянь ты мелкая. Слабо. Рада слышать? Зато мне не слабо прямо здесь и сейчас тебя выебать. Так, что ты на ноги встать не сможешь.

– Ой ли? – с оттяжкой скребу когтями под его рубашкой. Снимаю тонкий слой кожи с тех рельефов. – Голос я не сорвала в прошлый раз. У вас громкие рекламные слоганы, профессор, а на деле…

Господи, зачем я надела юбку сегодня? Так подставилась…

Я даже договорить не успеваю, как жесткие резкие пальцы оказываются там, где, будь на мне джинсы, им пришлось бы пробиваться сквозь молнии и тугую ткань. А с юбкой – всех и делов, просто задрать подол…

Бля…

– Извини, кажется, я тебя перебил, холера, – пока я задыхаюсь, Ройх с жесткой улыбкой вглядывается в мое лицо, – повтори. Я слушаю!

Сука. Сука. Сука…

Его пальцы и мой клитор оказываются слишком хороши вместе. Настолько хороши, что у меня все в глазах плывет.

Не. На. Ви. Жу!

Каждый волос на его голове. Каждый атом в его теле. Этого мужчину придумали для ненависти и секса. И в обоих искусствах он чрезвычайно хорош…

– Ну же, давай, – он продолжает издеваться, – спорим, ты кончишь раньше, чем сможешь сказать мне “на надо”?

– Н-не… Н-не… – не желаю отдавать ему победу так просто. Но шансов нет. Стоит только шевельнуться моим губам – как Ройх резко двигает локтем. И я снова давлюсь раскаленным жидким воздухом.

Только бы не заорать…

Господи, как же сложно…

В ярких сполохах и ощущениях я захлебываюсь. Тону. Меня рвет на части.

Я не должна с ним…

Вообще ничего.

Тем более это…

Но… Боже…

Руки цепляются в его плечи, губы сами тянутся к его рту. Я того и гляди сдохну, не выдержу, взорвусь от острого кайфа. Будто он – мой наркотик, и сейчас у меня лютейший приход…

И доспех мой, все, что я держала так долго – трещит, скрипит, трухой рассыпается.

– Еще, еще, пожалуйста…

Мольбы, которыми я задыхаюсь – как контрольный выстрел в голову. Я с ума по нему схожу. Вот сейчас, здесь, все что мне надо – его пальцы, что жестко меня трахают. Грубые. Бешеные. Такие горячие…

Нет больше сил на него рычать. Еле-еле хватает, чтобы сдерживаться.

– Ох, девочка… Думаешь, я могу остановиться? – только раздавшийся в ответ стон меня и успокаивает. Не мне одной сейчас сорвало крышу.

Ногти до боли впиваются в ткань его пиджака. Изо рта вырываются уже не рваные выдохи, а высокие всхлипы. Того и гляди умру…

– Так хочу, чтобы ты кончила сейчас, – шепчет отчаянно, а пальцы его ускоряются, – нихрена мне больше не нужно. Только это. Можешь?

– Да. Да. Да!

То, что было моим ответом, становится капитуляцией. Потому что именно в эту секунду белая смерть выкручивает, выгибает меня дугой, зажимает мне рот жесткой ладонью, впивается в шею острыми зубами.

– Тише, холера!

Тише…

Как это тише?

У меня одно сердце сейчас в груди барабанит так, что его с улицы должно быть слышно.

Жизнь в меня возвращается медленно. Маленькими порциями. Мир собирается из мелких кусочков перед глазами. Воздух медленно-медленно остывает.

Хорошо на его руках. Так хорошо – так бы и осталась. И пусть его пальцы вот так же нежно меня поглаживают все там же, где и сейчас, заставляя даже от этого все мое существо нервно, но сладко подрагивать.

– Глупая, глупая девчонка, – шепчет Ройх, а губы его скользят