Руки прочь, профессор - Джина Шэй Страница 40

Что-то случилось с нами обоими. Что-то заставило нас прекратить грызню. Размазало нас тонким слоем по этим стенам. И восстановиться пока не получается.

– Ты… Первый начал, – тихо откликаюсь я, пытаясь начать ровно дышать. Не получается. Один нормальный вдох приходится на три мелких, судорожных.

– Что, Кострова своего пожалела? – тон Ройха становится жестче. – Жалеешь, тогда не подходи к нему больше. Не разговаривай. Не улыбайся. А то я с него скальп сниму, и на стену прибью. Хочешь?

– То есть вы, Юлий Владимирович, будете по вечерам к женушке возвращаться, потрахивать её по графику, а мне ни улыбнуться, ни слова сказать никому нельзя? – настроение снова неумолимо портится.

– Какая ж ты наивная, холера, – он обреченно вздыхает и поправляет мою юбку, голодно гуляя пальцами по моему бедру, – это где бы я успел жениться, за трое суток? И на ком?

– На курице своей! С супчиками! – шиплю, но в то же время – позади меня будто свет начинает брезжить.

– После того, что ты устроила в понедельник? – насмешливо фыркает Ройх. – Там нет уже речи про супчики, которые тебя так бесят. Там со мной и парой слов обменяться больше не хотят. Потому что я извращенец, который тащит в постель малолеток.

Кажется, с моих плеч сваливается что-то бесконечно тяжелое. Пара-тройка мешков картошки, не меньше.

Но зачем тогда…

Резкий бесцеремонный стук в дверь у самого моего уха встряхивает и меня, и Ройха, словно удар током. Словно застуканные с поличным убийцы мы уставляемся друг на друга.

У него – следы от укусов на губах и следы моего блеска на скулах. Я торопливо пытаюсь их стереть, а он головой встряхивает.

– Юл, ты здесь? – голос нашего проректора узнать легко, его у нас в универе все в лицо знают. – Я зайду? Кое-что обсудить надо!

– Под стол, живо! – тихим, но в тоже время пронзительным шепотом приказывает мне Ройх.

Под стол! Мне! Да за кого он меня держит?

По всей видимости – за куклу резиновую. Потому что он меня волочет за руку и быстро запихивает под широкий деканский стол. Будто там мне самое место.

Улиточка в домик марш!

Спрятал меня, и сам падает задницей в деканское кресло. Двигается вперед, так, что я оказываюсь зажатой в тесной маленькой клетушке из трех деревянных стенок и мужских коленей.

Между мужских коленей…

– Заходи, Егор Васильевич, заходи, – хрипло произносит Ройх где-то сверху, над столешницей. Вроде бы невозмутимо. Но, я слышу, как он барабанит по столешнице пальцами. Тревожно!

Я будто забившаяся в угол зверюшка. Скукожилась, сжалась, боюсь дышать лишний раз, чтобы не быть услышанной. И навострив уши, стараюсь не упустить ни единого звука.

…Мерные шаги проректора от двери.

…Скрип пожилого, но очень солидного кресла, которое стоит напротив деканского стола

…Тишину – задумчивую тишину, в которой мне мерещится, что я слышу, как жадно втягивает воздух носом мой враг.

Вообще-то проректор – симпатичный мужик. Приятный. Из тех, кто всегда старается разобраться в ситуации и вникнуть в позицию студента.

Но вот сейчас – он явно мой враг. Враг, от которого меня скрывает только одна задняя стенка письменного стола.

– Что-то не так, Егор? – хмурый голос Ройха разбавляет гнетующую тишину, в которую мне выдохнуть-то было страшно. – Ты, кажется, говорил, что у тебя есть вопросы, не терпящие отлагательств.

– Да, есть вопросы, – лениво откликается проректор, – я задумался. Ты и в деканском кресле. Будем считать, я скучал по этой дивной картине.

Значит ли это, что насчет повторного назначения я угадала?

– Не каркай, – ровно откликается Ройх, – заседание совета только в следующий четверг. И на нем меня даже с исполняющего обязанности запросто снимут. Но расписание сессии само себя не составит.

Еще не декан.

А я, оказывается, обнимаю его за ногу. И к колену щекой прижимаюсь.

– И тем не менее, смотришься ты в кресле уверенно, – насмешливо возражает Егор Васильевич, – хотя, кажется, ты и на моем месте будешь уверенно смотреться, паршивец.

– Уже видишь во мне угрозу? – в тоне Ройха слышится кривая улыбка. – Это лестно, Васнецов. Но все-таки, что у тебя за вопрос ко мне?

– Как дела с Ивановой? – слышать свою фамилию из уст самого проректора – почти то же самое, что получить приводящую в себя оплеуху. – У неё нет наготове лишней порции компромата на тебя?

О-о-о, интересно, а что будет, если я сейчас подам голос и вылезу из-под стола? Это ведь компромат, да?

Я метко пришибаю всколыхнувшуюся внутреннюю стерву тапком и позволяю себе чуть-чуть воздуха из груди выдохнуть. Не дышала минуты три. Перед глазами уже точки черные…

– Я держу с ней дистанцию. У неё нет и не будет ничего такого, что она могла бы мне предъявить.

Ройх говорит сухо, а внутри у меня обостряется язвительность.

Дистанцию он держит.

Это интересно когда? Когда я на его колени задницей садилась? Или вот сейчас когда я почти лицом в его пах уткнулась?

И вправду, дистанция экстра-класс, куда уж дальше?

Из чистой вредности я касаюсь противоположного колена Ройха пальцами. Касаюсь, вижу, как нога его вздрагивает от прикосновения, а я веду ладонью выше.

Да-да, профессор. Я ничего вам не могу предъявить. Только ваш стояк железобетонный, вот прямо сейчас!

И это до того, как я к прикоснулась к особенно выпирающей зоне на его брюках. А потом – положила руку и замерла, кожей ощущая, как вздрагивает и пытается прорваться сквозь плотную ткань раскаленное чудовище. Прорваться и поздороваться.

Мне показалось – или я слышала, как едва слышно, с ощутимой силой выдохнул Ройх? Ну, да, из нас двоих только я кончила.

– Смотри, – в тоне проректора слышится сомнение, – ученому совету будет достаточно малости. Ты сам знаешь. Один намек на то, что ты домогаешься до студентки – даже я тебя не спасу.

– Я тебя умоляю, Васнецов, – с напускным безразличием, делая вид, что расписывает ручку, Ройх кривит губы, – не до чего там домогаться. Обычная же девчонка. Приятная, конечно, но ничего особенного.

О-о-о!

У меня перед глазами снова сгущаются черные тучи. Только теперь – не от нехватки воздуха, а от бешенства.

Не до чего домогаться?

Ничего особенного?

Вот ведь кому-то врать не стыдно! Сам при всем при этом бесится, даже когда со мной рядом парень с моего курса сядет!

Идея наказания приходит внезапно. Обжигает мой разум внезапностью, яркостью, ошеломительностью. И нравится мне безумно.

В конце концов…

Какая разница, а?

Все равно же за