По лезвию судьбы - Алина Савельева Страница 39

Из открытого окна уже послышались аромат кофе и разговоры Мартино и Симоны. Бабушка рано просыпается, а мелкий паршивец, наверное, только нарисовался, вернувшись с тусовки.

— Массимо! Ты выглядишь слишком недовольным после ночи не в гостевой комнате, — задорно и лукаво улыбаясь, приветствовала меня бабушка.

— А у него от допинга пизанская башня сдулась, — вякнул Мартино.

— Заткнулся бы ты, рожа мафиозная.

— Я вас расстрою, мальчики, но половину заповедей Коза Ностры вы уже нарушили. И прекратите немедленно это, помолчите! Близкие люди не должны делать друг другу больно!

Воткнув свои AirPods в уши, умчал на пробежку. Но музыку не слышал. В голове крутились бабушкины слова. Не делать больно. Замолчать?

А что вы знаете о боли? Невыносимой, пожирающей изнутри. Засевшей намертво, сжигая вены и мучительно медленно высекая раны раскаленным лезвием на сердце и в душе. Когда нет смысла просыпаться, желания жить, бороться, не сдаваться. И в новом дне все так же нет просвета.

И что вы знаете о молчании? В котором смысла больше, чем в поступках. В том, что сквозит между строк, отчаяньем и надеждой. Защищая и пряча душу за пустыми словами, за пафосной оболочкой повесы, ведущего праздный и легкомысленный образ жизни.

Пожалуй, я уж обречен, теперь уж точно сгинул. В ее глазах, чья глубина затягивает и манит, как в арке «Блю холла», где гибнут дайверы, теряя разум. Безграничная доброта и наивная доверчивость. Бескорыстие и искренняя радость простым вещам.

Она ведь даже не понимает, что тянет меня как альпинист в связке другого, не давая опустить руки окончательно. Но вот только она настолько прекрасна, насколько я... уродлив. И руки тянутся отщелкнуть карабин.

Моим терзаниям, что ночью, что сейчас, не было видно конца. Только прилетевший в голову мяч отвлек от мрачных мыслей.

— Отведу ее сегодня под часы на Сан-Марко. Покажу чике, что не у всех на полшестого!

— Марти, свалил бы ты в туман, пока я тебе ад не устроил. Хронический.

— Если я добегу до Катрин первый, то поцелую ее под Мостом Вздохов! Говорят, тогда любовь будет вечной! На счет раз! — не дав мне опомниться, братец рванул к дому. И так резвый, еще и в фальстарте себе не отказал, шарлатан.

Издалека заметив бабушку и Катю на балконе, отвлек провокатора мелкими тычками и позволил ему меня обогнать. Когда он, запыхавшись, появился в дверном проеме, я уже, такой же угорелый, стоял на балконе.

Почесав нос средним пальцем украдкой от бабушки и Кати, указал проигравшему направление. Мартино не остался в долгу и, смахнув несуществующие слезы такими же факами ушел. Совсем оборзел малой.

Увидел, как Катя взволнованно ждет моей реакции, поправляя складки на платье, и язык не повернулся сказать, насколько убого смотрится ее белье, выпирающее грубыми швами под тонкой тканью. И уже на пароме я строчил кучу сообщений, даже не слушая, что там несет Тони.

Я тысячу раз видел самые красивые закаты, по всему миру. Но этот был особенным. С ароматом персиков и счастливой малышкой в руках. Так и не показал ей часы и не рассказал эту романтическую легенду о двух влюбленных, которых насильно разлучили, но они нашли друг друга под часами. Но зато поцеловал под Мостом Вздохов. Наивный идиот, мечтающий о вечной любви моей пигалицы… недостижимой.

Катя разглядывала гостей ресторана с детским любопытством и без счетчика в глазах, восхищалась их красотой и грацией.

— Макс… а каких ты женщин больше любишь... русских или итальянок?

— Нимфоманок.

— Ты такой… — начала возмущаться Катя, забывая, где мы находимся. Но поучать ее не хотелось, есть и более приятный способ заставить девушку замолчать.

Только этот способ пробуждал совсем другие желания весь сегодняшний день. Чуть не лишил ее невинности прямо на улице, в тени узкой безлюдной улочки. Певец в одних семейниках на балконе помешал разврату.

— А кто тебе сегодня снился? — решив отвлечься от своих жмущих трусов, спросил у Кати.

— Я не помню своих снов. Я знаю, что они снятся. Чувствую. Но не помню, — настроение Кати изменилось настолько резко, как будто она подверглась эффекту заморозки.

— Я наоборот. Не хочу их помнить.

— Тебя снятся кошмары?

— Да. Всегда одно и тоже, — напуская таинственности в глаза, начал я. — Что ты опять доедаешь последнюю конфету. Просыпаюсь в холодном поту.

Катя, округлившая поначалу глаза, ожидавшая страшных подробностей, рассмеялась и приложила мне свои пальчики к губам.

— Тебе нельзя много сладкого, — напомнила мне Катя, как будто я могу об этом забыть.

— А вчерашний десерт мне можно? Который был... ночью?

Стесняшка моя. Спрятала глазки и теребит пальчиками плед. А я уже в контрах с возмущающимся мучеником в трусах, пытаюсь договориться, что ему ничего опять не светит.

— С одним условием, в этот раз… до конца, — тихо, но решительно глядя мне в глаза, заявляет Катюша.

— Нет, Катюш. Я не могу.

Катя смотрит на меня опять как на самого желанного мужчину, способного подарить ей неземное счастье, и шепчет, чуть не плача:

— Пожалуйста…

Я понимаю, что не должен. Не имею права ломать этот хрупкий цветок и поганить ее чистоту своей Медвежайцевой грязью. Понимаю, что она просто под впечатлением от этого романтичного города, где сам воздух отравлен любовью и страстью. Но не нахожу в себе сил отказаться.

— Тогда останемся здесь. Знаешь отель, где снимали фильм «Турист»?

— Нет, я этот фильм не видела.

— Ни с сексом, ни с кино ты не знакома. Даже не знаю, с чего тогда начинать обучение, — задумчиво почесал затылок.

— С главного, — уверенно подсказала Катюша.

Катюша носилась по апартаментам, что-то восхищенно комментируя, а я почти ее не слушал и сбежал в душ. Еще раз подумать. Но, к сожалению, моя совесть не смогла договориться с моей эгоистичностью. И я слабовольно решил дать себе шанс. Не в первый раз. Но точно в последний. Две предыдущие хорошие девчонки, с которыми у меня было желание начать нормальные отношения, не задевали меня настолько. И не было к ним и крупицы того, что я испытываю к Кате. Наверное, когда и она уйдет, это убьет меня. И я знаю, что нет ни единого шанса этого избежать. Но это неважно. Главное, чтобы это не сломало ее.

В номере были вино и фрукты, но Катя не стала ждать меня из душа, зайдя