Только (не) трогать (СИ) - Вейден Лана Страница 4

И это — не единственное, что я тогда подслушала.

— Слушай… а ты что с волосами сделала? — прерывает мои раздумья Марина. — Так красиво блестят! Ламинирование?

Волосы у меня темные, на солнце всегда блестят.

— Просто свет так падает.

— А-а-а. А как дела на работе? Тебя еще не повысили?

— Нет.

— Жаль.

Я малодушно киваю, делая вид, что мне тоже жаль.

Почему-то люди считают тебя ничтожеством, если ты не имеешь амбиций. Например, желания прославиться любой ценой. Богдан в одной из книг писал: порой жажда признания заменяет людям истинные желания.

А я никогда такого не хотела — жизни напоказ. Хотела тихого счастья. Заниматься любимым делом — писать картины. Жить с любимым мужчиной. Вместе с ним познавать новое. Глупо? Ну и пусть. Думаю, в этом мы с Богданом тоже похожи, не зря же он прячется от людей.

— Соня, ты что делаешь? — Марина вдруг замечает, что Соня открыла переноску и пытается ухватить котёнка за хвост. — Зачем трогаешь кошку?

— Потому что она же трогательная! — отвечает Соня.

— А тебе бы понравилось, если б тебя так трогали?

— Да! Можешь потрогать, — отзывается Соня и показывает язык.

— Тогда я приведу ее через пару часиков? — еще раз уточняет Марина. — А мы пока еще немного погуляем.

Снова киваю и захожу в подъезд. Внутри всё блеклое. Пару месяцев назад стены покрасили, но кажется, что краски выцвели еще до того, как их нанесли.

Поднимаюсь пешком на третий этаж (сорок две ступеньки) и открываю квартиру. Там сразу же забрасываю одежду в стирку и бегу в ванную. Кажется, что в опен-спейс кожа зудит даже от взглядов, и только прохладная вода помогает снять этот зуд.

С наслаждением приняв душ, расчесываю влажные волосы.

Скажу о себе плохое: наверное, я тщеславна. После душа, особенно в выходные, могу рассматривать себя в зеркало. В голову приходят очередные малодушные мысли: если Богдана не привлечет мой внутренний мир (он сочтет меня слишком глупой), его вполне может привлечь моя внешность.

Как-то я слышала обсуждения за спиной: некоторые люди считали меня красивой. Правда, на работе никогда такого не говорили. Там я старалась выглядеть невзрачно: носила серые вещи, закалывала волосы, надевала очки без диоптрий, красила губы (они у меня яркие) мертвенно-бледной помадой. Вообще, незаметной быть лучше — так проще жить. Но думаю, если б понадобилось, я могла бы привлечь внимание Богдана как женщина.

Только вот хочу ли я быть с ним такой ценой?

Отгоняю эту мысль. Иду на кухню и открываю холодильник. Гавайская смесь, голландский сыр и бельгийский шоколад: удивительное сочетание для человека, который никогда не путешествовал.

Готовить я люблю, но после того, как устроилась на работу, не всегда находятся на это силы. Вечерами часто лежу на кровати с закрытыми глазами, в голове — черная дыра. Иногда включаю какую-нибудь романтическую комедию и под нее засыпаю.

Пора брать себя в руки.

Я разогреваю гавайскую смесь, делаю тосты, а затем кипячу воду для чая. Старый чайник, бабушкин, был с черным носиком, похожим на дуло пистолета. Я это «дуло» всегда отворачивала к стене. А теперь купила новый чайник — электрический, прозрачный. Люблю смотреть, как в нем закипает вода — пузырьки на поверхности напоминают стеклянные бусины.

Надо бы достать Сонину любимую кружку, на ней тоже есть бусинки, только малиновые, а не прозрачные. Бусинки-сердечки на белом фоне и надпись: «София». Единственная вещь, что осталась от моего отца. Удивительно: всё остальное разбилось, а кружка цела и невредима. Соня любит из нее пить.

Я подхожу к шкафчику, достаю кружку и смотрю на подоконник.

В прошлом месяце у меня был день рождения. Обычно в этот день сотрудникам всегда что-то дарят — менеджер по персоналу за этим следит. Так мечтала, чтоб обо мне забыли, но нет. Подарили орхидею в горшке: не пахнет, зато цветет красиво. Каждый раз, когда ее вижу, прислоняюсь носом к цветку — всё надеюсь почувствовать запах.

У Майера, кстати, тоже день рождения в августе, через несколько дней после моего. Но он запрещает себя поздравлять и вообще в этот день на работе не появляется. Майер вообще человек со странностями. Например, у него нет помощницы, как у Влада. Он лично вызывает сотрудников к себе в кабинет. Просто выходит на площадку второго этажа (кажется, что в этот момент все перестают дышать) и называет имя. Ужасная привычка. Правда, меня почему-то вызвали сообщением на телефон с неизвестного номера. От страха сразу затряслись коленки, но я поднялась с места и пошла наверх, хотя всё еще надеялась, что это какая-то ошибка.

Чёртов Майер! Хоть ненадолго забыть бы о нём и обо всей этой истории, да только не выходит. Как представлю, что он читал мой роман, кровь снова приливает к лицу. Такое чувство, будто меня полностью раздели и выставили на рыночную площадь.

Завариваю мятный чай и тут же вздрагиваю от звонка в дверь: пришла Марина с дочкой и арбузом.

Соню уже переодели, теперь она в розовом костюмчике, а в руках держит тряпичного зайца.

— Мама не разрешила взять Шумийку, — жалуется тезка с порога.

— Хватит здесь и одной непослушной девочки, — говорит Марина и отдает мне арбуз.

— Я пос`ушная! — возмущается Соня.

Ей четыре. Она любит спорить и познавать мир. А ещё не выговаривает «л» и «р».

— Непослушная.

— Пос`ушная! — тезка недовольно топает ногой.

После десяти минут препирательств Марина уходит, а Соня требует мультики и арбуз.

Нарезаю мякоть квадратиками, хотя сама люблю скибки. Арбуз такой прохладный, восхитительный.

Однажды, в пятом классе, нам задали сочинение про лето. Я написала: арбузные скибки напоминают улыбку лета. Пока мы их едим, лето не прошло, оно смотрит на нас и задорно смеется. Учительница сказала, что я написала глупость. Не знаю, с чего я это вспомнила.

После еды заставить бы Соню умыться: арбузный сок растекся по подбородку, руки липкие. Но сделать это не так и просто, она упирается изо всех сил, как всегда.

— Зачем умываться?

— Ты вся измазалась, посмотри в зеркало.

— Не хочу умываться.

В этот раз я кое-что придумала. Иду в ванную и возвращаюсь с блестящим флакончиком.

- Смотри, что у меня есть. Волшебная пена.

Соня, которая приготовилась к сопротивлению, зависает.

— Когда умоешься, у тебя будет волшебное лицо, — продолжаю я вкрадчиво.

— Войшебное ицо! — восторженно повторяет тезка, а потом вдруг переспрашивает. — А как это — войшебное ицо?

— Э-э… теперь зависаю я. — Ну, это… когда умоешься, лицо начнет блестеть, как эта пенка.

— Ну, не-е-ет! — Соне не понравилось моё объяснение и она придумывает своё. — Войшебное ицо — это когда ты уибаешься, и все вок`уг уиыбаются, а когда г`устишь, все вок`уг г`устят, а когда з`ишься, все з`йятся.

Ага, прямо как на редсовете «Майер Паблишинг», когда выступает Марк. Хотя я не припоминаю, чтоб он когда-нибудь улыбался.

После того, как Соня умылась, я ставлю ей мультики, а сама включаю ноутбук и открываю злополучный файл. Перечитываю первые предложения, пытаюсь переставить слова. Конечно же, лучше не становится. В голове пусто. Что делать?

Кожа снова зудит и опять хочется принять душ, но я сдерживаюсь. Чтобы отвлечься, решаю нарисовать Сониного зайца.

В художественной школе я пробовала разные инструменты и материалы. Больше всего мне нравилась легкость и прозрачность акварели, ее мягкие оттенки, но недавно я открыла для себя маркеры и неожиданно их полюбила. Получаются такие же красивые градиенты, а огрехи с цветом или случайные пятна можно удалить размывающим прозрачным маркером.

Жаль, что таким маркером не стереть свои ошибки! Мысли снова возвращаются к проникновению в кабинет Майера — я бы многое отдала, чтобы «стереть» этот поступок.

Самое ужасное — бесполезно доказывать, что я и правда ничего плохого не хотела. Если бы рукопись и правда оказалась на видном месте, я ни за что не стала бы ее красть (в жизни ничего не крала!). Для меня было важно лишь приобщение к тайне, возможность открыть сундук с сокровищами (потому что все книги Богдана — это сундуки с сокровищами) и просто полюбоваться ими.