Айлин Даймонд - Сердолик без оправы Страница 4

Неожиданно на кукурузном горизонте объявился приезжий защитник экологической чистоты пищевых продуктов: двадцатипятилетний Огден Хакен, рыжеволосый веснушчатый парень с прекрасной родословной.

Начинающий партийный функционер прибыл в городок с миссией представителя экологического фонда, занимавшегося выяснением конкретного влияния генно-модифицированных початков на рождаемость детей, беременность женщин и мужскую потенцию. Эти темы мистер Хакен обсуждал так горячо, словно неприятности с беременностью грозили ему самому. Впрочем, Огден Хакен вообще близко принимал к сердцу человеческие неприятности и готов был помогать любому делу, которое считал добрым начинанием.

Весьма скоро к нему прилип титул Президент лиги милосердия. Авторство приписывалось красноречию миссис Кловер, которая в качестве резюме по итогам первой аудиенции удостоила им юного чиновника. Сам Хакен слышал о прозвище, но не возражал и не проявлял ни малейших признаков обиды. Тем более что через несколько дней Джоан Кловер внезапно взяла молодого человека под неусыпную опеку и даже, на удивление местной общественности, ввела рыжеволосого функционера в свой дом, куда после гибели шерифа не допускался ни один мужчина.

Вскоре, однако, всем заинтересованным лицам стали очевидны мотивы Джоан. У заезжего умника, вознамерившегося понизить доходы фермеров неумеренной борьбой против генетически облагороженной кукурузы, у городского хлыща, не знающего, как пахнет навоз и откуда берется молоко, у сноба, злоупотребляющего пугающими научными терминами, у наивного резонера отец был кандидатом то ли в Сенат, то ли в Конгресс. Разумеется, от демократов!

Партийный блондин полностью оправдывал доверие вдовы. И хотя по всем признакам угадывалось, что Огден Хакен был прикован сильнее к темно-зеленым русалочьим глазам, чем к сонму стеклянных и прочих осликов, он не форсировал событий, не засиживался слишком долго, не пытался остаться с хозяйской дочерью наедине.

Аннабел поначалу встретила появление нового лица в доме довольно благожелательно. Угостила гостя чаем и тостами. Немного посидела с ним за компьютером, составляя проект речи для выступления миссис Кловер на конференции под руководством мистера Хакена. На удивленный вопрос гостя об изобилии горной тематики в девичьей комнате проговорилась о мечте непременно отправиться на покорение заоблачных вершин.

То, что сам Огден Хакен был покорен тут же — без малейшего сопротивления и без всякого намерения со стороны Аннабел, — Джоан прочитала в первом же его взгляде, устремленном на ее дочь. Добрые глаза хлопали рыжими ресницами так красноречиво, что ничего лучшего не оставалось и желать. Браки заключаются на небесах, но готовятся на земле.

Совсем иначе отнеслась потенциальная невеста к порядочному джентльмену с благопристойными повадками. Уже к концу первого визита Огден Хакен начал раздражать Аннабел вызывающей правильностью, сквозящей не только в костюме с иголочки с выглаженным носовым платком в нагрудном кармане, с тщательно подобранным галстуком, а вообще во всем. Раздражали даже его туфли из буйволиной кожи на толстой подошве и высоком каблуке.

Костюм наверняка присоветовал не кто иной, как сам папочка Хакен, безукоризненно выглядевший и на обложке глянцевого таблоида, и на экране телевизора. Над платком явно потрудилась фамильная прислуга, вывезенная из Англии еще во времена короля Эдуарда. Галстук подбирал, разумеется, какой-нибудь партийный имиджмейкер, специалист по харизме и волшебник пиара. Лицо Огдена Хакена, несомненно, дважды в день встречалось с бритвой. Лучший дезодорант спасал его от запаха пота, перхотью он тоже не страдал.

За этого болванчика, совокупное произведение моды и традиции, могла выйти только девушка, рвущаяся в большую политику или в высший свет. Аннабел Кловер не желала себе ни того, ни другого. На примере собственной мамочки она давно и наглядно убедилась, что политика весьма дурно влияет на женский характер, уродует женскую внешность и калечит не только судьбу соискательницы, но и ее ребенка. Ну а высший свет казался Аннабел еще страшней политики. Там деньги — огромные деньги! — заменяли собой все человеческие отношения. Включая, разумеется, дружбу и любовь.

Единственное, что нравилось Аннабел в Огдене Хакене, так это голос: спокойный, уверенный, с убаюкивающей интонацией, вызывающей доверие и чувство стабильности. Особенно хорошо звучал этот голос по телефону: баритон, не ведающий ни стрессовых нажимов, ни ноток психической неуравновешенности. И Аннабел, сама того не замечая, пристрастилась названивать Огдену каждую свободную минуту без видимых причин.

Но, когда в один не самый лучший день мистер Огден Хакен заявился в самый неподходящий час и озвучил предложение своей вялой руки, аккуратно распоряжавшейся громадным состоянием под мудрым папиным присмотром, и не ведающего перебоев сердца, возник дипломатический конфликт.

Аннабел понимала, что категорический отказ сыну партийного бонзы не только безмерно огорчит Джоан Кловер, но и повлечет за собой непредсказуемые последствия. Поэтому она, потупившись, оставила джентльмену из джентльменов чуточку иллюзии, капелюшечку надежды и микроскопическую перспективу.

— Я не готова к ответу, — заявила она. — Это слишком неожиданно. Дайте мне месяц на размышление.

За месяц незваный жених осознает отсутствие подлинной взаимности и морально подготовится к отказу, уверяла себя Аннабел, а я успею придумать какой-нибудь удачный ход для объяснения с мамой.

Огдену ничего не оставалось, как согласиться.

5

Кто-то учится на своих ошибках. Кто-то — более умный — пытается анализировать чужие промахи. Аннабел Кловер не считала себя чересчур умной, но во всяком случае среди глупцов числиться отказывалась. Мысленное возвращение в недавнее прошлое усугубило и без того отвратное настроение именинницы. Кажется, мать угадала мои намерения, сокрушенно заключила она. Не будет ни объяснений, ни подарков.

Ну что ж, переживем и это.

Ну почему Огден Хакен не имеет никакого отношения к горам? — обратилась виновница испорченного торжества к своему забрызганному отражению. Совсем никакого.

Тщательно вытерла зеркало от мушиных следов зубной пасты, чтобы не оставлять никаких следов досады. Быстро смыла не очень обильные слезы и промокнула лицо махровым полотенцем. Освежила кожу тоником. Нанесла самый легкий крем, хотя нежная кожа в нем ничуть не нуждалась. Но Энни любила ощущение бархатистой гладкости и мягкости, оставляемое именно этим кремом, и баловала им себя по особенно торжественным дням.

Провела кисточкой по ресницам — черная тушь мягко и изящно удлинила и подчеркнула необычный контур глаз. Легкими штрихами нанесла на веки тени: посветлее кверху, потемнее книзу. Тронула губы помадой. Подщипнула край левой брови, превратив ее в аккуратную стрельчатую дугу. И принялась старательно расчесывать волнистую густую лавину роскошных волос. Это ежедневное занятие всегда приводило Аннабел в состояние особой душевной гармонии и внутреннего равновесия, похожего на предощущение счастья. Вскоре зеркало подтвердило, что зеленоглазая русалка может смело встречать любого визитера.

А вдруг сейчас вновь в неурочное время заявится Огден Хакен? — спросила Аннабел заметно похорошевшее отражение. Уж он-то мог бы обо мне вспомнить в такой день. И явиться не с пустыми руками и не с цветочком, а с бриллиантовым кольцом.

Кто знает, может быть, именно сегодня такое появление вызовет совсем иные чувства и даже…

Немую беседу с зеркалом прервал материнский голос, неожиданно прозвучавший за дверью ванной комнаты:

— Энни, дорогая, ты где?

Появление Джоан Кловер в это время было не менее сенсационным, чем отсутствие подарка. Вдова, усвоившая партийную дисциплину, никогда не позволяла себе пропускать ни одного заседания комитета по связям с общественностью. И вот устоявшийся график побоку. К тому же материнский голос был преисполнен какой-то необычной ласки, щедро сдобренной нежностью, словно яблочный пирог сахарной пудрой.

— Энни, милая, скоро ли ты закончишь свои процедуры?

— Пара минут! — ответила дочь сквозь дверь. — Пара минут!

— Поторопись, дорогая, у меня для тебя сюрприз.

Грозовые раскаты утренней обиды мгновенно рассеялись, сменившись изумлением: приторный, не свойственный матери тон явно предвещал какой-то грандиозный подарок.

— Сейчас, ма, сейчас!

Порозовев от прилива предвкушаемой радости, Аннабел выскочила к матери, которая встретила ее громким:

— «С днем рожде-е-енья те-бя-я!»

Аннабел привычно и послушно подыграла: замерла посредине комнаты и надула щеки, как будто приготовилась гасить двадцать свечей на праздничном торте. Мать угадала смысл движения.