Лаура Леоне - Загадочное имя Страница 4

– Я предпочитаю вопросы в лоб, – любезно ответил Люк. – Даже если их задает человек, обладающий шармом спального пуфика. – Их глаза встретились, и Нина с трудом удержалась от улыбки. – Кроме того, это одна из моих рекламных марок. Пресса уверяет, что эта манера придает мне некую «ленивую сексуальность». Вы согласны? – Он выразительно посмотрел на нее.

Нина не выдержала и рассмеялась. Поудобнее устроившись в его объятиях, она немного расслабилась. Они слегка раскачивались, слаженно двигаясь в такт музыке. Люк был намного выше, и она могла не смотреть ему в глаза, уйти в свои мысли.

Люк ослабил узел галстука. Нина заметила, что вечерний костюм ему непривычен и он расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Пробежав взглядом по его шее, она стала рассматривать волосы. Блестящие, темно-русые, они волнами спадали на воротник. Затем Нина стала изучать его лицо, темные изогнутые брови и длинные ресницы. Встретившись с ним взглядом, она чуть не вздрогнула: он также внимательно ее рассматривал. Нина неожиданно почувствовала смущение и опустила глаза, прикрыв их темными пушистыми ресницами.

Музыка прекратилась, и они молча пошли к своему столику.

– Надеюсь, ты вел себя прилично, – проворчал Джесс.

– Абсолютно. Как настоящий джентльмен, – заверил его Люк.

– Джесс, – сказала Нина. – Спасибо за прекрасный вечер, но мне пришлось столько кричать… Пора остановиться, иначе мой концертмейстер запрет меня дома на полтора месяца. Мне пора.

Когда она стала прощаться с Люком, тот прервал ее:

– Я тоже ухожу. У меня завтра интервью на телевидении. Поймаем такси?

– Только ты поедешь сразу домой, сынок, – проворчал Джесс.

– Обязательно, – пообещал Люк. – В конце концов, мне надо поспать, чтобы я мог завтра впечатлять своей «ленивой сексуальностью».

– Ну тогда тебе действительно надо идти, – одобрил Джесс.

Нина сама накинула манто, и они направились к выходу. Она демонстративно дважды толкнула дверь, хотя в этом не было необходимости – Люк и так открыл бы ее. Выйдя на улицу, они сразу почувствовали свежесть бодрящего октябрьского воздуха. Люк остановил такси.

Усадив Нину на заднее сиденье, он сел рядом. Она назвала водителю свой адрес. Машина так резко рванула с места, как это делают только в Нью-Йорке.

Нина начала было вежливый разговор с Люком, но тот отказался вести светскую беседу и задал вопрос прямо в лоб:

– Послушайте, почему бы вам сразу не сказать мне, что вы считаете рок-музыку полной чепухой?

– А почему я должна это делать?

– Мы музыканты, а не дипломаты. Меня интересует ваше мнение, но мы не на званом вечере и рядом нет репортеров. Почему прямо не сказать, что вы думаете? Боитесь меня обидеть?

– Не хочу быть грубой. Даже с вами. И большинство музыкантов, между прочим, не стали бы настаивать на том, чтобы я их открыто оскорбляла.

– Я не буду оскорблен. Но как мы можем вести честную беседу, если вы ходите вокруг да около, несете всякую чепуху, чтобы скрыть, что вы на самом деле думаете?

– Сначала вы открыто заявляете, что вам не нравится моя одежда. – Нина окончательно потеряла терпение. – А теперь еще придираетесь к моим словам!

Такси остановилось на красный свет в двух кварталах от ее дома. Дрожа от злости, Нина распахнула дверцу и вышла из машины.

– Все, я выхожу, – крикнула она. – Не хочу больше терпеть ваши издевательства!

– Мадам, а деньги? – потребовал водитель.

– Вот, возьмите. – Нина вытащила из крокодиловой сумочки несколько долларов.

– Но этого мало, – запротестовал шофер.

– Я заплачу, – рявкнул Люк.

– Заткнитесь, – взвизгнула Нина.

– Что? – удивился водитель.

– Да я не вам.

– Нина, вернитесь в машину.

– Ни за что!

– Будьте благоразумны.

– Мистер Свейн. Вы все время оскорбляете меня. Мой туалет, то, как я пью, мое мнение – все вам не нравится.

– Какое мнение?

– Вам не нравится моя точка зрения, степень откровенности. Вы самый невоспитанный олух изо всех, с кем я когда бы то ни было проводила вечер после того, как мне исполнилось семнадцать. Как это вам? Я достаточно откровенна? И не смейте идти за мной, – добавила она, увидев, что он тоже выходит из машины.

– Нина, сейчас четыре часа утра. Я не могу отпустить вас одну.

– Если меня ограбят, вас это несколько утешит, мистер Свейн. Ведь грабители наверняка утащат и мое пальто, и сумку.

Выпалив это, она повернулась и ушла. Люк стоял и смотрел ей вслед, пока водитель не напомнил ему, что счетчик включен.

Глава 2

– Привет, извини за опоздание. Не могла поймать такси, а на дорогах жуткие пробки, – выпалила Нина на одном дыхании, влетев в комнату, где они с Еленой обычно репетировали.

– Ничего. Это не так часто случается, – ответила сидящая в комнате женщина. Елена была первым педагогом Нины в Нью-Йорке по вокалу. И хотя Нина быстро овладевала оперным искусством, занятий с Еленой не прекращала.

В первые годы их знакомства, когда Нина была совсем неопытной, Елена не просто учила ее, помогая постигать секреты пения, но и по-матерински давала ей советы, рассказывая о мире, в который той предстояло войти. Мать Нины не имела о нем ни малейшего представления и ничем не могла помочь дочери.

– Прости, что я отменила репетицию, – сказала Нина. – У меня голос сел, и я решила дать ему отдохнуть.

– Из-за чего?

– Накричалась. Один наглец вывел меня из себя. Ну, не важно. Ты смотрела по телевизору вручение премий музыкантам?

– Да. Теперь черт-те что называют музыкой, но твой герой получил премию.

– Джесс? Да. – Нина рассказала о вечере с Джессом и его друзьями, тщательно обходя свое общение с Люком Свейном.

– Что ж, познакомь нас как-нибудь. Он действительно великий музыкант. Кстати, твой костюм в этот вечер…

– Да?

– Пожалуй, был чересчур. То, что выглядит элегантно в ночном клубе, по телевизору смотрится пресновато. Мне кажется, тут нужны оборки, драпировка, бриллианты.

– Спасибо. Учту. – Нина всегда положительно воспринимала любую критику, если это касалось ее профессии, и старалась делать нужные выводы. Она редко повторяла допущенные ошибки. – Давай работать.

Елена села за фортепиано, Нина встала рядом.

Немного распевшись, Нина приступила к более трудным вокальным упражнениям. Елена слушала, кивала, время от времени давала советы: расслабь плечи, убери язык, не зажимай ноту. За час они прошли кусок из «Риголетто», которым Нина была пока недовольна, а потом обсудили места, куда ее приглашали выступить.

Как всегда, в хорошем настроении, появляющемся у нее после занятий, Нина шла по улице, что-то тихонько мурлыкая. Она отдала себя опере, потому что любила петь и, как сказал Джесс, была певицей Божьей милостью. Нина вообще отличалась жизнелюбием, ничто не могло доставить ей такого удовольствия, как те моменты, когда все в ней объединялось воедино и поднимало ее над обыденной жизнью. Бывало это только тогда, когда она пела.