Знаки внимания - Тамара Шатохина Страница 40

— Вань, а я могу позвонить Сам-Саму? — интересуюсь я.

— Ты можешь делать все, что твоей душе угодно, — легко соглашается Иван.

— Ага, а душе ее было угодно…

Не дождавшись реакции, я вспоминаю, что Ваня не мой приятель и не просто сосед по палате, а сотрудник службы безопасности, а еще старший лейтенант запаса, то есть — поручик. Поручик — звучит игриво, это что-то из романтики и анекдотов, и меня так и тянет…, но дело — прежде всего. Набрав шефа, я жду ответ, а услышав его «да, алле», интересуюсь — а не могли ли ближайшие наши разработки с моим участием послужить причиной покушения на меня?

— Если вы, конечно, хотите, то я могу подъехать, и мы с вами подробно обсудим эту тему, мне будет приятно побеседовать с вами. И Ирочка хотела навестить вас, Катенька.

— Увидимся на работе, Самсон Самуилович, я не больна, меня просто заперли в палате с целью обезопасить самого ценного вашего сотрудника, — бодро докладываю под тихий хмык Вани. И не удерживаюсь:

— Тут со мной еще поручик Мелитин, он как раз и выполняет охранную функцию.

— Тогда я за вас спокоен. Но на вашем месте я не стал бы иронизировать на эту тему, ведь речь идет о вашей жизни — ни много, ни мало, — спокойно осаживает меня шеф, — я ясно слышу, что с самочувствием у вас все благополучно и рад этому. Тогда отвечу на ваш вопрос — нет, на данный момент ваша работа не может быть причиной покушения. Если бы вы задали его год назад…, я затруднился бы с ответом. Ваша простенькая, но оригинальная идея стоила минимум — небольшой виллы на океанском побережье штата Калифорния.

— И-и…? — насторожилась я, — теперь что — я невыездная?

— Бог с вами, Катенька, это все, что вы услышали и чего боитесь? А вилла — это в том случае, если бы вы работали на ту сторону.

— Это я поняла…, а у нас тогда что?

— А у нас — нас с вами недостаточно ценят, к сожалению, все больше взывая к патриотизму или и того хуже — принуждая к нему. Потому и мысли появились, знаете ли…

— Я поняла вас, Самсон Самуилович, значит дело не в заказе. Но, может, если я тогда сработала…

— Нет. Ценность представляла сама идея безопасности, которую вы предложили, потому что она почти не требует вложений. Просто оригинальный способ размещения соединений. А в результате — стопроцентная невозможность разборки аппарата противником, защита сверхсекретной схемы и утеря ее при вскрытии, попади изделие в чужие руки.

— Мы сейчас говорим о таких вещах…

— Говорить о которых я не позволил бы себе, Екатерина Николаевна, если бы не был уверен в полной конфиденциальности нашего разговора. И я не умаляю значимость вашего вклада, но ведь это был только один этап разработки технического плана сборки, а сам монтаж схемы, а доводка пилотного проекта у заказчика, а еще подготовка пояснительных и сопровождающих документов…?

— Я понимаю… посягать нужно на весь коллектив. Ну…, тогда к предыдущему? Нас не оценили должным образом?

— Катенька, вы ведь тоже патриот нашей с вами общей Родины? Ваша бабушка не могла воспитать вас иначе. Вот и я утешился тем же.

— А и ладно, Самсон Самуилович! Вы тоже утешили меня, но не успокоили, к сожалению. Все равно я вам благодарна. Доброго вечера вам и огромный привет Ирине Борисовне.

Я кладу телефон на тумбочку и слышу:

— Могла бы спросить и у меня.

Я поворачиваюсь к нему и отвечаю совершенно серьезно, и неожиданно даже для самой себя — с обидой:

— А ты бы только стебался и ерничал, поручик.

— Я ответил бы прямо и честно. Я тоже беспокоюсь за тебя, Катя.

* * *

Я смотрела на снимок, сохраненный в смартфоне. На нем совершенно точно — мой папка, который держит на руках маленького мальчика, а тот крепко обнимает его за шею. Лицо папы хорошо видно, а вот мальчика — не очень. Он вполоборота и широко улыбается. А рядом с папой стоит и тоже улыбается женщина… светловолосая, симпатичная, но какая-то… уставшая, что ли? Или недостаточно ухоженная? Тоже нет. Я не знаю, как объяснить впечатление от ее невыразительной внешности. Но, совершенно точно — это не профессиональная соблазнительница, и не красавица, потому что мама просто звезда по сравнению с ней. Я даже помотала головой, не понимая и не веря своим глазам. Мне необходимо было объяснение.

— Она некрасивая… нет, не так — слишком обыкновенная.

— Поэтому я сразу и поверила в любовь. Она, знаешь ли — не выбирает. Об этом много раз сказано, — спокойно улыбнулась мама.

А я смотрела на нее и понимала, что что-то изменилось — мое отношение к ней меняется… незначительно, постепенно, но тогда, в тот самый момент, безо всякого сомнения, я была ее союзницей, была на ее стороне. Слишком выстраданным, что ли, было это ее явно показное спокойствие, или привычно выверенным? Трудно объяснить, но я срочно захотела разобраться, я просто таки страстно желала, чтобы весь этот бред оказался неправдой.

— Мама, ну ты же сама должна понимать…, это могло быть все что угодно.

— Катюша, я юрист, и все знаю о презумпции невиновности.

— Как ты вообще узнала об этом? — почти сдалась я.

— Случайно, — кивнула она, — при вызове на экране появилось фото Коли. А мой клиент узнал его, сказал — о, да это тот самый мужик, который шастает к Надьке, моей соседке.

— И все? И ты поверила?

— Обижаешь… — печально улыбнулась мама, — в следствии были люди, к которым я могла обратиться. Я и попросила, сказала, что для меня это вопрос жизни и смерти. Им было несложно, достаточно оказалось простого наружного наблюдения и пары справок…. Он ходил к этой женщине… регулярные визиты были в начале каждого месяца и в середине — как по часам. Ну, и еще по праздникам и по их семейным датам дополнительно. В этих случаях с цветами и подарками, а так… только пакет, наверное, с продуктами или игрушками. Задерживался недолго… полчаса, иногда — час. Она оказалась его бывшаей одноклассницей, очевидно — первая любовь, так глубоко ребята не стали копать, для этого нужно было ехать на Урал. А так… она работала у него бухгалтером, на удаленке. До этого уже побывала замужем.

— Нет-нет, мама, — не укладывалось у меня в голове, — это просто совпадение, а может — помощь.

— Он не рассказал мне о ней, а мальчик называл его папой, Катя, я слышала сама, — вздохнула она, отодвигая от себя тарелку с едой.

— Как он объяснил это?