Знаки внимания - Тамара Шатохина Страница 41

— Я не смогла… — растерянно прошептала она, — это слишком больно и унизительно — спрашивать о причинах, выяснять и узнавать подробности, устраивать скандалы, требуя любви. Такие разговоры бессмысленны. Они, может, что-то и прояснят, но уже ничего не изменят. Все уже случилось и не так важно — что им двигало. Для меня все было кончено. И я не хотела, чтобы он знал, что я знаю о них. Ему было бы легче от того, что я творю месть, понимаешь? Он думал бы, что причина — моя любовь к нему и ревность. А я заставила его считать, что дело в моей любви к другому. Я хотела тогда сделать больнее… как можно больнее, Катюша. Все равно так больно, как мне, ему точно не было. Я умерла тогда, Катя, и не живу до сих пор. Так… существую.

— А твой… мужчина? Он же был?

— Тогда, в самом начале — нет. Боровецкий давно симпатизировал мне, согласился подыграть. А потом вытащил, спас… мы сейчас вместе, уже два года. Его тогда почти сразу сослали в Хабаровск из-за этой глупости — ротации. Это такое жонглирование судьями с целью будто бы устранить причину коррупции — обрастание связями. На самом деле приказ о том, как следует завершить значимый процесс, всегда спускают сверху. Но мне там нравится, только теперь я работаю не в суде — вместе с мужем нельзя.

— Ты не представляешь себе…, бабушка чуть не умерла тогда — сердце.

— Я тоже… в тот раз провела больше полугода в больнице, если это может служить оправданием. И я очень жалею об этих почти двух годах муки и пытки — для всех, как оказалось, и для меня в том числе. Я бы бросила все к черту и просто ушла! Иногда даже… я почти готова была принять ситуацию и хотя бы попытаться понять его, поговорить, в конце концов. Но он так и продолжал ходить к ней, уговаривая меня бросить Боровецкого и остаться с ним, уверяя в своей любви.

Я молчала… молчала она. Это нужно было пережить, вспомнить те дни, слова папы в прошлый приезд, выражение его лица… Мама сбила меня с мысли:

— Катюша, кажется, я могу помочь тебе и очень сильно. Есть идея, как можно продать марку.

Я медленно подняла на нее глаза.

— Так ты приехала за этим? За деньгами?

Глава 21

— Кто из посетителей у нас дальше по списку? — интересуюсь я у Ивана, почти насильно запирая в себе обращение «поручик». Это будет перебор — уже не смешно и даже не умно, а хочется — ему очень идет.

Он спокойно пожимает плечами. А я понимаю, что начинаю чувствовать к нему настоящее доверие. Наверное, потому, что узнала его за время нашего общего заточения лучше, чем за почти три предыдущих года. Он теперь, наверное, тоже вполне себе может относиться ко мне намного лучше, чем раньше — по этой же причине и ответить честно. Так почему бы и не попытаться?

— А что ты думаешь про это покушение?

Он отходит от окна — там его любимое место в нашей палате, и садится на скрипнувшую кровать. Внимательно смотрит на меня и неожиданно легко начинает:

— За тобой была замечена слежка… полтора года назад. В то время Дикеры как раз сдали очередной заказ. Что-то пошло не так, были перепутаны сопровождающие документы для двух образцов, точнее — пара отдельных листов, так же? Сам-Сам нервничал и говорил с тобой очень резко.

— Там было перепутано изначально — когда заполняли пошагово еще в мастерской и штамповали. Но я тоже виновата — меня для того и поставили на проверку, а я не стала смотреть парные скрепленные листы. Так что получила справедливо.

— Но он тогда наорал на тебя. Ты была расстроена…

— Было бы нелепо… — буркнула я.

— Ты была очень расстроена, и Страшный велел Андрею проследить за тобой и проехать за твоей машиной до самого дома — присмотреть. Но в тот день ты поехала не домой, а в банк. Тогда и обнаружился наблюдатель — далеко не профи, но там и не нужно было — ты не заметила бы и слона.

— И что? — не обратила я на его шпильку внимания.

— Он буквально прибежал туда, когда ты там появилась. Сидел и смотрел, чем ты занимаешься, ждал. Потом подошел к тому оператору, с которым ты работала, поговорил, вышел на улицу и кому-то позвонил, а потом ушел. Андрей проследил за ним и узнал, что он работает электриком в «Ленте».

— Там она рядом — «Лента», — шепчу я.

— Он и жил рядом, — согласно кивает Иван.

— Жил…?

— Да. Его больше нет — несчастный случай, вроде…, но Страшный не очень в это поверил — слишком уж вовремя и потому, можно сказать, глаз не спускал с тебя потом.

В целом, для меня мало что прояснилось, но говорить больше не хочется. Ясно, что если бы у них тогда получилось что-то выяснить у того мужчины или работницы банка, то сейчас аварии не случилось бы. И не сходится — полтора года назад мы с папой еще не лазили в интернете и не светились с разговорами о марке по телефону. Неужели за нашей семьей приглядывали с тех еще времен, а активизировались только после наших неосторожных действий? Трудно верится — траты на такое были бы неразумны, потому что речь идет о десятилетиях наблюдения. Может, все-таки мама проговорилась — если не коллекционеру тому, то своему новому мужу? Так нет — я верила ей, а она сказала, что никому ни-ни.

Но зато мне становится понятно, почему Георгий тогда буквально выдавил из меня признание о марке. Я не знаю, что думать обо всем этом. Но чувствую огромное, просто сумасшедшее облегчение от того, что мои подозрения в отношении него беспочвенны. Это немыслимая, распирающая изнутри радость! Это первая радость, связанная с ним за все время, не считая тех жалких минут. А тревоги от известия о чужой слежке нет, как нет — это мелочь и вообще фигня, потому что они приглядывают за мной — хранят. И пускай даже случилась эта авария… все равно знать, что обо мне вот так заботились — приятно. Я смотрю на Ваню с благодарностью, а он понимает мой взгляд, как просьбу продолжить рассказ.

— Теперь, когда ты ходишь в банк, за тобой всегда идет кто-нибудь из наших, а остальные ждут. И в машине твоей установили маячок, новые маршруты отслеживались, вчера мы не успели совсем немного — пробки, час