Простые слова (СИ) - Гордеева Алиса Страница 41

— Я не понял, — повышает голос Осин, обращаясь к Булатову. — Тебя ждать или нет после игры?

— Я же сказал, что приду! — отрезает Тоха. — Просто один!

— А Свиридова что? — уточняет Влад. — Поругались?

— Нормально всё, — угрюмо цедит Булатов, а я напрягаюсь всем телом, жадно выхватывая каждое слово. Согнутый в три погибели в тёмном углу раздевалки я почти сливаюсь с разбросанными повсюду вещами и остаюсь невидимкой для остальных.

— Нормально? — язвительно переспрашивает Симонов. — Ну-ну!

— Не лезь, куда не просят, Митя! — предостерегает Булатов, но местный шакал решает показать зубки.

— Да бросила она тебя, Тоха! Признайся уже! Променяла на Ветра.

Внутри всё обрывается, а шнурки юрко выскальзывают из рук. Взглядом кошусь в сторону своры, но прихвостни Булатова так увлечены болтовнёй, что всё своё внимание устремили к капитану. Тем лучше! Тем больше шансов узнать чёртову правду из первых уст!

— Не верите мне? — возбухает Симонов. — Так сами подумайте: на игру Свиридова не пришла, Тоху одного на вечеринку отпустила, а весь день ходила как побитая собака, заливаясь слезами.

— Симонов, заткнись! — рычит Булатов. — А не то сам заскулишь, как бродячий пес!

— Что, Тоша, правда глаза режет? — наезжает на друга Митя. В окружении других пацанов он обманчиво смел и ловко хватается за возможность утопить непотопляемого Булатова. А мне даже интересно, надолго ли хватит его запала?

— А ведь и правда, Тох, какого лешего Марьяна сегодня на всех уроках на месте Ветрова сидела, а не с тобой?

Слова Осина кипятком ошпаривают душу: по всему получается, что Нана не обманула, а я, дурак, не дал ей и слова сказать.

— Ладно! Правды хотите? — ни в какую не признаёт поражение Булатов. — Будет вам правда!

Мысленно усмехаюсь. Всё вмиг становится ясным, и сколько бы Тоха сейчас ни выкручивался, долбанная правда лежит на поверхности: Нана выбрала меня! Я готов нарушить слово, данное тренеру, и со всех ног мчаться домой, чтобы прижать девчонку к сердцу и впредь никогда не отпускать. Выпрямляюсь, не желая больше прятаться, и тянусь за мобильным. Вполуха слушая сказки Булатова, набираю «Прости», но отправить сообщение Нане не успеваю.

— Это игра у нас такая, понятно? — пренебрежительно бросает Булатов.

— Игра?

— Ну да! — кичится Тоха. — Поспорили мы с Марьяной, ясно?

— Что ещё придумаешь? — не верит Симонов.

— А конкретнее? — перебивают другие ребята.

— Сказал «А» — говори «Б».

Мотаю головой: вот идиоты! Понятное дело, что Булатов сочиняет на ходу, а эти остолопы слушают развесив уши.

— Я проболтался Марьяне, что Ветру нравится Смирнова. А Свиридова втемяшила себе в голову, что Сава на неё запал. Вот мы и поспорили: если Марьяна разведёт Ветра на поцелуй, то, считай, выиграла.

Понимаю, что бред! По голосу слышу, что Булатов лжёт, но отчего-то мне хочется сжаться до размеров перепелиного яйца и снова стать невидимым, а главное — прекратить сомневаться! Но ничего не выходит. Роем назойливых мух в голову лезут ненужные мысли: неужели Нана спрашивала меня о Злате, а потом вынудила её поцеловать в угоду дебильному спору? Ощущаю себя коровьей лепёшкой, раздавленной случайным прохожим, и, согнувшись пополам, продолжаю прислушиваться к перепалке парней.

— Да ну, вздор! — голосит Влад, зарождая в моём сердце напрасную надежду.

— Да погоди ты, Осин! — подаёт голос Миха Копосов, который с Лизой, подружкой Марьяны, сидит за одной партой. Парень он серьёзный и ранее в пустом перебирании сплетен замечен мной не был. — Соколова тоже что-то про спор говорила, помнишь? Мол, Марьяна поклялась, что выведет Ветра на чистую воду.

— Ну да, было дело! — кивает Владик, а я забываю, что должен дышать. Чёртовы американские горки то поднимают к вершинам счастья, то на бешеной скорости окунают с головой в бездонную канаву.

— А на что поспорили, Тоха? — не унимаются сволочи. Сколько их там? Человек десять? И все как один греют уши, обсуждая Свиридову, а её ублюдок-недопарень преспокойно позволяет им это делать.

— Если Ветер клюнет на прелести Свиридовой, то с меня новые наушники и семейный ужин с предками.

— У Марьяны губа не дура! Так и до свадьбы недалеко! — противно ржёт Симонов. Мало я ему рожу начистил — надо бы повторить!

— Пусть для начала спор выиграет! — чванливо подмечает Булатов. — Я её сегодня на грешную землю-то спустил! Хрен ей, а не Ветер!

Еле сдерживаюсь, чтоб не надрать ему мажористый зад прямо сейчас. Но понимаю, что не выйду победителем. Десять против одного — неравные условия!

— Погоди, — влезает в разговор Осин. — А что Свиридова тебе пообещала в случае своего проигрыша?

Во рту мгновенно пересыхает, а телефон выпадает из рук: верить, что всё это — ложь, становится сложнее с каждой минутой.

— Себя, разумеется! — лезвием по сердцу без анестезии проходит Булатов.

До алых отметин сжимаю кулаки, не понимая, кого в эту секунду готов задушить первым: сына губернатора или Свиридову. Дура! Какая же Марьяна дура, если хоть капля правды есть в словах этой гниды.

— Думаете, чего она психовала сегодня? — не замолкает урод. — Поняла, крошка, что продула, а должок отдавать боится: первый раз всё же. Вот и на игру не пришла. Ну ничего, расплатится — никуда не денется.

Как болванчик, повторяю про себя, что всё ложь! Резко встаю и снова сажусь, жадно дёргаю на башке волосы и рывками хватаюсь за развязанные шнурки. В этой пропахшей потом и человеческой подлостью раздевалке я отчаянно задыхаюсь, но всё так же остаюсь для всех невидимкой. Паскудный хохот Булатовских прихвостней и их лживые овации заглушают мой стон: в эту минуту в центре внимания другой герой — не я.

— Развёл нашу неприступную блондиночку на раз-два! Ай-да, Булатов!

— Вот это я понимаю — мужик!

— Круто!

— Гонишь ты всё, Тоха! — сквозь одобряющие возгласы проникает тихий голос Митьки. Не знаю, что сегодня нашло на Симонова, но его дружба с Булатовым точно дала трещину.

— Я за свои слова отвечаю! — зло огрызается смазливый подонок, а в раздевалке тем временем моментально воцаряется настороженная тишина.

— Отвечаешь? Тогда докажи!

— Брейк, пацаны! — вступается Осин. — Игра с минуты на минуту начнётся. Симонов, тебе больше всех надо? Мало тебя Тоха разукрасил? Добавку просишь?

— Давай, Тош, — не унимается Митька. — При всех расскажи в подробностях, как ты меня разукрашивал! Слабо?

— Доказательства тебе нужны? — сипит загнанный в угол Булатов. — Будут! После игры у Владика на даче. Осин, комнату мне отдельную организуй! А ты Митька диктофон наготове держи, будешь стоны Свиридовой записывать. Она у меня девочка громкая, тебе понравится!

— Ты же сказал, что Марьяна не придёт? — взволнованно пищит Осин.

— А я поманю пальчиком, и прибежит! Свиридова от меня без ума!

— Ну смотри, Тоха! — голосит Симонов. — Никто тебя за язык не тянул! Не придёт вечером Марьянка — быть тебе до выпуска брехлом, понял?

— Э, девочки! Какого чёрта мы в раздевалке прячемся, когда команда противника уже на поле? — суровый бас физрука сотрясает стены. — Считаю до трёх, пацаны! Кто не выйдет, останется на второй год с парашей по физкультуре! Раз! Два!

«Три» произносить разгневанному тренеру не приходится: отложив разборки в дальний угол, в момент притихшие атлеты ровным строем выбегают из раздевалки. Только я судорожно шнурую прокля́тые кроссовки в своем углу.

— Ветров, пошевеливайся! — командует школьный надзиратель в тот самый момент, когда последним из раздевалки выходит Булатов. На долю секунды Тоха замирает в дверях, громко ухмыляется и обернувшись презрительно смотрит мне прямо в глаза.

— Лузер, — произносит он одними губами и, не переставая лыбиться, идёт в зал.

— Ветров, очнись! Чего завис? — вопит физрук.

— Я и правда лузер, — зашнуровав наконец кроссовки, признаю своё поражение.

Игра проходит на автопилоте: пробежки, штрафные броски, разрывающий ушные перепонки свисток судьи — всё как в тумане. Несколько раз меня выпускают на поле и столько же удаляют на скамейку запасных. Я не могу думать о баскетболе — только о Нане, только о её предательстве…