Тун. Лето в розовом городе - Гай Маркос Страница 41

– Настолько, что я не видел его лица!

Я рассмеялась.

– Она отправила меня за тобой, велела привезти любым способом. Свадьба через два дня!

Я ухватилась за свою чашку, чтобы унять дрожь в руках.

– Ты же понимаешь, что это невозможно. Пока Каринэ жила там, отец летал в Ереван каждый месяц. Я – ни разу. И все потому, что не могла встретиться с Тиграном. А сейчас ты зовешь меня туда, где точно будет и он, и Анжела?

– Его не будет, он уехал.

Интересно куда – за перспективами? Полугода не прошло после тихой смерти Рузанны… Что ж, быть может, его благородство и порядочность были лишь плодом моего юного воображения.

– Не спросишь ни о чем? – Андо оторвался от тарелки и внимательно смотрел на меня.

– Например?

– Например, куда он поехал и зачем?

– Послушай, я знаю, что любое его решение тщательно обдумано. Тац тэх чи парки[60]. Его брак – его выбор.

– Мар, он развелся, – тихо произнес Андо.

Я ожидала чего угодно, но не этого.

– У них ничего не вышло, и два года назад они расстались. После похорон Рузанны Каринэ согласилась переехать в Москву, чтобы развязать ему руки. Наверное, винила себя в его неудачах. А месяц назад Тигран приезжал в Москву, хотел навестить Каринэ и поговорить с тобой, но увидел тебя с каким-то мужчиной. И я не знаю, где он сейчас.

Мне показалось или в его голосе был упрек? Мое напускное спокойствие полетело ко всем чертям.

– А чего ж он так спешил, всего-то пять лет прошло! Подождал бы немного – и заехал бы не ко мне, а сразу в загс!

За столом повисло молчание.

– Ты выходишь замуж?

Месяц назад Юра сделал мне предложение. Я взяла время на размышление и думала до сих пор.

– Тебя это удивляет?

– Да по тебе видно, что жениха ты не любишь!

– Что? Тебе-то откуда знать? – Визгливые нотки в моем голосе привлекли ненужное внимание, и я перешла на яростный шепот: – Ты его даже не видел!

– Зато я видел влюбленной тебя.

Слова застряли у меня в горле. Мне нечего было ответить.

– Андо, нельзя являться к человеку спустя столько лет и пытаться изменить его жизнь, – не сдавалась я.

– Я и не собираюсь. Но нам нужно поторопиться, если мы хотим успеть к свадьбе. Лусо ждет. Ты поедешь?

В этом не было абсолютно никакого смысла. К чему ворошить прошлое и бередить только-только затянувшиеся раны? Кто будет следить за рабочими? Кто обработает фотографии?

Я сделала глубокий вдох и приняла решение.

– Хорошо. Но при одном условии – мы полетим.

Глава 42

На то, чтобы разобраться с делами, дать указания Кате, собрать вещи, ушел весь день. Мысли в голове перебивали друг друга, мешая сосредоточиться.

Мое прошлое никуда не исчезло, а студенческие годы не сделали меня мягче. Кто-то старался не иметь со мной никаких дел, кто-то вспоминал о давнем скандале, но ни тех ни других я не замечала благодаря бетонной стене, которую выстроила между собой и внешним миром. Эта упреждающая мера позволяла защититься от боли и разочарований. Юра же терпеливо разбирал эту стену, запамятовав, что она бетонная. Я была благодарна ему – он всегда оказывался рядом когда нужно, терпел мою холодность, поддерживал и не давил на меня. Но этого было недостаточно, чтобы ответить: «Да!»

После девятого пропущенного звонка я отключила телефон: не самое удачное время для серьезных разговоров, когда ты едешь в аэропорт с сомнительного вида мужчиной.

Резкое торможение и брань Андо вырвали меня из собственных мыслей.

– Этот идиот жить не хочет? – взвился он.

– Зато мы хотим, поэтому давай помедленнее!

Мы проехали мимо офиса отца. Желание предупредить его возникло снова, но я так и не решилась ему позвонить. После стольких слез, пролитых на его плече, было стыдно сбегать вот так, тайно.

Вернувшись из Армении, мы начали все заново. Мне стоило огромных усилий вернуть его доверие. Несколько лет отец испытывал меня – я выдержала. И вот когда ступенька за ступенькой я начала подниматься – вдруг бросить все и умчаться неизвестно куда. Дура! Я очень надеялась, что он простит меня, ведь он и сам был таким же. Мы понимали друг друга.

Андо сдержал слово и впервые в жизни сел в самолет. Перед этим его пришлось умыть, причесать, переодеть в наспех купленные мной вещи и дать успокоительное.

Полет длился всего три часа, но Андо успел оставить на моем запястье внушительный синяк. Пытаясь его отвлечь, я не закрывая рта рассказывала о своей жизни, внутренне морщась от ее пресного вкуса: самые яркие события за двадцать два года с легкостью умещались в одно ереванское лето. Лето, изменившее все.

Я не знала, как примет меня город, но в моей душе распускало лепестки хрупкое счастье, возвращая яркие цвета в жизнь, которая давно стало черно-белой. Андо уговорил меня не заезжать к бабушке, а отправиться сразу в Аштарак. Огни ночного города, знакомые дома и проспекты. Только оказавшись за две тысячи километров от Еревана, я услышала себя: все пять лет мне не хватало этой ленивой размеренности, звездных ночей, ставших родными запахов.

Чем пахнет дом? Мой – Ереваном. Сухим пряным воздухом, фруктами, солнцем и пылью.

Окутанная ностальгией, я очнулась только перед тяжелыми аштаракскими воротами. Андо перестал храпеть и оторвал голову от моего плеча. Пробубнив под нос что-то про бесполезность худых женщин, он расплатился с таксистом и вылез в прохладную ночь.

Ворота были не заперты, из дома доносились музыка и смех. Но Андо придержал меня рукой и несколько раз сильно ударил по старому железу, вызвав истошный лай соседских собак.

– Вайрени Андона![61] – услышали мы возглас Лусо и тут же шорох приближающихся шагов.

Она уставилась на меня, затем отступила в сторону и прищурилась, словно пытаясь вернуть полуденный свет в эту темную ночь. Я уже было решила, что долгие пять лет изменили меня до неузнаваемости, как Лусо с криком: «Вай коранам ес![62] Ты вернулась!» – бросилась на меня, сжала в объятиях, закружила.

Я не стала говорить, что приехала всего на несколько дней и после свадьбы собираюсь обратно. Возможно, потому, что сама не хотела думать о возвращении в Москву. Только не здесь, не сейчас. Когда я купалась в слезах радости и светлой грусти среди дорогих мне людей.

Было уже очень поздно, большинство гостей разъехались. Но самые стойкие отказывались ложиться, поэтому в доме