13 лет назад мне будет 13 - Анастасия Суховерхова Страница 42

что тётя Шура всё время кричала. Валера спал на полу на кухне и это ему сильно не мешало. Потом мы с мамой заставили его поставить старый диван, который на кухне стоял вертикально, загромождая пространство, который он не стал выбрасывать, когда я сделала ремонт в комнате и купила новую мебель. Чтобы бабушка спала на кухне, а я могла хотя бы чуть-чуть поспать, потому что нагрузка у меня была большая, на носу сессия. Валера, как приходил с работы начинал её мыть после памперсов и ругаться с ней на татарском, почему она подписала документ и подарила квартиру черножопому. Я жила в каком-то аду… На меня разом свалилось столько проблем!

Силы мне предавал всего один единственный человек из телевизора, и однажды я захотела поздравить его с днём рождения.

Подходить к нему, было запрещено, ходил он с охраной. Я растянула время и в зал не пошла, осталась с подарком в коридоре, упрашивая охранника поздравить ведущего. Тот вначале не позволял, но я его уверяла, что там нет ничего опасного, он сказал ждать в коридоре, а после съёмки спросит разрешения. Шёл прямой эфир, я была взволнована и напряжена, находилась на ожидании, смогу ли я поздравить или нет. Час мне показался целой вечностью, и вот, двери студии распахиваются, выходят гости, следом за ними идёт ведущий, с кем-то разговаривая, радом охранник. Я спросила в той суете, спросил ли он, а он ответил, что нет ещё. Тогда он побежал за продюсером Наталией Галькович и спросил у неё, та разрешила, охранник махнул мне рукой, и я побежала. Считанные секунды разделяли, когда закроются двери лифта, в который садился Малахов, но Наталия Александровна его окликнула, что они поедут в другом и он вышел. А я радостная на крыльях подлетела и поздравила его с днём рождения.

Он достал из пакета с бабочками коробку, которую я сама обклеивала блестящей бумагой золотого цвета. Пакет с бабочками выбрала, передавая определённый смысл, который скрывался в них. Когда мне было два года, я качалась на качелях и увидела бабочку, я стала маме показывать на неё, изображая мах крылышек двумя пальчиками, указательным и средним, с тех пор мы обменивались этим знаком, понимая друг друга. Эти бабочки в виде двух пальцев были как живые, имели имена. На маминых руках правую бабочку звали Ее, на левой Ёё, у меня на правой руке бабочку звали Яя, на левой Юю. И мы с ней, даже во взрослой жизни продолжали играться с этими пальчиками-бабочками. Андрей тоже часто использовал этот жест, только вряд ли знал, какую историю он имел. Золотую бумагу выбрала, ассоциирую его с золотым человеком, с самым дорогим металлом, который есть на земле. В коробке была вышивка крестиком «Андрей Малахов», которую сама составила и самодельная открытка тоже с бабочками и моими собственными стихами:

В это день хочу я пожелать!

Целый год Вам не хворать!

Я хочу, чтоб Вы женились,

И семья чтоб появилась,

И чтоб первая на свет

В доме девочка роди́лась!

А потом лет через пять

Вы зачали новых чад,

В доме кошку завели

И щенка приобрели!

Чтобы дома Вас ждала

Добрая и милая жена!

Чтобы пахло в нём борщом,

Ну и лужей под углом!

Чтоб Вы утром просыпались

И блинами наслаждались!

Пусть будильник Вас не будет,

Только тихий детский плач,

Принесёт он сто удач!

Чтоб шнурки погрыз щенок,

А малыш разбил цветок,

Чтоб домой Вы приходили,

В мокрый тапок наступили!

Это может раздражать,

Много гнева вызывать,

Только это просто счастье,

Что хочу Вам пожелать!

Затем поблагодарила охранника и удалилась.

Когда ведущий стал открывать коробку, он как будто открывал мою душу, заглядывая в неё, сказав: «Что там? Бомба?» Конечно, я в этот подарок вложила всю свою душу, а в ней когда-то разорвалась бомба. А момент с лифтом напомнил случай из двадцать второго отделения, когда меня считанные секунды отделяли от смертельного укола, а закрытие дверей лифта от встречи с ним.

Я стояла так близко к нему и этими воспоминаниями долго жила. На душе было так сладко и приятно.

После нового года вышел закон, чтобы все педработники принесли справки с наркодиспансера, психдиспансера и справку о несудимости. За две из них я не переживала, а вот за одну из них. Я только думала о том, что сейчас в самый тяжёлый момент я потеряю работу, зарплату, которая у меня и без того была маленькая, всего восемь тысяч, меньше, чем на почте, когда у нас на руках участник войны без пенсии, больная мама и Валера со своими коллекциями. Для чего я вообще учусь, если работать потом вовсе не смогу. Я иду в диспансер и молюсь. Подхожу к регистратуре, пульс увеличивается, сейчас она откроет компьютер, найдёт мою фамилию, там высветится, мало того, что состою на учёте, да ещё, что особо опасная разгуливаю тут, и меня прям на месте схватят, и уволокут в психушку. Девушка долго смотрела в компьютер, в висках стучало сердце, потом молча пошла пересматривать карточки, бланки и спокойно сказала, чтобы я поднялась к врачу за справкой. Я до конца не поняла, что она имела ввиду, а потом увидела целую очередь к врачу за справками, что они не состоят на учёте. Тогда как будто с меня сто килограмм нервного напряжения сняли. Я благодарила Господа за свою свободу, которую получила, простив своих врагов. Недалеко от диспансера стояла церковь, я сразу, получив справку, что психически здорова, отправилась туда поблагодарить Бога за своё спасение!

В феврале месяце, в восемьдесят восемь лет тётя Шура скончалась.

Проблемы на этом не закончились, заведующая детским садиком Татьяна Викторовна решила меня уволить просто так, Ольга Владимировна всё не могла успокоиться от того, что давила жаба и подбила на это заведующую. Они вызвали меня в кабинет, и Ольга Владимировна с напором стала давить на меня, чтобы я писала заявление об увольнении по собственному желанию, я отказалась, тогда они придумали статью за некомпетентность и выдали мне трудовую книжку. Я в этот же день написала жалобу в департамент образования, начались разборки. Мало того, что она меня даже на поминки с работы не отпустила, да ещё такую ахинею написала, испортив мне трудовую книжку. Департамент встал на мою сторону, и я осталась работать в том грёбанном коллективе.

Рабочие дни были кошмарными, до такого они меня доканывали, что без спрятанного диктофона на работу я не приходила. Обвиняли в воровстве, толпой приходили в