Саша Грей - Общество Жюльетты Страница 42

Смотри, как они движутся, и попробуй угадать, под которым из них спрятан твой идеальный мужчина. Играйте в эту игру, и вы проиграете. Всегда. Потому что иначе не бывает. Но женщины в это не верят.

Потому что кому хочется верить, что его обманывают, особенно в любви. Потому что это, черт побери, обидно. Наверно даже, обиднее всего на свете. Это все равно, что получить удар под дых. Тотчас становится тошно. Чувствуешь себя идиоткой. Круглой дурой. И лучшее, как можно поступить в такой ситуации, – это делать вид, будто вы с самого начала видели мерзавца насквозь. Сразу раскусили его гнилую сущность.

Притвориться, будто ничего не было.

Начать все сначала.

И все время говорить себе, что такое не повторится. Что больше не дашь себя обмануть.

Но в том-то и фишка, что дашь. Дашь потому, что не знаешь, чего хочешь в жизни. И пока женщины это не поймут, им суждено вновь и вновь, раз за разом повторять одну и ту же ошибку. Наступать на одни и те же грабли.

Потому что они гоняются за недостижимой мечтой.

Они мечтают заполучить идеального мужчину. Идеального мужа. Идеального любовника.

А жизнь, она совершенно иная.

И люди тоже.

Кстати, это касается не только женщин.

Парни тоже становятся жертвами собственных заблуждений. По крайней мере, те, что почувствительнее. Те, кто эволюционировал настолько, что считает, что женщины – это не просто удобные спермоприемники. Иногда на пути эволюции они заходят слишком далеко. Они начинают слишком много думать. Они ставят женщин на пьедестал, возводят своих и без того идеальных спутниц в недостижимый идеал. По крайней мере, мне до него далеко. Более того, идеал представляется мне источником вечных разочарований, вечных неудачных отношений.

Вы гробите время на поиски Правильного Парня или Правильной Девушки, а в результате получаете совсем не то. Совершенно не то.

Это и есть игра в любовь. Игра в мяч или в наперсток, играя в которую, невозможно выиграть.

Только проиграть.

Вы скажете, что это цинизм.

Я же отвечу, что я реалистка.

Заметьте, при этом я не говорю, что я не верю в любовь. Потому что верю.

А если меня прижать к стенке, я, вероятно, признаюсь, что это единственное, во что верю. Не в бога, не в деньги, не в людей. Лишь в любовь. И я не требую, чтобы кто-то опустил планку своих требований или согласился на второй сорт. Боже упаси.

Скажу больше. Мои отношения с Джеком совершенно иные. Они основаны не на том, кем мы не являемся, а на том, кто мы такие. Как и все, мы далеки от совершенства, и как любовники, и как партнеры. И я люблю наши несовершенства, упиваюсь нашими недостатками, боготворю наши слабости. Меня вполне устраивает, какая я, так сказать, со всеми бородавками. Меня вполне устраивает, какой он. Впрочем, я говорю за себя, не за Джека.

Он принадлежит к числу чувствительных натур, которые слишком много думают. Иногда я даже отчаиваюсь, что никогда не смогу соответствовать его надеждам и мечтам. Я делаю глупости, порой поступаю себе во вред, как будто хочу дать повод меня возненавидеть.

Я устраиваю вещи вроде той, что была прошлой ночью. И я умею притворяться, что на самом деле это что-то другое. Что в некотором роде это даже достойно уважения, потому что я честна сама с собой, верна своим фантазиям. Но в реальности все проще: я изменила своему бойфренду. Человеку, которого я люблю, за которого хочу выйти замуж, с которым хочу прожить бок о бок до конца моих дней.

Но я не изменила ему в мыслях.

Я изменила ему лишь телом. И получила от этого удовольствие. Ведь, черт возьми, один раз живем. И я способна отвечать за последствия моих действий. Я сумею восполнить потери. Есть лишь одна вещь, которую мне не хотелось бы терять.

Это Джек.

Глава 17

Джек вернулся домой, и я сделаю все, лишь бы он принял меня снова. Чтобы почувствовал, что любим, что нужен мне, что мы рождены, чтобы быть вместе.

Я готовлю ему ужин, и пока мы едим, пытаюсь угадать по его лицу, растаял ли наконец лед, потому что разговор не клеится. Я понимаю: то, что он сейчас здесь, ест то, что я приготовила, – само по себе хороший знак.

Проведя какое-то время порознь, мы снова ищем подходы друг к другу. Всего неделя, а кажется, будто прошел целый месяц. Но я рада, что он снова со мной.

После ужина Джек включает телевизор и успевает посмотреть последние кадры предвыборного ролика Боба Девилля. Он сидит на диване с таким видом, как будто смотрит последние тридцать секунд футбольного матча – подавшись вперед, упершись локтями в ноги, зажав коленями ладони. Тело напряжено, словно пружина. Я, словно кошка, убрала ноги под себя. Моя рука лежит на спинке дивана как раз там, где находились бы плечи Джека, если бы он вдруг откинулся назад.

В данный момент это максимально возможная близость. Я бы отдала все на свете, лишь бы стало как раньше. Не знаю, означает ли это, что мы снова вместе. От Джека исходят противоречивые сигналы, и это сбивает с толку.

Мы смотрим на экран, на Боба. Боб сейчас на какой-то фабрике, внимательно слушает парня в рабочей рубашке и с таким лицом, как будто жизнь успела состарить его раньше времени. Кажется, он годится Бобу в отцы, хотя на самом деле годится ему в сыновья.

Вид у Боба серьезный. Он то и дело кивает головой. И на случай, если мы вдруг чего-то не понимаем, высказывает свое мнение. Его голос наложен на кадры. Боб говорит:

– Люди ждут перемен. Они ждут, что кто-то выслушает их, внимательно отнесется к их заботам, их проблемам, их страхам. Им нужен кто-то неравнодушный, кто, узнав о том, что их волнует, станет действовать.

Он говорит это так, как будто декламирует последний монолог Гамлета или читает «Моби Дика». Голос звучит внушительно, завораживает, и вам хочется ему верить, потому что, черт возьми, Боб вещает так убедительно.

Он говорит короткими фразами, которые доносят такую банальную, такую избитую мысль, что ею невозможно никого обидеть, такую до боли знакомую. Нечто такое, что обращено к простым людям, что трогает до глубины души, отражает их надежды и чаяния, даже если слова совершенно пусты и за ними ничего не стоит, – и все это одновременно.

Сами фразы, разумеется, правильные, но по большому счету это лишь слова на бумажке, и если их плохо прочесть, то они прозвучат фальшиво. Боб же отличный чтец. И прирожденный политик – точно так же, как бывают прирожденные художники, писатели, спортсмены… Но на самом деле это огромное заблуждение. Потому что творческие личности или те, кто способен достичь исключительных успехов в какой-то области, хотя и появились на свет с заложенными в них семенами таланта, затем оттачивали талант годами, сосредоточившись только на нем, превратив его в суть своего «я».