Элизабет Беверли - Как заарканить миллионера Страница 43

«Пожалуйста!»

— Рассказать, как сладко сжимать тебя в объятиях? Как давно я не испытывал такого желания?

«Не надо!»

— Каким чудом стала для меня эта ночь?

«Адам…»

Кажется, он догадался о ее смущении, ибо, вдруг посерьезнев, спросил совсем иным тоном:

— Или с подобными откровениями лучше подождать?

Сердце Дорси билось, как сумасшедшее, кровь птицей летела по жилам. «Не может быть, — думала она в смятении. — Не может быть, чтобы он серьезно… Это всего лишь увлечение, только и всего — на самом деле он, конечно, так не думает! На самом деле эта победа ничем не отличается от прочих его любовных побед.

Но если так, почему Адам не выглядит победителем? Почему больше похож на побежденного? Многим ли своим любовницам он приносил кофе и розы в постель?»

— Нет-нет, — тяжело сглотнув, с трудом произнесла она. — Все в порядке. Продолжай.

Он снова изогнул губы в самоуверенной, неотразимо сексуальной улыбке.

— Сказать ли, что я хотел бы просыпаться рядом с тобой снова и снова? Что желаю тебя, как никогда еще никого не желал? Или тебя отпугнут такие признания?

Если до сих пор кровь ее птицей летела по жилам — теперь она достигла скорости реактивного самолета. Непонятно, как еще Дорси не рухнула в обморок? Впрочем, голова уже кружится…

— Я не знаю, — растерянно пробормотала она.

Улыбка его потухла.

— Да, — мягко ответил он. — Боюсь, я тебя отпугну. Поэтому лучше помолчу. Пока.

Дорси ощутила странное разочарование, но тут же сказала себе, что жалеть не о чем. И незачем выслушивать пугающие признания. Ей и без того есть чего опасаться.

Несколько секунд Адам молчал, глядя на нее так, словно хотел навеки запечатлеть в памяти ее образ. Затем осторожно пропустил между пальцев прядь ее волос.

— Я рад, что ты осталась со мной, — просто сказал он.

Мгновение поколебавшись, она ответила:

— Я тоже рада.

Костяшками пальцев он нежно провел ее по щеке.

— Надо бы как-нибудь… повторить.

У Дорси перехватило дыхание:

— Ты д-думаешь?

Он кивнул, проведя пальцами по ее нижней губе:

— Угу. И как можно скорее.

Нежные прикосновения его, казалось бы, такие невинные, сводили ее с ума, не давали думать.

— Я… хорошо, — сдалась она без боя. Теперь он ласкал ее шею, нежно поглаживал плечи:

— Например, сегодня ночью?

— Сегодня ночью? — повторила она внезапно севшим голосом. Он снова кивнул.

— Днем мне надо быть в Эванстоне, но к шести часам я освобожусь. Могу за тобой заехать. Мы перекусим где-нибудь, может быть, послушаем джаз, а потом вернемся сюда. Что скажешь?

Что могла сказать Дорси, если при слове «Эванстон» ее обдало волной холодного ужаса? Прикосновения Адама по-прежнему зажигали в ней огонь, но где-то в глубине ее тела угнездилась ледяная игла — колола, давила, не давала дышать.

— Ты… ты едешь в Эванстон? — пролепетала она, с трудом шевеля вмиг онемевшими губами. — Зачем?

Он уронил руку на одеяло; Дорси вздрогнула от облегчения — и разочарования.

— Сегодня в Северо-Западном университете выступает Лорен Грабл-Монро, — объяснил он, поморщившись. — Хочу поймать ее после выступления и взять интервью. Глаза бы мои не видели эту бабу — но, к сожалению, публика хочет знать о ней как можно больше.

— Почему же ты просто не позвонишь ее рекламному агенту? — поинтересовалась Дорси так безразлично, как только могла.

Он ответил с готовностью, словно только этого вопроса и ждал:

— Можно сделать и так. Но эта женщина будит во мне примитивные охотничьи инстинкты, хочу выследить ее и захватить врасплох.

«Вот ты и прокололся, охотничек», — с горьким злорадством подумала Дорси.

Примитивные инстинкты… Несколько часов назад Адам тоже поддался «примитивным инстинктам», хоть и иного сорта…

А вот об этом вспоминать не стоило, ибо Дорси мгновенно обдала горячая волна воспоминаний. О, что он с ней делал! А она — с ним! Что они делали друг с другом! Хоть до ста лет проживи — этого не забудешь. Особенно если знаешь, что такой сказочной ночи не суждено повториться.

Ибо между нею и Адамом стоит другая женщина. Бесстыжая многоопытная стерва по имени Лорен Грабл-Монро.

«Что же будет?» — со страхом думала Дорси. Что же теперь делать? Она провела самую сказочную ночь в своей жизни с человеком, которого, кажется, готова полюбить (если — о господи! — уже не влюбилась); но Лорен Грабл-Монро не позволит им быть вместе. Надо все рассказать Адаму. Он имеет право знать правду. Разве может она его обманывать — после того, что произошло между ними?

Но какова будет его реакция? Дорси с горечью призналась себе, что, как ни странно это звучит, она совершенно не знает Адама. Что, если он разозлится? Не простит ей обмана? Или, узнав в ней автора ненавистной книги, возненавидит и ее саму? Что, если захочет ее наказать за обман? Разоблачит на страницах журнала, выдаст ее тайну, превратит ее жизнь в кошмар?

Скрепя сердце Дорси признала, что это вполне возможно. Трудно поверить, что Адам способен на жестокость, но люди не всегда таковы, какими кажутся. Как он ни прекрасен, ни нежен, ни добр — доверять ему нельзя. По крайней мере, пока.

— Адам, я…

Договорить она не успела — он потянул с нее простыню и по-хозяйски накрыл руками ее грудь. От этого Дорси бросило одновременно в жар и холод: влечение боролось в ней с сомнениями, желание — со страхом. Но желание сме-лб все сомнения, и она, обвив рукой его шею и запустив пальцы в его густые темные волосы, нетерпеливым возгласом притянула его к себе.

Какой он прекрасный… нежный… удивительный! Она обязательно поговорит с ним, непременно все объяснит — но позже… гораздо позже… А теперь…

— Я опять тебя хочу, — шепнул он в ухо.

И замер, пристально глядя ей в лицо и лениво поглаживая затвердевший от возбуждения сосок. Дорси поняла, чего он ждет: застонав, она подалась вперед и прильнула к его губам. Он открыл рот ей навстречу — и, нырнув языком в бархатистую глубину, Дорси узнала, каков на вкус Адам Дариен.

Время объяснений еще настанет, успела подумать Дорси, а это воскресное утро они посвятят любви.

Она молилась лишь об одном: чтобы никогда не настало время сожалений.

Ровно в половине четвертого Лорен Грабл-Монро заняла свое место на сцене актового зала Северо-Западного университета и начала свое выступление.

Адам пришел заблаговременно, пока все места не оказались заняты безумными фанатками, и сел в первый ряд. Не для того, чтобы лучше слышать — для того, чтобы лучше видеть.

О, тут было на что посмотреть! Микроскопическая алая юбка открывала взору длинные-длинные ноги в черных чулках. Расстегнутый жакетик давал возможность лицезреть черный топ с низким вырезом, обнажающим соблазнительные округлости грудей. Стоило закрыть глаза — и Адам, кажется, ощущал аромат роковой женщины, пряный, горьковатый, опасно-чувственный.