Обретая надежду - Дж. Б. Солсбери Страница 44

За те годы, что посещала церковь Бена и слушала его проповеди, я никогда не желала, чтобы служба закончилась быстрее так, как сегодня. Что собирался сказать Бен? Я хочу… Чего ты хочешь, Бен?

К тому времени, как он произносит последнюю молитву, я ерзаю на своем месте, выпрыгивая из кожи вон. Каждый раз, когда тот говорил что-то хотя бы отдаленно сексуальное, у меня возникало ощущение, что Бен обращается непосредственно ко мне. Согнуться. Встать на колени. Подчиняться. Если раньше я не была приговорена к аду, то сегодня мои мысли купили мне билет в один конец.

После финального «аминь» я встаю на желеобразных ногах. Бен пожимает руки и разговаривает с людьми, и, по моему опыту, его беседы после службы могут занять некоторое время.

Я выхожу, когда слышу, как он зовет меня по имени. Оборачиваюсь и вижу, как тот бежит по проходу с Библией в руке.

— Ты ведь не уйдешь?

— Я собиралась пойти за Эллиот.

— О, хорошо. Но… ты э-э… — Он оглядывается, чтобы посмотреть, кто может быть в пределах слышимости. — Зайдешь на минутку?

— Да, конечно.

— Отлично, тогда я пойду с тобой за Эллиот.

Я выхожу вместе с Беном, но держусь на приличном расстоянии. Люди останавливают его, чтобы поздороваться, поблагодарить за проповедь, рассказать ему о миллионах проблем, с которыми они сталкиваются, и Бен с искренней заботой уделяет каждому минуту своего времени. Дорога до детского корпуса занимает пятнадцать минут, и к тому времени все дети уже ушли, кроме Эллиот. Она видит, как мы входим, и подбегает ко мне, а затем обнимает меня за ноги.

— Привет, коротышка. — Я провожу рукой по ее мягким волосам.

— Привет, как прошла воскресная школа? — спрашивает ее Бен.

Она смотрит на нас своими проникновенными карими глазами.

— Мы узнали о том, как Бог сказал Лоту взять свою жену и блоху и покинуть город, не оглядываясь назад. Но его жена оглянулась и превратилась в соляной столп! — Ее маленькие брови сходятся вместе, и она хмурится. — Но они так и не сказали, что случилось с блохой.

Бен хихикает, и я смотрю на него.

— Что? — спрашивает он.

— А что случилось с блохой? — спрашиваю я.

Он прочищает горло и стирает юмор с лица.

— Блоха перешла к Лоту, и они поселились в горах, где блоха завела новую семью и жила долго и счастливо.

— Хорошо. — Эллиот хватает отца за руку. — Я надеялась, что малышка выбралась оттуда целой и невредимой.

Мы выходим из здания, Бен и Эллиот впереди меня. Я удостоверяюсь, что следую за ними. Бен — знаменитость на территории церкви, и, если я подойду слишком близко, у людей может сложиться неправильное впечатление о нас.

Мы добираемся до стоянки, и Бен провожает меня до моей машины, но не останавливается и не задерживается. Он просто говорит приглушенным голосом: — Скоро увидимся.

Я не отвечаю, просто сажусь за руль, закрываю дверь и слепо смотрю вперед.

— Что, черт возьми, здесь происходит? Как это может быть моя жизнь?

У меня нет ответа, но я планирую это выяснить.

БЕН

«Ох, Мэгги, что, черт возьми, я наделал?»

Это первые слова, которые приходят мне в голову, когда я возвращаюсь домой из церкви после приглашения Эшли. После нашего поцелуя в пятницу меня переполняло чувство вины. Последней женщиной, к которой прикасались мои губы, была Мэгги. Через несколько секунд после того, как ее сердце перестало биться, я прижался губами к ее губам и пообещал ей, что этот поцелуй будет моим последним. И я сдержал это обещание. В течение шести жалких лет я без колебаний выполнял это обещание. До вечера пятницы.

Этим утром я планировал извиниться перед Эшли, отвести ее в сторону и попросить прощения, поклявшись, что никогда больше не переступлю эту черту. Но потом увидел ее. И она защищалась от Кэти, защищала мою церковь, и когда я увидел ее сверкающие голубые глаза, то понял, что не могу не поцеловать ее снова. Знал, что должен попробовать еще раз. Я с трудом мог сосредоточиться на протяжении всей проповеди, чувствуя жар ее взгляда на своем теле, как физическое прикосновение. Каждый раз, когда встречался с ней взглядом во время своей проповеди, я почти забывал, что говорил.

Я больше не могу отрицать, что между мной и Эшли что-то есть. Каким бы неожиданным или нежелательным оно ни было, оно живое, дышит и притягивает меня ближе, и я не знаю, хватит ли у меня сил отрицать это.

Размышляя об этом, смотрю в холодные глаза моей жены, защищенные стеклянной рамкой. И снова я омыт позором. Насколько трудно может быть оставаться верным своей жене даже после смерти?

Пока смерть не разлучит нас.

Наши клятвы проносятся у меня в голове, как это часто бывает, когда я сомневаюсь в себе. Мы соглашались до самой смерти. Так почему же я не могу смириться даже с мыслью о том, чтобы двигаться дальше?

Раздается стук в дверь, и Эллиот бежит открывать. Эшли входит, выглядя так же сногсшибательно, как и в церкви. Это платье вызывает в воображении образы того, как она выглядела бы в одной из моих рубашек, ее светлые волосы спадают ей на плечи, и эти губы приоткрыты, когда она смотрит на меня. Губы, которые я пробовал на вкус. Губы, которые мечтал попробовать снова.

Эллиот ведет Эшли в свою комнату, и Эшли улыбается мне, пока ее тащат по коридору.

Я не могу позволить этим чувствам продолжаться. Или могу? Что подумает церковь, если я начну с кем-то встречаться? И относится ли Эшли к тому типу женщин, которые хотели бы быть в паре с кем-то вроде меня? Женатым мужчиной… вернее овдовевшим мужчиной. Я ненавижу, как это звучит.

Когда добираюсь до своей комнаты, я слышу, как Эллиот и Эшли говорят о бойз-бендах. Я закрываю дверь и переодеваюсь из своей церковной одежды. В своем шкафу я поворачиваюсь спиной к одежде Мэгги, потому что, глядя на нее, я буду чувствовать себя только хуже из-за того, где находятся мои мысли.

В нашем доме есть еще одна женщина. С нашей дочерью.

Что бы она подумала, если бы узнала?

Мой желудок кажется пустым… или, может быть, это моя грудь.

Надеваю поношенную футболку и джинсы, не парясь насчет обуви и ремня. Когда открываю дверь своей спальни, чтобы отправиться на кухню и приготовить что-нибудь на обед, Эшли чуть не сталкивается со мной в коридоре.

Не знаю, что она видит