Татьяна Веденская - Вся правда Страница 47

– Поеду-ка я за догоном, – родил наконец Снейк.

– Только посмей! В моем доме не позволю! – высказала неприятие предложения Ванесса Илларионовна. Ну и имечко, в самом деле.

– Кому ты не позволишь? Тля! Да я тебя сейчас запру до второго пришествия.

– Мразь! Милицию вызову!

– Без пальцев останешься! Все повырву! – орал Сашенька мамочке и даже попытался привести угрозу в исполнение. Они по-дурацки пыхтели, входя в раж.

– Пойду я… Ребенка уложу, – решила ретироваться я, пока они не втянули и меня. Все-таки был уже час ночи. Снейк вернулся без героина. Может, было бы лучше, если бы он его нашел-таки. Но он его не нашел. С бутылкой пива в одной руке и с бутылкой водки в другой он вперся к нам.

– Азера уже разошлись. Говорят, облава была.

– Черт, черт, черт… – завертелся волчком Лексик.

– Так тебе и надо! Наркоман проклятый, – орала через щель в двери мать. Она заперлась на цепочку и от этого очень осмелела.

– Нет, я ее все-таки грохну! – взвился Лекс. Вместо дрожи в его глазах зазвенело бешенство и злоба. Если бы мне довелось когда-то видеть глаза бешеной собаки, я уверена – они бы выглядели точно также. Лексу для полноты картины не хватало только пены у рта. Я заперлась у себя и попыталась раствориться. Предчувствие беды охватило меня снова. Оно было таким сильным, что сводило меня с ума. Когда Эдисон улетал в вечность, меня также трясло. Прошло какое-то время, я, кажется, уснула, положив голову к плечику Олеськи. Очнулась от криков.

– Ах ты сволочь. Издеваться надумал. Убью! – услышала я. Разлепила глаза, с трудом собрав мысли в связанную нить, посмотрела на часы. Три пятнадцать.

– Караул! – взвизгнула вдруг Ванесса.

– А вы чего не спите, – высунулась я. И обомлела. Лекс на полу в кухне пинал ногами Снейка, который хрипел, отплевывался кровью и пытался ухватить Лексов ботинок.

– Да что ж такое, люди добрые! – кричала Ванесса, пытаясь схватить сына за руку.

– Прекрати! – закричала я.

– Отвяньте, дуры! Убью! – рычал Лекс.

– Что случилось? – пыталась выяснить я у очумевшей Ванессы.

– Не знаю, боже! Он его убьет.

– Ах ты гад! Зажал? Дозу зажал? – волком выл Лекс. Ситуация прояснилась. Итак, они подрались на почве героина. Но только мне от этого легче не стало. Не желая влететь в разборки, я бросилась в комнату.

– Вызывай милицию! – заорала Ванесса и бросилась к входной двери. Лекс недобро посмотрел на меня и прыгнул ей наперерез.

– Молчи, сука! Сына решила посадить?! Да я тебя сейчас саму порешу.

– Спасите, кто-нибудь! – махала неумело она кулачками и отступала к комнате. Я поймала себя на мысли, что хохочу, вцепившись в Олеську. Театр абсурда, вход рубль, выход – два. Или без выхода. Цыганочка без выхода. Лекс обернулся ко мне и я приготовилась отлететь на небо вместе со всеми. В газетах напишут: «Сегодня ночью в Перекупном переулке совершено тройное убийство. В приступе бешенства наркоман забил ногами свою мать, жену и знакомого. Молодого человека по кличке «Снейк». И потом сам выбросился из окна. Из всей семьи выжил только полугодовалый ребенок.» Так ли напишут или как-нибудь все переврут? Лекс переступил через недвижимого Снейка и рванул ко мне. Я даже не стала сопротивляться. Разве не к этому я всегда стремилась? Вот и все. Его пальцы сомкнулись вокруг моей шеи. Сначала было очень больно, потом стало просто нечем дышать. Я уронила Леську и пальцами отдирала от своей шеи хомут его ладоней. И, наконец, инстинкт начал угасать. Я отключалась. Жить хотелось неимоверно, но сил не было никаких.

– Ах ты сволочь! – раздался чей-то голос и моментально руки на моей шее разлетелись в стороны. Люди мышиного цвета махали дубинками. Ритмично и слаженно, в такт друг другу. Раз – два, раз – два. Лекс дергался как в танце, безумно ощупывая стены глазами. Потом наручники сцепили у него за спиной те самые руки, следы от которых еще оставались на моей шее. Олеська, до сих пор почему-то молчавшая, взвыла с невиданной силой. Я тоже на всякий случай зарыдала. Свекровь валялась в проходе к комнате. Сердце – сказали мне потом. Ничего страшного, покой и хороший уход. Не нужна даже госпитализация. До нее Лекс добраться не успел.

– Фамилия?

– Что? – не поняла я.

– Как вас зовут?

– Алиса Новацкая. Вот паспорт.

– Вы же поменяли фамилию. Вы его жена?

– Да, – кивнула я. – Я его жена. – В голове крутился только один вопрос. Почему я жива? По всему, я должна была сегодня умереть. Именно к этой ночи я шла столько времени. Именно для этого я неотвязно следовала за мужем-убийцей и терпела все от него. Я хотела бы навсегда покинуть этот мир. С того самого дня, когда Артем Быстров черкнул мне свою записку, я не хотела жить. Но все время что-то меня держало. То инстинкты, то трусость и страх, то десять таблеток прокопана. Потом накрепко привязала к себе Олеся. Вся-то надежда была на Лекса. Ведь знала я, что рано или поздно человек, утопивший Эдисона из-за дозы Винта, разделается и со мной. Знала и терпеливо ждала момента. И что теперь? Жить? Мне жить? И если жить, то как? Мне очень нужно это узнать, ведь теперь я оказалась свободна. К утру, в госпитале, от черепно-мозговой травмы, осложненной аспирацией кровью скончался Снейк, в миру Павлик Чуйков. Почему-то не я.

Как выяснилось потом, милицию вызвали соседи. Почему они не спали, как услышали и поняли, что у нас происходит, и как, наконец, умудрились не опоздать люди с дубинками – вопросы без ответа. Мне в этом всем виделся промысел божий. До утра нас истязали вопросами, делали анализы, фотографировали и прочее, прочее, прочее… Свекровь накормили валидолом, напоили валокордином и уложили стонать на кровать. Соседи поминутно входили – выходили в незапертые двери и впитывали подробности такого «вкусного» скандала. А уж когда выяснилось, что один из участников спектакля все-таки сподобился помереть, все пришли в полный экстаз. Олесю причислили к лику святых безвинных младенцев.

– Ах ты, бедненькая. Что ж с тобой теперь будет, – причитали они так, что становилось понятно – ничего хорошего не будет. Причем никто не пояснил мне, что же это такое изменится для Леськи при отсутствии папаши. Особенно если учесть, что его участие в воспитании сводилось исключительно к просьбам «заткнуть эту дрянь» и «перестать к нему приставать уже».

– Ах, Алиса, как ты? – спрашивали меня и заботливо вставляли мне в зубы сигареты.

– Нормально, – отвечала я и, что самое интересное, это была совершеннейшая правда. Снейк, хоть и умер, а сам тоже ангелом не был. Я не любила его. Он был для меня ничем, и не мое дело по нему плакать. А вот то, что я осталась жива, я посчитала чудом и поворотом судьбы. Потому что именно теперь я со всей ясностью поняла, что жить я хочу. Невзирая на Артема и на прочие «обстоятельства».