Подглядывающая (СИ) - Славина Анастасия Страница 48

Съемка длится несколько часов. Меняется реквизит, макияж, позы, взгляды. Мы делаем перерыв лишь на то, чтобы поужинать суши – и даже бамбуковые палочки становятся реквизитом для съемок – Рената использует их в качестве шпилек для моей прически.

За плотно зашторенным окном не видно, как сменяется время суток. Признаюсь, что жутко хочу спать.

– Оставайся, – предлагает Рената. – У меня даже есть новая зубная щетка.

Я не вижу по ней, но чувствую – она волнуется.

– Ты смущена, Эмма?

Вот он – ее единственный шанс сделать тайные фото.

То, ради чего мы с Эем все это затеяли.

– Я нне люблю сспать в ччужой ппостели.

– Значит, у тебя нет парня.

– Нет, – кажется, я краснею.

Некоторое время мы молча смотрим друг другу в глаза. Не перегнула ли я палку?

– Ну же, оставайся! – Рената снимает очки – и вовсе не становится проще, как я предположила когда-то. Она становится моложе и будто искреннее. Словно тонкое стекло очков было невидимой преградой между нами. – У меня огромная кровать. Там можно спать вчетвером – проверено. Да шучу я! Мне просто очень не хочется тебя отпускать. У меня все равно бессонница. Открою вторую бутылку вина и буду обрабатывать фото. А потом мы вместе позавтракаем.

Я все же выжидаю паузу – и только потом киваю.

Чищу зубы, собираю резинкой волосы в хвост, кутаюсь в прохладное и гладкое шелковое одеяло, из-за которого все время кажется, что я куда-то соскальзываю.

Как Рената сделает тайные фото, если от волнения я не смогу заснуть?

Я обязана заснуть!

Заглядываю в мобильный.

Серый: Представляю, как ты, обнаженная, засыпаешь в моей постели. У меня в руке роза с крупным бутоном. Я провожу ей по твоей шее, лепестки нежно щекочут кожу – ты улыбаешься во сне. Я очень хочу провести по твоей шее губами, но пока сдерживаюсь. Продолжаю ласкать тебя цветком – легонько провожу по животу, по груди, по шее. Смотрю в твои сонные, но уже приоткрытые глаза. Я вижу в них желание и любовь – отражение моих эмоций. Тогда я откладываю цветок в сторону и начинаю целовать твои пальцы – один за другим. Прокладываю дорожку из поцелуев по руке – до плеча, целую его, затем – шею, добираюсь до уха и шепчу: «Ты – мое удовольствие». Спокойной ночи, Эмма…

Пишу ответную нежность и прячу телефон под подушку.

Я жду, когда Рената придет делать тайные снимки. Вслушиваюсь в поскрипывание кресла в кабинете, в легкую фоновую музыку, щелчки клавиши мыши, тихий звон бокала о столешницу.

И засыпаю.

Глава 20. День 321

Я просыпаюсь от знакомого звука тихих щелчков.

Мне бы еще полежать с закрытыми глазами, но спросонья я забываю, где нахожусь, и что мне все еще положено играть, – и открываю глаза.

Щелчок. Еще один.

Рената стоит передо мной в комбинации и кардигане, упавшем с плеч до локтей.

– Ччто ты делаешь? – спросонья мой голос почти не слышен.

– Я делаю прекрасные кадры, Эмма. Это удивительно...

Я знаю – тайные фото уже сняты. Это видно по лицу Ренаты – она будто выиграла джек-пот.

– Ччто удивительно?

Какой именно момент этого утра стал для Ренаты особенным? Что она уловила во мне, спящей? Тайные желания? Страхи?

– Удивительно, как мы похожи с тобой. Пойдем, я покажу тебе кое-что.

Я заворачиваюсь в шаль и, обнимая себя за плечи, осторожно ступаю босыми ногам по ледяному полу.

Надо связаться с Эем, рассказать ему все, узнать следующий пункт плана. Я же понятия не имею, как действовать дальше.

До сих пор не могу поверить, что все получилось! Шанс был один из сотни. Нет, из тысячи!

В кабинете Рената пододвигает стул к книжным полкам. Становится на него и, балансируя на цыпочках, достает с верхней полки альбом формата А3 в синем кожаном переплете.

– Есть один снимок… – она спускается со стула, сдувает пыль с альбома. – Мой снимок. Он очень похож на тот, что я сделала сегодня утром.

– Ппокажи!

Внутри меня словно рябь проскальзывает, как по озерной глади. Я знаю, какое фото Рената имеет в виду, – то самое, что она сделала на чердаке дома у озера. Снимок, на котором запечатлен влюбленный парень, когда ему снился кошмар.

Я так четко, в малейших деталях, представляю то фото – и пылинки в воздухе, и рыхлый свет, и влажный блеск лба Эя, и складку у его губ – что горю от нетерпения увидеть оригинал. Сравнить воображаемое фото с реальным. Увидеть юного Эя.

Рената раскрывает альбом. Листает страницы. Я вижу крыши домов, узоры дыма, смешанного с облаками, завитки металлических оград, орнаменты теней. Фотографии огромные – на всю страницу.

– Ттвои?

– Не все. Здесь – самое любимое, – она продолжает листать – торопится найти нужный снимок.

Городские пейзажи сменяются сельскими: чешуя болотистой речушки, песчаный карьер в лесу – будто кусок слоеного торта, туман обвивается вокруг яблони.

На следующем снимке у меня спотыкается сердце.

Лето, поле с волной колосьев, кровавый закат. А на краю кадра, обрезанный на три четверти, – будто случайно попавший в объектив, – юный Эй с широченной улыбкой. Он несет на плечах хохочущую Ренату. Ее волосы, рыжевато-красные в закатном свете, падают ей на лицо. На носу – мелкие, будто иголочкой натыканные, веснушки. Она такая тонкая, звенящая и счастливая, что я пропускаю несколько фотографий – тот снимок все еще стоит у меня перед глазами, все еще сжимает сердце.

Рената замирает.

– Вот!

Я склоняюсь над снимком.

И словно получаю удар под дых.

Я не понимаю, что вижу.

Это не снимок, сделанный Ренатой – это снимок, на котором изображена Рената.

Она, а не Эй, спит на чердаке старого дома. Ее губы, а не губы Эя, мучительно изгибаются во сне. Кошмар словно пожирает ее изнутри. У меня мурашки пробегают по коже только от одной мысли, что Рената чувствовала в тот момент. На этом снимке она совсем другая – уязвимая, растерзанная.

– Сегодня тебе тоже снились кошмары. Смотри! – Рената листает на фотоаппарате снимки, которые она сделала сегодня утром.

Я с трудом заставляю себя оторвать взгляд от альбома.

Мы и в самом деле с ней очень похожи. Те же свет, поза, цвет волос, выражение лиц – будто с разницей в десять лет нам снился один и тот же кошмар.

Но еще я вижу третье фото – не наяву, а в своей голове. Фото, на котором изображен Эй.

Три похожих снимка.

Один лишний.

– Кк... – от волнения я не могу заставить себя выпихнуть и слово, – кккто… ссделал этот... сснимок?

– Один очень талантливый мальчик, – Рената откладывает фотоаппарат. Теперь она снова поглощена фотографией из альбома.

– Рребенок? – уточняю я, хотя знаю ответ.

Ощущение такое, будто прямо здесь, в квартире, надвигается гроза. Я еще не вижу ее, не улавливаю, откуда дует ветер, но чувствую – сейчас прорвет.

– Нет, – она усмехается. Проводит пальцем по снимку там, где на светлой коже извивается тонкая серебряная цепочка. Теребит свою – точно такую же. – Просто он намного младше меня. Тогда это было заметно. Теперь уже не так.

Я должна спросить.

Прикрываю глаза. Вдох...

– Ккак его звали?

Рената пожимает плечами.

– Когда мы познакомились, все уже называли его Ван Гогом – за то, что однажды он едва не отрезал себе ухо – когда во дворе к нему пристали старшие ребята. После такой выходки они решили, что Ван Гог – псих, и оставили его в покое. Не сказать, что они так уж сильно ошиблись. Ведь талантливые люди – они все немного не в себе. Чем больше талант, тем сильнее крен. А Ван Гог – он не просто талантлив. Он – гениален.

Рената чуть склоняет голову набок. Ее лицо освещается какой-то внутренней затаенной улыбкой.

– У меня никогда не получалось видеть то, что видел он. Сегодня утром я сняла тебя в том же ракурсе, почти в том же свете, но теперь, когда я снова увидела этот снимок в альбоме, мое фото кажется подделкой.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.