Безрассудная династия - Трейси Лоррейн Страница 49

У нас здесь, внизу, нет понятия о времени, равно как и о том, день сейчас или ночь снаружи. Окно было так хорошо заколочено, что сквозь него не пробивается даже луч света. И я испробовал все, что было в моих силах, чтобы разрушить его. Но здесь, внизу, нет ничего, кроме нескольких тонких одеял и моих собственных пальцев, мы далеки от возможности побега.

Я понятия не имею, сколько времени проходит, прежде чем над нами раздается звук тяжелых шагов.

Мой желудок сжимается от осознания того, что он вернулся. Страх пробирает меня до костей, пока мы ждем. Мы всегда являемся его первым пунктом назначения, когда он появляется вновь, подходя поприветствовать нас, как будто мы ждали его возвращения с тяжелого рабочего дня.

Он подходит ближе, мое сердце набирает скорость в груди, прежде чем замки открываются, и дверь распахивается.

— Мои девочки, — объявляет он. — У меня есть для вас угощение сегодня вечером. — Его улыбка, которая следует за этим, маниакальна, и это заставляет страх пронзить мое тело.

— Звучит замечательно, дорогой, — выдыхает мама, мило улыбаясь ему. От ее фальшивого счастья у меня сводит зубы. Но, хотя я могу и не согласиться с ее планом заставить его облажаться, у меня также нет плана Б. Вскочить и заорать ему в лицо — верный способ гарантировать, что наше пребывание в подвале только продлится.

— Тогда пошли. У меня приготовлен ужин для всех нас.

— Ты хочешь, чтобы мы поднялись туда и поели с тобой? — спрашиваю я, мои брови в замешательстве сходятся на переносице.

Он еще не выпускал нас без повязки на глазах, так с чего бы ему вдруг захотеть устроить семейный ужин за столом?

Мама поднимается на ноги, и я нерешительно делаю то же самое, мне чертовски любопытно, во что он играет.

С каждым шагом, который я делаю вверх по лестнице, я ожидаю, что он рассмеется нам в лицо и снова хлопнет дверью.

У меня болит живот там, где так пусто, и когда я поднимаюсь на верхнюю ступеньку и до меня доносится запах еды, я забываю обо всем, что это подстава, и начинаю двигаться быстрее, отчаянно желая узнать, что у него может быть для нас по ту сторону двери.

— Что за хрень? — бормочу я себе под нос, когда смотрю на дом, под которым нас держат.

Я несколько раз моргаю, недоверчиво оглядываясь вокруг.

Это наш дом. Только… это не так.

Но стены, мебель, даже некоторые фотографии, они идентичны нашему дому.

Он серьезно облажался.

— У меня есть наше любимое блюдо, — говорит он, указывая в сторону кухни.

Мы заходим внутрь впереди него и обнаруживаем, что стол накрыт всем необходимым для приготовления тако.

У меня слюнки текут при виде всей этой еды после того, как я питалась только сухим хлебом и чуть теплой водой в течение… дней.

— Что мы сделали, чтобы заслужить это удовольствие? — Мама тихо говорит позади меня, ее тон заставляет меня съежиться.

— Я подумал, что нам пора снова стать семьей.

— Почему? — Спрашиваю я, вопрос срывается с моих губ прежде, чем я даже осознаю, что собираюсь сказать это вслух.

— Потому что я хочу сделать что-нибудь приятное для своих девочек.

Я оборачиваюсь и пристально смотрю на него. Он выглядит лучше, чем в первый раз, когда я увидела его в нашем доме, сколько бы дней это ни было назад. Быть свободным, очевидно, идет ему на пользу.

— Мы начинаем все сначала. Только я и мои девочки. Я все спланировал, и мы будем так счастливы.

Мои глаза прищуриваются, когда я смотрю на него, но мне удается держать свои мысли при себе.

— Звучит замечательно, дорогой. Почему бы тебе не рассказать нам об этом подробнее?

Глаза Джонаса не отрываются от моих, пока он ведет маму к столу.

— Где мы собираемся начать все сначала? — Спрашиваю я, понимая, что он относится ко мне с подозрением и должна следовать плану мамы, чтобы заставить его думать, что мы на его стороне.

— У нас забронированы билеты через пару дней. У меня есть самый невероятный дом, который ждет нас. Это рядом с несколькими фантастическими университетами, вам там понравится.

— Где это? — Спрашиваю я, мое сердце бешено колотится.

Если он вытащит нас из страны, нам крышка по-королевски.

— Тебе не нужно беспокоиться об этом прямо сейчас. Садись, ешь. Вы обе, должно быть, умираете с голоду.

Да, благодаря тебе.

Джонас выдвигает мамин стул и, как только она садится, начинает наполнять ее тарелку.

Я не совсем в восторге, несмотря на то, как громко урчит мой желудок, и только когда он, наконец, садится и начинает есть, я следую его примеру, полагая, что он не собирается отравлять нас после того, как все это устроил.

— Этот дом выглядит чудесно, — говорит мама.

— Я подготавливал его несколько недель, — признается он, поднося ко рту свой первый тако. — Я так скучал по дому. Я так сильно скучал по вам обеим, — говорит он, беря маму за руку и крепко сжимая ее. — Это все, о чем я был в состоянии думать. Мы снова вместе.

— Мы тоже скучали по тебе, дорогой, — мурлычет мама, как хорошая маленькая жена.

От ее поступка у меня сводит живот, и я не могу не задаться вопросом, есть ли веская причина, по которой она так хороша в этом.

Она снова и снова говорила мне, что любила его всем сердцем, и я верю ей, но я не могу не задаться вопросом, есть ли в их отношениях нечто большее, возможно, больше, чем она даже осознает.

Он смотрит на нее с голодом в глазах, и хотя идея, которая приходит мне в голову, вызывает у меня отвращение, она дает мне единственную надежду, которая у меня была за последние дни.

Если бы она могла отвлечь его, использовать ту слабость, которую он испытывает к ней, против него самого, это могло бы дать нам шанс, в котором мы нуждаемся, чтобы найти помощь, одержать верх, сбежать.

— Так приятно снова видеть эту улыбку на твоем лице, мам, — добавляю я, подыгрывая шараде.

Глаза Джонаса загораются.

— Я всегда знал, что мы снова будем вместе. — Он широко улыбается ей, пока я заставляю себя есть. Я умираю с голоду, но я также беспокоюсь, что в ту секунду, когда это попадет в мой желудок, оно немедленно вернется обратно.

— Я так сожалею обо всем, через что тебе пришлось пройти, пока меня не было, — говорит он почти искренне. — Но все будет