Однажды ты пожалеешь - Мария Летова Страница 5

— Почему не подходит?

Он задает этот вопрос без давления, но я не хочу на него отвечать. Отвечать правду, свою личную правду. Никто не поймет. Никто и никогда. Разве что мой брат, которого я уже три года не видела.

— Просто не подходит, — пожимаю я плечом и забираю у бармена свой коктейль.

— Это отличный вариант…

— Мне он не подходит, — отрезаю я.

Осадчий смотрит на меня, умолкнув. Смотрит с царским спокойствием — это его генетическая способность, но тяжесть из его взгляда никуда не убралась. От этого мои шипы только длиннее.

Возможно, это и в самом деле не то, что я хочу. У меня ведь есть душа?! У нее есть свое мнение?!

Словно в ответ на мои мысли, Дан коротко кивает бармену и адресует мне слова:

— Не подходит — значит не подходит.

Я сжимаю пальцами свой стакан. Посмотрев на меня, Осадчий интересуется:

— А что тебе подходит?

— Ты уже спрашивал.

— Может, у тебя теперь есть ответ.

— У меня нет ответа.

— Хорошо.

Отбросив в сторону трубочку, Дан делает большой глоток своего мохито, потом оборачивает руку вокруг моей талии и притягивает к себе.

Он целует меня.

Мы не виделись три дня.

У меня есть привычка — чувствовать на своих губах мужские губы как минимум каждый день. Язык, мужское желание. И я не могу сопротивляться тому, что по всему этому соскучилась. Этого требует мое тело, мое легковозбуждаемое дурное тело! Я хочу Осадчего. И его поцелуев, и его желания, поэтому пускаю его язык в свой рот и отвечаю. Дерзко, без стеснения, провокационно, ведь он совсем не святой!

Мы трахались в туалете этого заведения. Один раз. Осадчий тогда праздновал день рождения и был немного пьян. Мне тоже хотелось этого эксперимента, он оказался вполне ничего, но это на один раз. Это было весело. Это было чертовски весело. И вся его компания поняла, чем мы занимались в туалете. Если кто-то и не понял, то его быстро поставили в известность.

В каждом движении его губ я чувствую недовольство моим ответом, моим решением, но мне плевать!

Он целует жадно, отстраняется, берет меня за руку. Мы идем на край веранды, где Данияр общается с каким-то знакомым по бизнесу. Этому мужчине по моим прикидкам лет тридцать пять, и меня он воспринимает как безмозглое дополнение к Осадчему. Правда, он оценил и мое лицо, и мое тело, на что я ответила скучающим видом. Если и есть вещи, от которых меня тошнит, помимо моей пьяной матери, так это интерес вот таких мужиков.

Мы возвращаемся за стол спустя примерно час. Там уже не так людно, и Толмацкой нет. Я пью лимонад, пока Дан общается с Платоном. Они обсуждают «дела». Свои поездки, встречу по бизнесу, которая запланирована у их отца. Мы уходим спустя еще сорок минут, и инициатор этого бегства не я.

Инициатор — Осадчий. И его молчание, когда он везет нас в свою квартиру, звенит. Этот звон — знакомый, еще как. Но другого ответа на свой вопрос Дан не получит.

Глава 5

Меня никогда не воспринимали как девушку для серьезных отношений. Прежде всего потому, что у меня было не два и даже не три парня, и ни с кем из них я больше недели не встречалась. И ни с кем из них не спала, хотя этому мало кто поверит.

Но мы с Осадчим оба знаем, кто был первым...

Я уверена, он раскопал обо мне не меньше информации, чем я — о нем, прежде чем предложить подвезти меня домой после занятий в университете. Дан приехал через два дня после того, как мы встретились на той тусовке, где он взял мой инстаграм (принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ).

Впервые в жизни я не знала, напишет ли мне парень. Ни в первый раз, ни во второй. С ним я не была уверена ни в чем, ведь он не подкатывал, просто смотрел. Смотрел, слушал, а когда писал, делал это так нейтрально, что я терялась.

И... хотела. Ждала! Думала о нем, в чем никогда не признавалась. Но я ни за что не написала бы ему сама. Я не преследую парней, все бывало наоборот.

Дан включает свет сразу, как мы заходим в квартиру. Упирается руками в стену вокруг моей головы.

На этот раз я целую его сама.

Сама лижу его губы и играю с ними, сама дергаю за пуговицы его футболки и расстегиваю. Оголяю покрытую жесткими волосками грудь и живот. Сжимаю ширинку.

Мне не нужно просить его молчать, он и не собирается разговаривать.

В ответ на прикосновение к своему члену Осадчий опускает голову и с влажной жадностью кусает мою шею. Оставляет на ней следы своих зубов.

Такой след — на несколько дней.

— Ай! — я толкаю его плечи, ударяю по ним кулаками.

Злюсь. Показываю ему свою злость, когда он заглядывает мне в лицо.

— Извини… — хрипло произносит Осадчий.

Он прячет от меня свой взгляд слишком быстро, возможно, чтобы я не видела того, что он НЕ раскаивается.

Я просила так не делать, но время от времени это происходит, а потом звучит его «извини», «это само вышло», «больно?». За пару-тройку месяцев злость, как правило, успевает сойти на нет, прежде чем он снова оставит у меня на шее засос и я снова разозлюсь.

Дан опускается передо мной на корточки, упирается коленями в пол. Целует внутреннюю поверхность моего бедра, проводит ладонями по лодыжкам. Пытается расстегнуть мои босоножки, но я уже знаю, что у него не выйдет. Я и сама еще с этими застежками не справилась…

— Блин… — слышу его смешок внизу.

Сама я смотрю в потолок, сжимая пальцами его плечи, пока сухие ладони гуляют по моим ногам и бедрам, забравшись под юбку. Эти прикосновения не нежные. Они требовательные, как и вектор движения его рта вверх по моему бедру. Этот вектор заканчивается у меня между ног, где меня касается его язык и пальцы. Они убирают в сторону полоску белья. Дан забрасывает мою ногу себе на плечо, и через секунду я со стоном зарываюсь пальцами в его волосы.

Осадчий не издает ни звука. Его язык двигается, губы тоже. Я работаю бедрами, то убегая, то снова толкая на себя его голову. Дан сильнее сжимает одной ладонью мою талию. Он может обхватить ее одной. А пальцы второй он добавляет к языку.

В