Любовь с первого клика - Дарья Владиславовна Сойфер Страница 50

расслабиться и наслаждаться тем, как воплощаются ее сокровенные мечты. Ей хотелось надавать себе по щекам, привести в чувство. Что с ней не так? Почему, вместо того чтобы броситься Томскому на шею, она паникует, будто застряла в лифте с незнакомцем в плаще на голое тело. Может, все происходит слишком быстро? И ей просто не хватает времени на акклиматизацию к этим подмосковным Гавайям?

– Такие необычные фрукты… – извиваясь, она выползла из-под Яна и ухватилась за ананас, как за спасательный круг. – Где ты все это достал?

– Поручил помощнику. Сказал, если он не найдет для тебя черимойю, я его уволю. – Томский усмехнулся, словно сказал что-то смешное.

Лена разделить его веселья не могла: слишком уж свежа была рана от ее собственного недавнего увольнения. Позабавило Фетисову только загадочное слово «черимойя», а еще тот факт, что Томский счел ее необходимым атрибутом для свидания.

– Я бы на твоем месте не разбрасывалась такими кадрами. – Лена окинула задумчивым взглядом вазу с фруктами, прикидывая, что из этого Ян мог счесть ее фаворитом. – Помощник у тебя молодец.

– Давай съедим ее вместе? – Томский закинул руку Лене на плечо, ненавязчиво подталкивая к началу трапезы. – Выбирай, какая тебе больше нравится.

Лена выдавила из себя улыбку и уставилась на тропические плоды. Она специально попросила Яна устроить ужин в местечке попроще: не хотела опозориться, наколов мидию вилкой для улиток. Но, видно, их с Томским миры находились так далеко друг от друга, что позор был неизбежен. И что ей оставалось делать? Поморщиться и сослаться на отсутствие аппетита? Вряд ли он поверит, учитывая, что по дороге сюда у нее то и дело урчало в желудке. Тихонько позвать эту чертову черимойю по имени в надежде, что фрукт откликнется и сам прикатится к ее рукам? А может, отвлечь Томского криком «Человек за бортом!» – а самой украдкой заглянуть в поисковик?

– Только не говори, что ты из тех, кто стесняется есть в присутствии мужчины! – Ян наморщил лоб. – Эти фитоняшки мне уже оскомину набили.

– Ты что, есть я люблю! – горячо возразила Лена и решила действовать наугад: схватила первое, что попалось под руку, а именно – нечто желтое и круглое, размером с небольшой апельсин.

– Абиу? – удивился Томский. – Странно… Зря, что ли, Миша искал черимойю?

– Нет, я… – Лена замялась. – Я просто проверяла, спелая эта абиа или нет.

– Абиу, – осторожно поправил Ян. – Конечно, спелое. Но давай все же начнем с черимойи, у меня уже слюнки текут. – Он взял крупный зеленый плод, напоминающий то ли шишку-переростка, то ли яйцо дракона, и протянул его Лене.

Она неуверенно взяла предложенное лакомство и сглотнула, причем не столько от предвкушения, сколько из опасения, что эта зеленая штуковина не вполне съедобна. Не упомяни Томский своего помощника, который, вероятно, всю Москву исколесил в поисках эдакой экзотики, Лена бы нашла повод отказаться. В крайнем случае, уронила бы эту злосчастную черимойю и посетовала на то, что с пола не ест. Но раз уж ради нее человек так старался, грешно было хотя бы не попытаться.

Вздохнув и напомнив себе, что в детстве ее желудок справлялся и с незрелыми яблоками, и с проглоченными жвачками, Лена таки куснула гавайскую шишку. Жесткая кожура застряла между зубами, во рту разлилась горечь, словно Фетисова с голодухи отгрызла тополиную ветку. И как бы Лена ни старалась изобразить вежливую улыбку, актерского таланта ей не хватило: лицо перекосило, как от инсульта, а губы свело судорогой.

– Ну ты даешь! – Томский машинально скривился, наблюдая за ее мучениями. – Никогда не видел, чтобы черимойю ели с кожурой! – Он забрал у Лены зеленое страшилище, ловко разрезал пополам, а потом зачерпнул ложкой сливочно-белую мякоть и с наслаждением отправил в рот.

– В кожуре все витамины. – Лена заставила себя проглотить несъедобную дрянь, хоть это и требовало нешуточной силы духа.

Ян странно посмотрел на нее, а потом взял и расхохотался. На сей раз у Фетисовой свело лицо от обиды: она так мучилась не для того, чтобы над ней смеялись!

– Прости! – выдавил Томский, утирая слезы. – Ты бы сейчас себя видела…

– Не нравится – не смотри! – надулась она и отвернулась.

– Нет-нет, я больше не буду! – Он медленно выдохнул и сделал предельно серьезную физиономию, хотя губы его еще подрагивали от еле сдерживаемого смеха. – Честно! Признайся, ты ведь никогда не пробовала черимойю?

– Если я еще раз услышу это слово, то прыгну за борт! – Лена нахмурилась.

– Ладно-ладно. Давай, ложку за маму. – Он поднес ложку к ее рту, будто она была капризным карапузом.

– Я не… – хотела возразить Лена, но не смогла: стоило ей приоткрыть рот, как Томский пихнул туда ложку и выжидающе замер.

Фетисова готова была возмутиться, в конце концов, она – взрослая и самодостаточная женщина, специалист и профессионал, и не заслужила, чтобы в нее обманом пихали всякую заморскую гадость. Однако при первом же соприкосновении с шелковистой мякотью черимойи Ленины вкусовые рецепторы испытали такое блаженство, будто ее язык на долю секунды обмакнули в райский источник.

– М-м-м… – промычала Фетисова и прикрыла глаза: ей хотелось уединиться с новыми ощущениями и продлить мгновение до бесконечности.

Когда последняя молекула растворилась во рту, Лена, забыв о скромности и смущении, отобрала у Томского ложку и не успокоилась, пока не выскребла из кожуры все дочиста.

– Господи… Это было невероятно… – Она завернула в салфетку гладкие черные косточки и откинулась на спинку дивана.

– Если честно, я рассчитывал услышать это чуть позже, – донесся до нее насмешливый голос Томского.

Только теперь до нее дошло, как двусмысленно прозвучали ее слова, и неловкость снова повисла в воздухе.

– Все в порядке, у меня тоже была такая реакция, когда я попробовал ее впервые. – Ян взглянул на Лену с такой нежностью, с какой даже родная мать на нее уже давно не смотрела. – Я фанат Гавайев. Думаю, лет через десять, когда я завяжу со всем этим бизнесом, перееду туда.

– Если там растут такие фрукты, я тебя понимаю, – улыбнулась Лена: таким мечтательным и искренним Томский ей нравился едва ли не больше, чем раньше. По крайней мере, он стал больше похож на простого смертного, и она смогла наконец отпустить внутренние