Яков Шехтер - Каббала и бесы Страница 54

– Если хочешь, можешь уйти. Денег нам хватит.

– Хорошо, я подумаю.

Подумав, Эстер решила пока оставить все, как есть. Деньги ведь еще не всё. И вообще, как там сложится ее жизнь с Бецалелем, мало ли что, да и пенсия, надо подумать о будущем. В общем, решила остаться. Но Бецалель, словно догадавшись, не стал ее ни о чем спрашивать.

Через полгода он вернулся к прерванному разговору.

– Я бы хотел, – прямо сказал он, – чтобы ты перестала работать.

«Еще бы, – подумала Эстер, – столько возни по дому, а кухарку не наймешь, доверия ей никакого, проще жену к плите пристроить. Но с другой стороны, ведь это мой муж, мой дом, моя семья – кто же должен брать на себя эти хлопоты, если не я?»

И Эстер согласилась. Бецалель очень обрадовался и подарил ей золотую брошку в виде бабочки. На вкус Эстер, довольно аляповатую, но, чтобы сделать мужу приятное, она стала прицеплять ее к платью по субботам и праздникам.

Родители, узнав о решении Эстер, в очередной раз возмутились.

– Неужели ты училась в университете для того, чтобы стать домохозяйкой? – без устали спрашивала по телефону мать.

Но и это прошло, жизнь устоялась, бесшумно катясь по уже ставшей привычной и обжитой колее. Дома работы хватало, Эстер поднималась до восхода солнца, а ложилась глубокой ночью, просунув в приоткрытую дверь комнаты, в которой занимался Бецалель с учениками, последний поднос с кофе и печеньем. Бечева подрагивала, туго натянутая давлением быта и обстоятельств, бесконечный водоворот небольших дел и микроскопических, но остро покусывающих проблем затягивал Эстер с самого утра, не давая времени остановиться, подумать, даже просто отдохнуть. Иногда, уже смежив веки, она пыталась сообразить, на что же ушел день, целый день ее единственной, неповторимой жизни, но перед глазами начинали вертеться сковородки, противни с кугелем, бесконечные стаканы кофе, и сон ласковой лапкой сжимал ее голову.

– Он тебя околдовал, – говорила по телефону мать. – Он задурил тебе голову своей магией. Посмотри, в кого ты превратилась! Бесплатная поломойка, дармовой повар, кофе им на подносике, пирожки в тарелочках. Опомнись, Ора, беги, беги от него, пока не поздно!

Но самым большим разочарованием для Эстер оказались не трудности быта, а шок от того, что таинственное и манящее, к которому она хотела прикоснуться, выйдя замуж за каббалиста, не только не приблизилось, а наоборот, ушло еще дальше. Несколько раз она просила мужа разрешить ей присутствовать на его ночных уроках. Поначалу Бецалель лишь улыбался и переводил разговор на другую тему, но Эстер не уступала, и тогда он поговорил с ней с полной откровенностью. Именно эта откровенность, не оставляющая сомнений в окончательной глубине ответа, и оказалась особенно горькой.

– Есть две причины, мешающие твоему присутствию на уроке, – сказал он. – Первая – иррациональная, вторая – рациональная. Каббала переносит человека в иллюзорные миры. Переносит настолько, что блуждать по ним можно всю жизнь, полностью оторвавшись от нашей реальности. Чтобы этого не произошло, в ученики я принимаю только взрослых семейных мужчин. Жена и дети не дадут ему потеряться в иллюзорном мире. Они – наиболее сильная привязка к действительности. У тебя же такой привязки нет. И это первая причина.

А вторая заключается в том, что для понимания Каббалы – настоящего, глубокого понимания – необходимо хорошо знать Талмуд, мидраши, не говоря уже о Танахе. Объяснений я не даю – только заголовки, расшифровать их ученик должен сам. Если не смог – значит, еще не готов. Ты просто не поймешь, о чем идет речь.

Но Эстер все равно попросила разрешения послушать урок, и Бецалель после долгого размышления разрешил ей сидеть за неплотно прикрытой дверью.

– У меня на занятиях никогда не присутствовали женщины, – пояснил он, – и я не хочу создавать прецедент.

Той ночью Эстер, как обычно, протолкнула в комнату передвижной столик, уставленный тарелками с печеньем, стаканами и двумя термосами с крепко заваренным кофе, но дверь прикрывать не стала. Она пододвинула стул, села и начала прислушиваться.

Голос Бецалеля доносился вполне отчетливо, и уже спустя несколько минут Эстер осознала, что он был прав. Язык, на котором ее муж вел урок, был, вне всякого сомнения, ивритом, Эстер понимала значение каждого слова, кроме арамейских терминов из Талмуда, но связать слова воедино, составить из них мало-мальски внятное предложение у нее не получалось. Просидев полчаса, она тихонько поднялась, прикрыла покрепче дверь и ушла к себе спать.

Прошло несколько лет. Бецалель почти перестал приходить к ней в постель. Иногда они не встречались по два, три месяца. Эстер, в свою очередь, перестала даже думать о том, что это может приносить радость или доставлять удовольствие. Ее жизнь пролегала далеко в стороне от плотских утех. Однажды во время пасхальной уборки, когда всё в доме переворачивается вверх дном, она обнаружила в одном из ящиков удостоверение личности Бецалеля. Взглянув на дату рождения, она ужаснулась.

«Пятьдесят три, максимум – четыре. В крайнем случае, пятьдесят пять, но не больше», – вспомнила Эстер слова Симоны и горько усмехнулась. Ее мужу пошел седьмой десяток, и его прохладность в постели была более чем понятна.

«Сложилось как сложилось», – подумала Эстер и вернула удостоверение на место.

Симона, как обычно, явилась вечером поболтать. Она приезжала почти каждый день, специально ради этих поездок получив водительские права. Помогала по хозяйству, рассказывала новости. Иногда они вместе учили что-нибудь из святых книг, читали псалмы. Эстер хотела поговорить с ней о возрасте ее мужа, а потом, потом заболталась о пустяках, да так ничего и не сказала. Чего уж теперь, раньше надо было думать.

Но иногда, как сейчас, например, давление бечевы ослабевало и мысли, задвинутые в самый уголок сознания, возвращались. Зачем она идет в микву, для кого, для чего? Ее ласки никому не нужны, ее, совсем еще крепкому, молодому телу суждено увянуть без мужского внимания. Ежемесячное очищение требуется лишь для того, чтобы не испортить продукты.[110]

Она припомнила, как год назад перед приходом учеников заскочила на секунду в туалет посмотреть, не кончилась ли бумага, и в спешке забыла ополоснуть руки из кружки для ритуальных омовений. Потом заварила кофе и отнесла мужу в комнату, где он готовился к занятиям. Бецалель поднес ко рту стакан, замер и вернул его на поднос. Он ничего не сказал, но посмотрел так внимательно, что она тут же вспомнила про омовение, вспыхнула от стыда, подхватила стакан и убежала обратно на кухню. Вернувшись через десять минут, она молча поставила перед мужем свежезаваренный кофе. Бецалель так же молча взял ее руку и поднес к губам.