Наталья Миронова - Возраст Суламифи Страница 59

Некоторое время площадку за столом держал депутат, но по мановению руки своего отца умолк, и в разговор вступил сам хозяин дома.

Он был уже очень стар. Не так, как прабабушка Виктория, но все-таки ему было, наверное, уже за восемьдесят. Тоже череп, обтянутый пергаментной кожей, но больше он ничем не напоминал Викторию и показался Лине неприятным, даже страшным. Глаза, полуприкрытые веками, как у рептилии. Проваленный шамкающий рот. Неужели он при таких деньгах не может обзавестись нормальным протезом?

Он стал расспрашивать Лину о семье. Да, он знает ее мать, она дочь генерала Кузякина, к сожалению, рано умершего. Да, ее отец был когда-то хорошим актером. А теперь? Живет в Америке? Жаль.

– Папа работает, – принялась защищать отца Лина. – Всю советскую классику оцифровал!

Дед Влада пропустил эти слова мимо ушей. Его интересовало, откуда Владимир Полонский родом.

– Он не знал своего отца, – ответила Лина. – А его мать – приемная дочь Виктории Ивановны Полонской, старой большевички.

– Приемная? – оживился страшный старик.

У него были седые кустистые брови, раскидистые, словно у филина или рыси, двигавшиеся как будто сами по себе. Веки приподнялись и тотчас снова опустились, но глаза успели блеснуть тусклым змеиным блеском.

– Да, она вырастила дочку своей сослуживицы, арестованной в сорок восьмом году. Я бабушку Октябрину никогда не видела, только на портрете. Она умерла родами.

Все за столом заахали, сочувственно завздыхали. Все, кроме старика. Он даже для приличия не умолк. Как ни в чем не бывало задал следующий вопрос:

– А кто были ее родители, вы, конечно, не знаете?

– Ну, почему же, знаю. Ее отец был генетиком, его расстреляли. Про мать я уже говорила: она работала вместе с прабабушкой в «Правде». Ее посадили как члена семьи врага народа, она умерла в лагере.

Казалось, он хотел еще что-то спросить, но передумал. Замолчал, начал что-то жевать, вместо него опять заговорил его сын. Он выпил и был заметно навеселе. Лине хотелось поскорее встать и уйти.

Глава 12

Все кончается, и это кончилось. Прошел тягостный обед. Но вместе с обедом кончилось и Линино недолгое обманчивое счастье.

Влад отвез ее домой – хмурый, недовольный.

– Прости, кажется, мне не удалось произвести впечатление на твоих родных, – улыбнулась Лина ему на прощанье.

«Они мне тоже не понравились», – добавила она мысленно.

Влад вымученно улыбнулся ей в ответ.

«Какое мне дело до его родных? – рассуждала Лина. – Нелька тоже чума, но он же не испугался».

Влад позвонил на следующий день, попросил о встрече. Следующий день был понедельник, Лине надо было заехать в агентство, отдать готовый перевод и получить деньги. Она так и сказала.

– Вот там и встретимся.

И никаких нежных слов, ничего. Неужели он так на нее рассердился? За что?

Лина поехала в агентство к часу дня, как и было велено. Сама она предпочла бы съездить пораньше, а то весь день пропадает, режется пополам, но деньги в кассу доставляли не раньше часа. Тут не поспоришь.

Влад ждал ее во дворе на той самой лавочке. Она села рядом и робко улыбнулась ему.

– Вот что, детка, – заговорил Влад, не отвечая на улыбку, – на этом наша с тобой история кончается. Больше мне не звони и адрес забудь.

Лина не понимала. Ей казалось, она ослышалась.

– Но почему? Что случилось?

– Ты не понравилась старику. Я на тебе жениться хотел, но если он не даст «добро», я жениться не могу. Деньги у него, понимаешь? Он блажит, совсем из ума выжил, но кубышку держит крепко. Папаша ему не нравится, я, видите ли, ему не нравлюсь, сказал, что все оставит только правнуку. Признает только законный брак по православному обряду. Я думал, ты ему понравишься… – протянул Влад со вздохом. – А просто так с тобой хороводиться мне не резон, надо невесту искать. Такую, чтоб понравилась старику, а то он грозится все башли в «Русскую власть» отписать.

Лина замерла, сидела как оглушенная, пока на нее сыпался этот град ударов. Смотрела на него и не узнавала. Как будто впервые видела. Видела она перед собой дешевую копию Алена Делона, того, что не говорит по-французски и пьет «Тройной» одеколон[17]. Ей и настоящий Ален Делон, тот, что пьет двойной бурбон, никогда не нравился. Красавец? Бесспорно. Но жестокий, бездушный красавец, амплуа «холодный любовник». Как же она могла польститься на дурную копию? Как могла принять всерьез человека, который спит на сексодроме, застланном шелковыми простынями, ничего не читает и, по всей видимости, нигде не работает?

Она ведь тогда его прямо спросила, где он работает, и он сказал, что у него свой бизнес. Но он был не похож на бизнесмена. И не потому, что у него не было бычьей шеи с цепью «Бисмарк». Лине попадались разные бизнесмены, но их всех объединяло одно: они работали как про́клятые. Пахали, как трактора. А у Влада всегда находилось свободное время.

– Наследственность подкачала, – пустился в объяснения Влад, видя, что она молчит. – Мы, Саранцевы…

Лина перестала слушать. Его отец тоже вчера все повторял: «Мы, Саранцевы, любим простор», пока водил ее по дому. А потом за столом: «Мы, Саранцевы, любим вкусно поесть». Вдруг до нее донеслось:

– Ты же не знаешь, кто сделал ребенка твоей Октябрине…

– Почему не знаю? Знаю. Твой сосед по дому, Константин Львович Бабич.

– Да?.. – на миг растерялся Влад. – Ну, Бабич – это еще ладно. А кто ее родители? Уж их-то ты точно не знаешь…

– Знаю, – холодно прервала Лина рассуждения Влада. – Мне прабабушка все рассказала. Фамилия ее отца – Раппопорт. Тебя ведь это волнует? А фамилия твоего дедушки, часом, не Геббельс? – Она поднялась со скамьи. – Auf Wiedersehen[18].

Влад догнал ее.

– Вот язва! Но это мне в тебе и нравилось. Давай без обид, а? Мы, Саранцевы…

– Вы, Саранцевы, знатней худородных Романовых, – перебила Лина. – Я вам не подхожу. Я поняла. Без обид. Ты тоже адрес забудь.

Она шла, словно окутанная неким коконом. Боли не было, был стыд. Ей вспоминалась вся их так называемая любовь, постель, возраст Суламифи. Хотелось выскочить из собственной кожи. «Ален Делон – не царь Соломон», – срифмовала Лина, пытаясь призвать на помощь юмор. Да уж, на царя Соломона он явно не тянет… Явно! Но ведь пошла же с ним, влюбилась как дурочка, таскалась по ресторанам, ложилась в постель-сексодром с шелковыми простынями…

У него по стенам были развешаны эротические картины, казавшиеся ему очень изысканными. Лина, когда впервые разглядела стилизованное изображение фаллоса на красном фоне, видимо, символизирующем вагину, сразу сказала: «Килька плавает в томате». Влад тогда заржал, но в душе, кажется, обиделся немного. Надо было сразу, тогда же, бежать от него, бежать куда глаза глядят, а она осталась. Проглотила эту кильку.