The Мечты (СИ) - Светлая Марина Страница 59

- Живу своей жизнью, - огрызнулся Бодя. – С тебя пример беру.

- Исполнится восемнадцать – живи. Сейчас мы за тебя отвечаем. Где ты, я спрашиваю?

- Не ори!

- А как с тобой разговаривать? Ты же не хочешь, чтобы тебя воспитывали. Приходится орать. Я не железный, Богдан. Ты на черта экзамен прогулял, а? Ты же готовился.

- Ну готовился, - буркнул сын.

- Тогда зачем это показательное выступление? Что ты этим хочешь сказать?

- Да ничего я никому не показываю, - возмутился Бодя. – Отстаньте от меня все.

- Бодя, это справка, ты понимаешь? Куда ты с ней? На стройку?

- В супермаркет. Кассиром.

Роман прикрыл глаза и устало вздохнул. Как с ним, вот с таким, разговаривать, он не знал. Да и нигде этому, наверное, не учат.

- Ты у меня сейчас? – наконец произнес он после некоторой паузы.

- Сам же звал. Теперь нельзя, что ли?

- Не говори глупости! И постарайся их не делать. Приеду – разберемся.

- Интересно – как? – хохотнул Богдан. – Купишь мне аттестат и в Лондоне запрешь?

- Черта с два я куплю тебе аттестат, понял? – рявкнул Роман, понимая, что уже нет сил сдерживаться. – Сдашь экзамен и сам получишь, даже если просрешь этот год. Может, что на место в голове станет.

- Самое главное в моей голове на месте, - так же рявкнул в ответ Богдан и отключился. Моджеевский выругался и с размаху бросил телефон на стол. Тот громко стукнул, а он зло выдохнул:

- Бред какой-то! Совсем охренел!

- Криком ничего не добьешься, - проговорила Женя, с любопытством наблюдавшая перепалку двух Моджеевских. – Только настроишь Богдана против себя.

- Он, даже когда мы с Ниной разводились, так себя не вел! А ведь ему тогда четырнадцать было!

- Возможно, тогда тебе были понятны его поступки, потому что ты знал причину.

- Да он просто окончательно оборзел, - мрачно ответил Роман. – Катается как сыр в масле и вечно чем-то недоволен! Мы с Нинкой все для них делаем, а они, как видишь, плевать хотели на нас с высокой колокольни.

- Может, стоит вспомнить себя в его возрасте? – сказала Женя и улыбнулась. – Мне с Юлькой помогает.

Моджеевский на несколько секунд подзавис, внимательно глядя на Женю, будто бы что-то вспомнил. А потом выдал неожиданно тихим растерянным голосом:

- Кстати... а что у них с Юлькой сейчас?

- Думаю, что ничего, - вздохнула она. – Она молчит, но все время дома.

- В больнице ее не было. Мне бы Нина сказала... вряд ли я бы забыл... А торчит он у меня, по соседству с тобой. Черт! Ты что-нибудь понимаешь?

Женя отрицательно качнула головой.

- Попробуй поговорить с ним, когда вернемся, - сказала она.

- Попробуй поговорить, - передразнил ее Моджеевский. – Ты его сейчас слышала? С ним невозможно разговаривать!

- Пока мы окажемся в Солнечногорске, он остынет.

Роман на мгновение задумался, глядя на Женьку, потом поджал губы. Его пальцы в очередной раз за утро коснулись телефона. И он мрачно проговорил:

- Не остынет, не успеет. Я... мне надо позвонить Алене, пусть берет билеты на первый рейс, какой сможет... – запнулся и добавил немного бодрее: - Если хочешь, то можешь еще... догулять отпуск, а мне домой надо.

- Как это? – озадаченно поинтересовалась Женя.

- Обыкновенно, самолетом... Расхлебывать последствия того, что мой придурок-сын и твоя сестра натворили.

- А Юлька при чем? – возмутилась она. – Ты же говорил, что они сами разберутся. И что изменится за три дня?

- Я не знаю, что изменится за три дня, но мне надо к нему, а то он еще что-нибудь отчебучит! Я не представлял, что у него это так серьезно!

- Я так понимаю, что ты сейчас тоже серьезно, да?

- Абсолютно.

- И уговорить тебя нет никакой возможности?

- Женя! – Моджеевский вскочил из-за стола и сунул руки в карманы брюк, взгляд его едва ли не метал молнии, и было видно, что сдерживается от крика он с трудом. – Какие, нахрен, уговоры? Ты понимаешь, что у меня там ребенок? Мой собственный ребенок? Или тебе это игрушки?.. Да что ты вообще можешь в этом понимать, у тебя своих нет!

Между ними повисла тишина, которая продлилась недолго. Женя тоже вскочила на ноги, громыхнув стулом.

- Да у меня много чего нет из того, что есть у тебя, - вспылила она. – Но буду тебе крайне признательна, если ты увезешь меня домой так же, как и привез сюда.

С тем и выскочила за двери, не давая возможности ни себе, ни Роману увязнуть в ссоре.

Три дня!

Много это или мало?

Три дня против трех лет, в которые близкие Романа жили отдельно от него. Или он от них.

Три дня…

Они могли провести вместе всего лишь неделю. На другой стороне континента. Существовать только друг для друга и ни для кого больше. Ради этой недели ей пришлось идти на конфликт с главдраконом. Юрага обратился Капитаном Америкой, нарываясь на неприятности ради того, чтобы сейчас всё катилось псу под хвост со скоростью света.

Потому что Богдан решил показать характер. Потому что Роман принял его условия.

И потому что она, Женя Малич, должна понимать, что у каждого из них есть свое прошлое. Но прямо сейчас, отыскав себя наконец среди римских стен, а не внутри собственных размышлений, ей было совсем не стыдно, что она не прониклась заботой семьи Моджеевских. В конце концов, ее Юлька тоже не прыгала от радости после того, что наговорил ей Бодя.

Женька топала по солнечным улицам, не особенно озадачиваясь, куда идет и где окажется. Отстраненно ловила себя на осознании, что совсем не ждет звонка Романа. Если он додумался предположить, что она захочет остаться, что может ему помешать уехать без нее?

И среди сумбура собственных мыслей и домыслов, стоя перед фонтаном Треви, она неожиданно вспомнила про Артема. О том, как он просил передать привет Риму.

Порывшись в кошельке, Женя достала несколько монеток и энергично кинула их в фонтан. И за него, и за себя. В конце концов, Юрага говорил, что забыл об этой мелочи когда-то. А как это так – быть в Риме и не отдать дань традиции. Что там еще? Испанская лестница?

Где-то вдалеке вспорхнула стайка птиц, рассекая взмахами крыльев этот теплый солнечный день, но отнюдь не принося умиротворения. Наоборот – еще больше тревожа, несмотря на то, что на Жениных губах сейчас была улыбка, скорее грустная, чем счастливая.

Сверившись с навигатором, она медленно последовала дальше, пока не дошла до небольшой тихой площади, где обнаружились скамейки, некоторые из которых пустовали. Там и расположилась в тени церкви, названия которой не знала, но решила, что та вполне фотогенична, чтобы сделать несколько снимков. Думалось Жене о том, что ужасно хочется мороженого. А еще хочется, мотнув головой, развеять это кошмарное неудавшееся утро, в которое неожиданно признала первостепенность своих собственных желаний, обыкновенно отходивших на второй, а то и на третий план перед важностью проблем окружавших ее людей.

А потом из разномастной и разношерстной, пестрой толпы, наводнявшей площадь, неожиданно вынырнул Роман Моджеевский собственной персоной. С букетом рубиновых роз и виноватой улыбкой. Он плюхнулся на скамейку возле Жени, устало глянул на нее и глухо выдохнул:

- Виноват. Но ты не уходи больше так, пожалуйста.

- Я не люблю ссор, - проговорила она, не глядя на Рому.

- У меня характер дурной, сначала говорю, потом думаю. Я остыл за десять минут, а тебя уже не было. Пришлось Борисыча подключать, он тебя по геолокации как-то вычислил.

- Ты мог позвонить.

- Просить прощения по телефону – еще хуже... Жень... – Моджеевский протянул ей руку, и его пальцы пробежались по ее ладони. – У меня Танька – принцесса и эгоистка. Живет своими желаниями и капризами. Чуть что – скандалы закатывает. И неважно – это потому что мы с ее матерью разошлись или потому что ей платье не купили новое. А Бодька... он другой. Все в себе таскает. И потому, когда вот такое случается, мне страшно вдвойне и, в первую очередь, за него самого. Это никак не извиняет моих слов... я знаю... но все-таки прости. Я буду следить за тем, что говорю.