Эвелина Пиженко - Когда осенние печали. Часть 3. Страница 6

Случайно увидев знакомого кинолога, который вёл Берту на поводке по территории СИЗО, Миша весь вечер невольно вспоминал тоскливые собачьи глаза… На следующий день он снова приехал туда — но уже не по служебной надобности.

Домой они возвращались вдвоём — Михаил и Берта…

Злату Берта полюбила сразу… Впрочем, она полюбила всех членов Мишиной семьи — и его мать Александру, которая в очередной раз жила у своего сожителя, но часто наведывалась к сыну… и бабушку Веронику, которую Миша время от времени навещал в доме своего дяди — Олега Дзюбы. Она ластилась и к самому Олегу Семёновичу, и к его жене Татьяне, и к их младшему сыну, которому недавно исполнилось десять лет… Она с удовольствием оставалась в их огромном загородном доме, когда у Миши со Златой случались совместные ночные дежурства. Тогда он увозил Берту к бабушке, и это был лишний повод увидеться с ней самой…

…Узнав о предательстве Даши, Вероника Григорьевна оплакивала невесту внука самыми искренними слезами…

«Господи!.. — убивалась тогда пожилая женщина. — Господи, ну, покарай же ты меня… Внука–то — за что?!»

…Ему было невыносимо больно, но он, как мог, утешал свою любимую бабулю… Никто не виноват в том, что так случилось. Никто, кроме него самого… Он сам не смог удержать свою Дашеньку.

…Все эти годы Злата была рядом с ним — как будто заглаживая вину сестры. Они много времени отдавали своей работе, а вечера проводили вдвоём, в Мишиной квартире. У Златы было собственное жильё, и она была не против съехаться раз и навсегда, но Михаил хранил упорное молчание по этому поводу. В душе Злата оправдывала его, убеждая себя, что Миша — слишком ответственный человек, и не может бросить свою мать на произвол судьбы: Александра то жила со своим гражданским мужем — бывшим научным сотрудником, так же, как она, утопившим в алкоголе все свои проблемы, то шумно с ним расходилась на потеху соседям и знакомым. В такие периоды Александра Семёновна неизменно возвращалась в их с Мишей квартиру, где начинала заново устанавливать свои порядки… Злата уходила к себе, звала с собой Михаила, но, переночевав у неё пару ночей, тот начинал переживать за мать — в одиночестве та снова прикладывалась к бутылке.

Злата не упрекала, молча отпускала его назад — до тех пор, пока Александра снова не мирилась со своим гражданским мужем и не возвращалась к нему на неопределённый срок…

Их отношения казались странными. Они не расставались, но их жизнь нельзя было назвать совместной. Они понимали друг друга с полуслова и почти никогда не ссорились, но была ли это любовь — никто из них не смог бы сказать наверняка.

…Налив себе в тарелку густой, ярко–красный, с золотистым отливом на поверхности борщ, Михаил открыл навесной шкафчик, где всегда хранился хлеб. Бросив взгляд на полку, удивлённо замер…

…Рядом с батоном, купленным Златой ещё вчера, лежала целая буханка «Бородинского» — верный признак того, что приезжала мать. Александра всегда приносила с собой именно этот хлеб, когда в очередной раз возвращалась домой. К пятидесяти годам она решила заняться своим внешним видом и перешла на овощное меню в сочетании с диетическими сортами хлеба — до очередного запойного периода.

Отсутствие в квартире самой Александры Семёновны Михаилу показалось странным. Если Злата решила уехать вместе с Бертой, значит, мать заявилась с явным намерением остаться…

На часах было уже три пятнадцать ночи, но Михаил всё–таки решил позвонить матери на мобильный. По опыту работы ему приходилось сталкиваться с разными происшествиями, поэтому позднее время не являлось поводом ждать до утра.

— Алло… Миша?.. Алло… — судя по голосу, Александра была уже серьёзно навеселе, но спать вовсе не собиралась.

— Мама, ты где? — Михаил вздохнул с облегчением — хоть и пьяная, но живая. — Ты приезжала ко мне?

— Приезжала… мы с Вадиком поссорились… но потом помирились, и я вернулась… Миша, ты представляешь?! — мать говорила без остановки, заплетающимся языком, — Ты можешь себе представить?!

— Что я должен представить?.. — он уже в который раз за ночь устало потёр глаза. — Мама, ложись спать…

— Я лягу… — Александра на том конце довольно охотно согласилась. — Я лягу, сынок… сейчас мы с Вадиком кофе… выпьем… и ляжем…

— Зачем ты пила? Что опять случилось?..

— Миша, мы совсем чуть–чуть… Мне необходимо было выпить… А Вадик меня поддерживает… Мне сейчас очень трудно, Миша…

— Что случилось?

— Эту гадину… эту гадину!.. — мать неожиданно всхлипнула на том конце, — Показывали по телевизору!.. Миша!.. Эта гадина — дирек–тор!.. Ты только представь… Ди–рек–тор!..

— Какая гадина, мама?.. Какой директор?..

— Гадина!.. Которая разбила мою жизнь… твою жизнь… дедушкину… Ну, Господи!.. — Александра нетерпеливо прицокнула языком. — Анька!.. Анька Свиридова… Ну, Морозова!.. Я включила у тебя телевизор, а там — она!.. Представляешь?! Она — директор лицея!..

— Ну, и что…

— Как это — ну и что?.. Она разбила нашу жизнь!.. Она даже твоему родному отцу разбила жизнь!.. Да–да, Миша… у тебя есть родной отец!..

— Я знаю, мама. В общем, так…

— Ты не знаешь!.. Ты ничего не знаешь!.. Вы все ничего не знаете!.. Вы все меня предали… Все!.. — видимо, во время разговора Александра ещё выпила, и теперь еле шевелила языком. — Меня все предали, Миша!.. И муж… и брат… и мать…

— Бабушку не трогай.

— А зачем они Таньку пр–стили?! Эту гадину–у–у-у… Все они — гадины… Один Вадик меня понимает… — судя по тому, что мать убавила тон, в это время она обращалась к своему сожителю. — Да, Вадик?.. Я ему п-звонила, он ск–зал — Аля, в–звр–щайся… я тебя всегда п-йму…

— Мама, ложись, пожалуйста, спать. Завтра я к тебе заеду.

— Ты её посадишь?.. Мишка… по–сади её… по–са–ди…

…Он так и не понял, о какой передаче говорила мать, но это сейчас было неважно. Удивительным образом, сама того не ведая, Александра попала «в яблочко». Только сегодня он вспоминал о своём родном отце, и воспоминаниям этим была причина.

О том, что на самом деле произошло между его матерью и неким Александром Морозовым, курсантом военного училища, тридцать два года назад, Михаил узнал от своей бабушки. Та долго скрывала подробности этой мимолётной связи, и все эти годы Мишка искренне считал, что Морозов просто бросил его мать. Но несколько лет назад, после того, как от него самого сбежала Даша, Вероника Григорьевна не выдержала…

«Господи… — пожилая женщина уже в который разскорбно прикрыла глаза. — Неужели и это — расплата… Тебе–то за что?!»