Лора Флоранд - Француженки не играют по правилам Страница 6

Она посмотрела на башню с притворной сладкой улыбкой. А вот хрен тебе! У меня-то хоть вода теплая, а ты там стоишь при пяти градусах, насквозь промокнув под дождем.

Эйфелева башня по-прежнему сверкала огнями. Ей было плевать на мнение Саммер. Тем временем весь Париж в воображении Саммер сконденсировался в одного красивого обнаженного мужчину с черными волосами, глядящего на ее голое тело с некоторым высокомерием. Она почувствовала, как набухли соски.

Прекрасно.

Саммер повернулась спиной к Эйфелевой башне и воображаемому черноволосому красавцу, но при этом почувствовала, будто оба критически рассматривают ее голые мокрые ягодицы и, слегка поморщившись, решают: Pas mal[22].

Саммер никогда не считала себя эксгибиционисткой – прежде всего потому, что не очень-то была склонна к самосозерцанию. Однако желание поразило ее так сильно и быстро, что пришлось ухватиться рукой за душевую головку. Саммер была ошеломлена: ей захотелось, чтобы кое-кто прижал ее спиной к стене душевой кабинки, закрыл ее собой, как щитом, и преградил миру путь в ее сознание, даже если она с насмешкой показывает нос этому миру. Саммер хотелось, чтобы этот кто-то защитил ее и овладел ею.

У того, кто прижал ее к стене, золотая кожа и темные волосы, и это не должно пугать ее, поскольку у возлюбленного в ее фантазиях кожа всегда матовая, а волосы темные, как у великолепного полинезийского морского божества.

Но этот человек был незнакомцем. У него было лицо, выкованное в огне, и холодный презрительный взгляд. Саммер крепко зажмурилась, продолжая мечтать, мысленно заставляя его лицо потерять очертания, но это кованое лицо упорно сопротивлялось ее желанию.

Пусть так и останется незнакомцем. Так ведь? И что может быть плохого в сексе с незнакомцем для девушки, погруженной в фантазии о том, как она выставляет себя напоказ, пока принимает душ? Она может гарантировать, что не окажется первой женщиной, которая предается таким удовольствиям.

А самое хорошее в фантазиях – это то, что она может избавиться от него, как только захочет.

Глава 3

Выйдя из душа, Саммер увидела на столе корзиночку, в которой на белоснежной льняной салфетке лежали золотые financiers[23], похожие на солнечный свет, преподнесенный ей в дар. Без сомнения, это просто небольшой знак внимания – здесь так принято встречать гостей. Саммер привлек свежий аромат сливочного масла. Она протянула руку и почувствовала, как исходящее от выпечки тепло ласкает ей ладонь, а настроение странным образом улучшается вопреки холодному и дождливому парижскому дню. Но только она собралась прикоснуться к пирожному, как услышала стук в дверь.

– Саммер! – Мать обвила руки вокруг нее, но тут же отпрянула назад, чтобы хорошенько взглянуть на дочь. Незнакомый аромат окутал Саммер. Однажды, еще ребенком, Саммер прокралась в ванную своей матери и перепробовала все ее духи, чтобы знать, чем будет пахнуть мать при следующей встрече – вдруг ей понадобится разыскать мать в темном лабиринте. Поэтому она хотела попрактиковаться. Но это не сработало. Саммер была слишком мала и не знала, что для каждой пробы надо брать новую салфетку. Поэтому брызгала духи на себя, и все закончилось тем, что пришлось распылять маленькие порции на каждый палец ноги – все другие части тела были уже использованы, а разные духи не должны соприкасаться. Мать до сих пор смеется, вспоминая какофонию запахов, когда рассказывает эту историю друзьям: «Как жаль, что я не смогла заснять эту картину! А потом у бедной крошки очень сильно болела голова».

Впрочем, нельзя утверждать, что Мэй Кори так и не поняла, почему дочь это сделала.

– Спа-салон, – мать коснулась уголков глаз Саммер, – и немедленно. Пусть с тебя соскребут весь песок, милая, и, возможно, понадобится больше, чем просто пилинг, если ты будешь продолжать в том же духе. – Она перепроверила уголки своих глаз и с облегчением улыбнулась. Много раз Саммер слышала, что они с матерью смотрелись как близняшки. Но сегодня их было легко различить – кожа Саммер очень смугла от солнца, выгоревшие волосы всклокочены, неровные ногти неухожены. – И что это на тебе? – Мать будто не могла поверить своим глазам, ведь на босой Саммер был голубой хлопчатобумажный сарафан с красными цветками гибискуса. – О, Саммер. – Мать в замешательстве наморщила брови. – Слава богу, отец наконец-то нашел способ вырвать тебя с этого острова.

– Я не хотела покидать остров, – отметила Саммер. – Там была я счастлива.

– Саммер. Ты же сама говорила мне, когда мы полетели туда, что у тебя там даже нет ни одного парня. Как же ты могла быть счастлива? Теперь, милая, давай пройдемся по магазинам и наверстаем упущенное за четыре года, купим что-нибудь для вечернего гала-представления. – Мэй взмахнула руками и провальсировала через комнату. – О, дорогая, я так счастлива видеть тебя снова в Париже. Нам будет весело!

– Maman[24]. – Американка по рождению, как и ее муж и дочь, Мэй Кори всегда просила, чтобы Саммер называла ее maman. Ей это казалось более изысканным. Саммер медленно вдохнула и выдохнула так, как тренировала себя сама, и решила попробовать то, чего не пробовала очень давно – быть честной с собственной матерью. – Ты же понимаешь, что я чувствую себя так, будто медленно умираю, когда нахожусь в Париже? Я его ненавижу.

Мать задержалась перед зеркалом и, поморщившись, с беспокойством взглянула на отражение дочери в зеркале. Потом засмеялась.

– О, Саммер, ну что мне с тобой делать? Ты слишком избалована. Как можно быть несчастной здесь? – Она взяла корзиночку с financiers и беззаботно вывернула ее содержимое в корзину для мусора. – Впрочем, тебе надо быть начеку! – Смеясь, она схватила Саммер за руку и потащила к двери, обняв за талию. – Со здешними поварами шутки плохи, они собьют тебя с пути, если им это позволить.

– Так ты нашел их в мусоре?

Фредерик вздрогнул, попытался отвести взгляд от пустой корзиночки, которую Люк держал в руках, и тихо ответил:

– Ты уже спрашивал.

– Все, – слишком спокойно произнес Люк. – Абсолютно все в мусоре.

Он послал Саммер маленькую корзиночку, наполненную солнечным сиянием, чтобы она открыла для себя… но что? Он не представлял, как выразить это словами, поэтому выбрал financiers. Немного золотистой выпечки, которая как бы говорила: «Я сожалею, что оставил вас в холоде, вот вам немного теплоты». Или: «Вот румяные, теплые пирожные. Они настоящие. Возможно ли, что ваша золотая теплая улыбка тоже настоящая?» Или: «Подумай обо мне. Я думаю о тебе. Хорош ли я на вкус?»