Еще одна чашка кофе (СИ) - Лунина Алиса Страница 60

Уже под утро ей приснился сон, в котором она вот так же смотрела из окна Данилы на улицу и вдруг увидела внизу маму с Павликом. Мама в этом сне была совсем молодая (в сегодняшнем возрасте самой Лины), в своем любимом платье, а Павлик выглядел взрослым, как в свое последнее лето. Они шли по улице, разговаривали о чем-то.

— Подождите! Не уходите! — крикнула им Лина.

Ее родные остановились. Мама с Павликом стояли под окном, смотрели на Лину, и ей очень хотелось туда, к ним.

— Лина, будь счастливой за всех нас, — улыбнулась мама. — Просто будь самой счастливой. Это наша единственная просьба!

— Прощай, Лина, мы больше не придем! — крикнул Павлик и помахал ей.

Его последнее слово подхватил и понес по улице ветер — живи, живи… Пожалуйста, живи.

Лина проснулась, приняв это утро как первое утро своей новой жизни.

И это утро новой жизни должно было начаться с ее родившегося и окрепшего за ночь «да», с ее ответа на самый важный вопрос Данилы.

Она улыбнулась и понесла свое «да» в руках, чтобы отдать его Даниле — пусть делает с ним, что сочтет нужным, и использует так, как будет лучше для них троих.

— Эй, Данила! — Лина выглянула в коридор. — Ты где?

Отозвавшаяся тишина показалась недоброй.

Встревожившись, Лина промчалась по квартире. Данилы нигде не было.

На кухонном столе она нашла записку.

«Лина, сегодня я должен завершить начатое — поставить точку в этой истории, чтобы ты могла освободиться и забыть о ней. Сегодня все закончится, обещаю. Я скоро вернусь. Пожалуйста, никуда не уходи. Дождись меня».

Лина бросилась в комнату Данилы, рванула ящик стола — пистолета не было.

«Значит, он нашел Виктора и убил его, — мгновенно сопоставила Лина. — Это я подтолкнула Данилу к преступлению, погубила его!» Ее ненужное теперь «да» выскользнуло из рук как что-то стеклянное — хрупкое, и рассыпалось на осколки.

Она заметалась — теперь ее интересовал только один человек на свете. Это новое чувство — любви, тревоги за Данилу, страха его потерять — пересилило ненависть к врагу и жажду мести. Такой вот метод вытеснения, когда одно сильное чувство вытесняется другим, еще более сильным. Небо обрушилось, накрыв и настоящее, и будущее. Лина бросилась к окну, рванула раму и замерла. По переулку шел ее самый любимый человек. Поравнявшись с окнами, Данила поднял голову и увидел Лину. Уловив ее умоляющий взгляд, он кинулся к дверям парадной.

Лина полетела из квартиры на лестницу. Когда на лестничном пролете они встретились, Лина обхватила Данилу с таким отчаянием, как будто могла защитить любимого человека, отменить его роковой поступок.

— Что ты сделал?

— Идем, я все тебе объясню.

Он взял ее за руку и повел в квартиру.

Данила закутал Лину в плед и сел рядом с ней на диван. Ему о многом нужно было рассказать.

…В то утро, после ночи откровений Лины, Данила пообещал, что поможет ей. Он принял эту женщину со всем ее прошлым, с ее болью, грустью и горечью, с ее едва заметной пролегшей морщинкой на лбу и шрамами души.

Фотограф Суворов привык держать обещания — в тот же день он вышел на тропу войны и стал следить за своим соседом.

Почти сразу Данила понял, что Виктору есть что скрывать — к нему приходили странные люди, да и сам Виктор посещал сомнительные места.

Путем нехитрых умозаключений и слежки Данила вычислил, что Виктор занимается наркоторговлей. План родился сам собой — нужно добыть компромат на Виктора и подключить к этому делу полицию. Правда, для осуществления этого плана требовалось время и железная выдержка, но это Данилу не остановило.

У фотографа Суворова было два ценных качества, которые, собственно, и помогли ему стать блестящим фотографом — терпение и осторожность (за годы своих экспедиций Данила отточил их до бритвенной остроты). Он привык быть осторожным и терпеливым — выслеживать объекты для своих снимков и долго сидеть в засаде, если потребуется. По сути, став фотографом, он стал охотником, но не на животных (охота с убийством животных всегда казалась ему отвратительным занятием), а на уникальные кадры, яркие мгновения. Вот и теперь он как охотник начал охоту, только на этот раз на преступника.

Каждый день он выслеживал Виктора — крался за ним по пятам, подстерегал, чтобы однажды настигнуть и, заманив в ловушку, расквитаться за все. Оружием возмездия должна была стать его любимая фотокамера. Данила брал ее с собой и снимал свидетельства преступлений. Он находил идеальные точки обзора — фотографировал с чердаков, из парадных соседних домов, делал сотни снимков, фиксирующих отлаженную наркоцепочку: маршруты Виктора, его круг общения, тайники-закладки с наркотиками во дворах и на вокзалах.

За два месяца Данила проделал гигантскую работу. Правда, в какой-то момент (незадолго до исчезновения Лины) Виктор, возможно, почувствовал, что за ним следят, и тут же съехал со своей квартиры — сменил адрес, залег на дно. Тем не менее Данила нашел его и продолжил слежку.

Несколько дней назад он передал полицейским собранную им за это время информацию, и сегодня Виктора арестовали.

— Ты можешь быть уверена — он получит сполна. Собранного материала хватит, чтобы засадить его на всю жизнь. Он будет наказан не только за смерть твоих близких, но и за искалеченные судьбы других людей.

— А пистолет? — тихо спросила Лина.

— Я от него избавился. Надеюсь, что он тебе больше никогда не понадобится.

Лина коснулась волос Данилы, его небритой щеки.

— Помнишь, тогда осенью, в лесу, я рассказала, что впереди птичьей стаи всегда летит вожак и что взмах его сильных крыльев создает завихрения, которые помогают лететь другим? Так вот… Нам с Леней так нужно, чтобы ты всегда был впереди и помогал нам лететь за тобой.

— Да куда я от вас теперь денусь! — улыбнулся Данила. — А сейчас давай пить чай с бабулиным вареньем из каких-то там садовых ягод!

Пока Данила заваривал чай, Лина нашла его куртку. Она погладила рукой свою подружку-пуговицу. Заметив, что нитки ослабли и пуговица едва держится, Лина взяла иголку, нитки и пришила ее. Вот так — теперь крепко. Навсегда.

Рубиновое, ароматнейшее, вобравшее в себя солнце и радость лета варенье разложено по розеткам, а в вазе на столе стоят отогревшиеся в домашнем тепле цветы. И эти вчерашние неказистые, тронутые увяданием георгины, даже вдруг как-то приосанились, словно бы и у них тоже началась новая жизнь.

Ненадолго оставив Лину, Данила вышел в комнату и позвонил в детский дом — он хотел как можно быстрее оформить документы на усыновление и выполнить данное Лёне обещание. Закончив разговор, он

взглянул на фотографию Лины, висевшую над его рабочим столом.

На ней, среди рябин и осенних деревьев, была запечатлена красивая рыжая девушка, за спиной которой больше не было никакой тени.

КНИГА 2. ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 1

КНИГА ВТОРАЯ

СЕРЕБРЯНЫЕ ПИСЬМА

ЧАСТЬ 1

ОДНАЖДЫ

ГЛАВА 1

СНЕГ

Санкт-Петербург

Декабрь, наше время

Ее безмятежная юность скрылась за поворотом; и зеленый Тбилиси, и кукольный театр, и живописные улочки, в которых смешная, неуверенная в себе девочка с копной кудрявых волос красила дома, чтобы добавить в этот мир немного красок, озорства и нежности, остались ярчайшим, солнечным воспоминанием. Завтра Теоне должно было исполниться двадцать лет.

Могла ли Теона год назад представить, что свой следующий, двадцатый день рождения она будет встречать в Петербурге? В этом странном городе с ужасным климатом, где количество ангелов может посоревноваться лишь с количеством загадок и тайн…Однако же каким-то, не иначе солнечным, отвечающим за перемены и потрясения ветром ее занесло за тридевять земель в это царство рек, расчерченных улиц-линий, великолепных дворцов, неприглядных дворов-колодцев, суровых, неприветливых с виду, но искренних и отзывчивых людей.

В это зябкое утро она возвращалась из Лешиной больницы через весь город. Ветер сегодня прямо-таки разбушевался — вон как вертится маленький кораблик-флюгер на крыше старого дома. Дует солнечный ветер, кораблик в петербургском небе плывет и раскачивается, будто на волнах во время морского шторма, и что-то ветер сейчас нагнетает, и чем это еще отзовется! Теона невольно поежилась — скорее бы укрыться в «Экипаже»! Но даже торопясь поскорее нырнуть в кофейню, она все же остановилась на соседней улице, чтобы помахать рукой скульптуре ангела, притулившейся на фасаде одного из домов. Ангел сегодня казался замерзшим и немного усталым (больше ста лет он дежурит на этой старой крыше и удерживает небо, словно он не хрупкий ангел, а мощный атлант).