Одна на миллион (СИ) - Шолохова Елена Страница 7

Виктор пиликнул брелоком, и ворота с лязгом разъехались. И за нами снова закрылись.

Надеюсь, я смогу отсюда уходить по собственному желанию? Хотя перспектива шагать через лес, словно эдакая Красная Шапочка, тоже не очень вдохновляла.

Затем сосны и ели расступились, явив взору опрятную лужайку, которая стелилась ковром почти до самого крыльца.

Глядя на отцовский дом, на ум пришла фраза из Трёх поросят: дом должен быть крепостью.

Массивный в три этажа короб из серого камня и никаких хотя бы самых простых колонн, что ли. Никаких арок, ниш и прочих архитектурных штучек. Только по бокам крыши торчали две башенки с круглыми окошками. Наш дом в Геологах был, конечно, значительно меньше, но зато несравнимо уютнее и красивее этой холодной каменной громадины.

Ещё не переступив порог, я точно знала, что тут не задержусь. Просто не вынесу.

_________________________________________

* Вистерия Лейн – вымышленная улица из американского сериала «Отчаянные домохозяйки», очень опрятная, с симпатичными домиками, аккуратными газонами, белыми заборчиками. 

8

Отца дома не оказалось. Вместе с Верой они укатили… ой, я даже слушать не стала, куда. И честно говоря, обрадовалась, что наша трогательная встреча откладывалась.

– Сергей Иванович и Вера Андреевна приедут завтра к обеду, – доложила средних лет женщина, худая, прямая и длинная, как жердь. Она же открыла нам двери. – Но Сергей Иванович предупредил насчёт вас. Так что к вашему приезду всё готово.

На слове «готово» женщина отрепетировано улыбнулась, даже не пытаясь вложить хоть нотку искренности. И вообще, вела она себя на редкость чопорно, будто и не прислуга вовсе. Представилась Ольгой Алексеевной. Ко мне тоже попыталась обратиться по паспорту: Анжелина Сергеевна. Но я сразу её остановила:

– Нет-нет. Анжела и только Анжела. Ну или Лина.

Друзья меня, конечно, звали Энжи, и так мне нравилось больше всего, но эта надутая мадам скорее свой язык проглотит, чем такое повторит. В любом случае, только не Анжелина, да ещё и Сергеевна! В полном виде своё имя в нагрузку с отчеством я терпеть не могла.

– А вы здесь кто? – уточнила я, поднимаясь вслед за ней по лестнице.

– Я слежу за порядком в доме, – ответила она, не оборачиваясь и не замедляя шаг.

Дама препроводила меня на второй этаж, туда, где я теперь буду жить. И снова:

– Вот ваша комната, Анжелина Сергеевна. Ваш багаж уже тут.

Я чуть не поперхнулась: она невменяемая, что ли? «Вы» я ещё как-то переживу, пусть. Но с именем своим своевольничать не дам!

– Извините, у вас со слухом плохо? – развернулась я к ней и, вздёрнув подбородок, смерила её взглядом. Этак свысока, хоть эта жердь на полголовы меня длиннее. – Или с памятью? Я, по-моему, вас попросила так меня не называть. Я куда приехала? В дом отца или в казённое заведение? Зачем этот официоз? Повторяю в последний раз: я – Анжела или Лина.

Она моё возмущение выслушала с потрясающей невозмутимостью, даже не моргнула. И так же спокойно сказала:

– Располагайтесь. Ванная и уборная – вон там. Надеюсь, дорога вас не очень утомила.

Я фыркнула. Можно подумать, я ехала не с другого конца города, а с другого конца света.

– Ужин у нас в семь, но если вы почувствуете голод – сообщите мне.

Ну вот кто так говорит: если почувствуете голод, сообщите…? Нельзя сказать: захочешь есть – кухня там-то?

Наконец, она оставила меня в покое. И дам руку на отсечение, эта сушеная вобла меня уже ненавидит. Уходя, она прямо царапнула меня взглядом. Быстрым, но очень выразительным.

Ну и плевать. Вот уж глубоко без разницы, как относится ко мне отцовская прислуга.

Я раскинулась на широченной кровати звездой, не раздеваясь. Ну и что мне делать? Чем заниматься? Я здесь всего полчаса, а уже умираю от скуки. К счастью, тут ловил вай-фай. Не бог весть какое развлечение, но хотя бы я могла поныть Киселёву на свою несчастную судьбу.

Потом обошла дом, затем – территорию вокруг дома, в общем, худо-бедно вечер скоротала. Заодно пришла к выводу, что, судя по интерьеру, отец в быту неприхотлив. Всё такое добротное и простое. А с его-то деньгами он мог купаться в роскоши, но он не экономил разве что на автомобилях и костюмах.

Да и плевать. Всё равно я тут жить не буду. Иначе я буду не я. Просто подожду, когда отец немного успокоится и разрешит вернуться домой. А нет – так что-нибудь придумаю.

9

Отец с Верой приехали на следующий день. Вобла меня заранее предупредила, что «Сергей Иванович и Вера Андреевна будут к двум». В общем-то, больше она ничего не сказала, но по тону и по выражению лица явно подразумевалось, что я должна быть паинькой и не огорчать хозяина.

Встречать на крыльце я уж их не стала, к чему этот театр? Но к обеду спустилась вовремя. Может, и правда стоило прикинуться кроткой овечкой и усыпить бдительность отца. Может, так он скорее отпустит меня на волю.

Обедали мы втроём. Отец мне лишь кивнул, когда я подошла к столу, и бегло окинул недовольным взглядом. Зато Вера изобразила такую радость, будто всю жизнь жаждала меня увидеть. Заворковала сразу:

– О, Линочка, это так замечательно, что ты будешь с нами жить! Я уверена, мы обязательно поладим. Теперь у нас будет настоящая семья...

Я еле вынесла этот слащавый поток. Если б не установка «задобрить папочку», то обязательно бы съязвила. Потому что ну какая настоящая семья? Что за ахинея? Даже для меня этот фарс – явный перебор.

Отцу, видимо, тоже этот щебет не особо нравился. Он терпел, терпел, молча, затем не удержался:

– Чем планируешь заняться? – и припечатал тяжёлым взглядом, а я даже не поёжилась и глаз не отвела. И прислушалась к себе: никакого страха или даже трепета. Я и правда перестала его бояться. Абсолютно. Преспокойно смотрела в его лицо с массивной челюстью и выступающими вперёд надбровными дугами.

– Не знаю ещё, – пожала я плечами. – Не решила.

– А кто знает? Кто должен за тебя решать? На работу устроиться нет мысли?

– Но я же ничего не умею…

Зря я это сказала. Отец тотчас побагровел.

– Серёжа, подожди, – вклинилась сладкоголосая Вера-примирительница. – Что ты сразу так на неё наседаешь? Дай Линочке освоиться. Она же только приехала.

Отец хотел возразить, но она одарила его такой безмятежной улыбкой, что он, крякнув, заткнулся. Я с любопытством посмотрела на неё. А Вера-то непроста, оказывается. Та ещё манипуляторша. Мой великий и ужасный папа подчиняется ей, как марионетка.

– А давайте выпьем за встречу, за нашу семью, – придумала она. – У меня родился прекрасный тост...

Тут уж отец не вытерпел и раздражённо прервал её:

– Ну какой выпьем, Вера?

– А что такого? – воззрилась она на него, будто и правда не понимает его посыл.

Мне хотелось встрять и пояснить, мол, папочка считает меня алкоголичкой, которой даже понюхать пробку от вина никак нельзя. Но я же решила не выступать и вести себя прилично. И сарказм в эту схему не укладывался. Поэтому я, чтобы не искушать судьбу, встала из-за стола, поблагодарила и вышла вон. Однако не удержалась, остановилась за дверью и прислушалась. Они говорили тихо, половину я не разобрала, но и того, что услышала было достаточно, чтобы всё понять.

Отец ворчал: какой ей пить? Она здесь почему? Потому что там не просыхала. Скатилась на самое дно! Так давайте ещё тут ей нальём, чего уж!

Вера распереживалась: Серёжа! Как можно! У Линочки полтора месяца назад мама умерла! У неё травма! Её надо щадить, а не гнобить и не принижать!

Вот честно, я бы, может, и прониклась к Вере, не будь она такая вся правильная и добренькая. Может, конечно, это я слишком циничная и испорченная, а она нормальная, такая, какими и должны быть люди. Но не верю я в абсолютную доброту и бескорыстие, хоть ты тресни. И в Вере мне чудится сплошное фарисейство.

Ну а отец – он как всегда в своём репертуаре.