Однажды ты пожалеешь - Мария Летова Страница 7

Я кладу коробку на стол, почти бросаю ее с угрозой остаться без чертовых яиц, переколотив их все до единого.

Мне не светит быть идеальной хозяйкой. В детстве мать учила меня печь свой фирменный «Медовик», но те времена давно прошли. Она и не вспомнит, когда в последний раз его пекла.

Пока мать делает мне яичницу, я бросаю в стакан лед и наливаю воду.

— У Валентины внук сильно заболел, — обращается мать к отцу. — Нужно бы оказать помощь.

Валентина — наша домработница последние лет пять. Она убирает и готовит три раза в неделю.

— Сколько? — спрашивает отец.

Они обмениваются мнениями.

Даже более сдержанно, чем обычно. Мать кажется суетливой и рассеянной, но при этом она в себе. Она трезва. В последние пару недель я ее трезвой не видела ни разу, даже с утра. Эти дни были похожи на стремительное движение к точке кипения, и она наступила.

Резко отвернувшись, я сажусь за стол. Отец переводит на меня взгляд и задает вопрос:

— Как дела у Осадчих?

— Все хорошо… — отвечаю я.

— Хо-ро-шо… — проговаривает отец.

Я знаю: он доволен тем, что я встречаюсь с Данияром. Тем, что я «попала» в эту семью. Доволен больше меня самой, хотя они не очень-то и общаются. С тех пор, как их бизнес разделился, в основном на расстоянии, и меня это устраивает.

— Что с твоими планами на будущее? — вдруг спрашивает отец. — Ты уже об этом думала?

У меня в груди возникает давление, потому что я хотела от него этого вопроса! Всплеск такой сильный, что на секунду у меня сдавливает горло.

Я хотела, чтобы он озаботился моим будущим. Чтобы проявил это внимание. Чтобы сделал для меня что-то. Именно он! Он, а не Осадчие!

Моя радость горчит от того, что они озаботились этим вопросом еще до того, как я защитила диплом. Гораздо раньше, чем мой собственный отец. Я, разумеется, понимаю, чья была инициатива, кто их напряг, но это ситуацию не меняет: они нашли мне работу, о которой можно только мечтать, и сделали это раньше, чем мой отец вообще об этом подумал. Раньше, чем об этом подумала я сама. Но я об этом не просила! Каждая их услуга… как веревка вокруг моей шеи… веревка из наших с Осадчим отношений, которая будто становится все туже и туже в последнее время. Я чувствую это во всяких мелочах, и это меня пугает.

Прочистив горло, я смотрю на отца и говорю:

— Есть пара вариантов…

— Вот именно, — отзывается он. — Пора начинать думать своей головой.

Я молча делаю глоток.

— Белявские сейчас за границей, когда вернутся, поговорю с Валерой… — заявляет отец с легким раздражением, но я это стерплю.

Валерий Белявский — друг отца, сейчас занимает какую-то должность в руководстве очень крупной строительной фирмы. Они сейчас повсюду, их домами весь город утыкан…

Белявские не уезжают за границу меньше чем на месяц, следовательно, их разговора придется ждать долго, но мне все равно, ведь я соврала: мои собственные варианты — это круглый ноль. Любая работа, которую я найду самостоятельно, обеспечит меня разве что стабильным запасом прокладок, а я хочу независимости.

В моих мыслях слишком большой бардак, чтобы я видела свое будущее четким или хотя бы примерно понятным. Меня бросает в разные стороны, из-за этого я сама не своя!

— Спасибо… — произношу я, посмотрев на отца.

У нашей семьи в собственности несколько объектов коммерческой недвижимости. В том числе небольшое здание торгового центра в очень проходимом месте. Мы живем на доходы с этой аренды, плюс отец получает дивиденды от бизнесов, в которые когда-то вложился.

Вся наша недвижимость, включая этот дом и две квартиры в городе, принадлежит ему. Я бы давно попросила у него ключи, но во мне сидело глупое идиотское понимание, что, если уеду из этого дома, уже никогда сюда не вернусь. Никогда. Ни на одну ночь. Ни на один час. Никогда. Как и мой брат. И я… испугалась…

Это было давно. Теперь я не боюсь. Ничего не боюсь!

Отодвинув чашку, отец покидает кухню, бросив матери:

— Спасибо.

Выдохнув, я тоже на нее смотрю.

Мои чувства к ней — это всегда только ненависть или любовь. Любовь, когда она вот такая — настоящая. И ненависть всегда, когда нет.

Мать роняет вилку, та падает на пол. Слишком громко звенит. Но вместо раздражения мать молча поднимает ее и бросает в раковину.

— Я не смогла дозвониться до Ильи… — говорит она, ставя передо мной тарелку с яичницей. — Он что, сменил номер?

У нее случаются такие дни. Вот такие. Когда мать словно хочет наверстать все разом. Они всегда вызывают у меня раздражение.

— Да, — отвечаю я. — Примерно три месяца назад.

Я знаю, что брат не мог не отправить ей свой новый номер. Наверное, она просто забыла. Сама я в курсе только потому, что мне он со своего нового номера позвонил. Наш разговор продлился ровно три минуты. Брат сам его закончил, когда понял, что разговора по душам не выйдет.

Илья и отец не общаются. Не знаю, как давно, я узнала только потому, что поняла: отец ничего об Илье не знает. Знает даже меньше, чем я.

Мать становится еще более суетливой. На этот раз она роняет кружку, но, слава богу, на стол.

— К нам давно не заходил Данияр, — говорит она.

— Он работает. У него нет времени.

— Ты могла бы сама его пригласить. Данияр бы тебе не отказал. Он тебя любит…

Я мгновенно теряю аппетит.

Замазанный наспех засос в ответ на ее слова начинает пульсировать.

— Зачем его приглашать?

— Потому что мужчины любят внимание… — сообщает мать.

Я покидаю кухню до того, как она успевает развернуть мысль.

Меня выворачивает от этой философии — угождать мужчине. От нее я просто киплю. И от того, что мать упорно продолжает угождать отцу, каждое утро начиная жизнь с чистого листа!

Проносясь мимо кабинета отца, я вижу его, склоненного над открытым сейфом. Я успеваю разглядеть его содержимое и скрыться из вида раньше, чем отец оборачивается.

Я не реагирую на вибрацию своего телефона, пока натягиваю шелковую юбку и борюсь с молнией сбоку. Я проспала почти до десяти, уже половина одиннадцатого, и мне не нужно гадать, от кого это сообщение.

В это время дня в субботу мне может писать только один человек.

Я проваливаюсь в сообщение не раньше, чем сажусь за руль своей машины. Помимо того,