Барбара Брэдфорд - Волевой поступок Страница 7

Добравшись до Копт-Хьюика, Одра медленно пошла по главной мощеной улице, удивляясь тому, каким ладным выглядело все вокруг в этот жаркий июньский день. В ухоженных палисадниках, разбитых перед аккуратными коттеджами, яркими красками пестрели настурции, ноготки и георгины; на вымытых до блеска окнах висели белые кружевные занавески; каждое крыльцо было свежевымыто, а ступеньки отдраены пемзой.

Находившаяся впереди гостиница «Блэкамур» тоже выглядела нарядной. Ее белые стены и черные ставни были недавно выкрашены, а вывеска над парадной дверью умело подновлена несколькими яркими мазками из чьей-то коробки с красками.

Одра помедлила у бара «Блэкамур», стоящего на пересечении дорог, раздумывая, пойти ли ей по главной дороге, ведущей в Борабридж, или по проселочной, идущей в Ньюби-Холл и Скелтон. Она предпочла последнюю, но не пошла по ней до конца, а свернула посередине направо, выбрав узкую тропинку, проложенную между двух каменных стен.

Сделав несколько шагов по тропинке, она остановилась, вдруг осознав, куда именно несли ее ноги. Она решила повернуть назад, но поняла, что не может этого сделать.

Хай-Клю притягивал ее, как мощный магнит.

При каждом шаге Одра Кентон говорила себе, что делает ошибку, подвергая себя душевной боли, особенно сегодня, в такой день, и тем не менее продолжала идти, почти против воли.

Когда она дошла до конца длинной извилистой тропинки, ей уже было все равно: глупо она себя ведет или нет. Она лишь испытывала непреодолимое желание увидеть место, которое было ей дороже всех других мест на свете. Она так долго здесь не была.

Одра вскарабкалась на выступ в стене, спрыгнула на большой луг и побежала через высокую траву. От легкого ветерка по траве пробежала рябь, и она колыхнулась, как волнующееся зеленое море. Путь ей преградили две лениво и тяжело двигавшиеся коровы; она увернулась от них, продолжая свой бег. Ее длинные волосы развевались, а юное лицо напряглось от ожидания.

Одра пробежала без остановки до самого конца луга, где рос огромный платан. Там она пригнулась и встала под раскидистыми ветвями, которые образовали зеленый навес, загораживающий небо. Она припала всем телом к дереву, прижалась лицом к его стволу и закрыла глаза. От быстрого бега она выбилась из сил и тяжело дышала.

Но уже через несколько мгновений дыхание ее выровнялось. Она медленно провела рукой по дереву, почувствовав под своими пальцами шероховатую поверхность коры, и улыбнулась. Это было ее дерево. Ее место.

В своих мыслях она называла его «местом памяти». Именно таким оно и было – здесь она вспоминала о них, здесь возвращалась в свое прошлое, воскрешала в душе счастливые и радостные дни, которых когда-то было так много, а теперь не стало совсем.

Они часто приходили сюда все вместе. Ее мать. Ее братья – Федерик и Уильям. И дядя Питер. И когда она возвращалась к дереву, они были как бы снова с ней, и ее горе на время отступало.

Одра открыла глаза, поначалу плохо различая окружающее в прохладной зеленой тени платана, затем вышла из-под его ветвей. Обогнув дерево, она остановилась на краю небольшого, всего в нескольких футов высотой склона, спускающегося прямо перед ней к берегу Юра. Подняв голову, она посмотрела на противоположный берег неширокой быстрой реки, на поросшую лесом долину. Там он и был, уютно расположившийся между деревьями на дне естественной лощины… Хай-Клю.

Небольшой красивый старый замок, где она родилась ровно девятнадцать лет назад. Замок, в котором она выросла и прожила лучшую часть своей жизни. Замок, который еще пять лет тому назад был ее отчим домом.

Она любовалась им, как всегда, пораженная его благородной простотой, которая, как она считала, делала его столь притягательно прекрасным.

Вытянутый в длину и невысокий Хай-Клю был построен в восемнадцатом веке; точная симметрия придавала ему изящества. Он был сооружен из местного серого камня, и его многочисленные окна, переплеты которых были окрашены свинцовым суриком, блестели, отбрасывая блики в ярком солнечном свете. Окна выходили на террасу, построенную из того же камня. Терраса окружала дом по всему периметру, прерываясь посередине длинным маршем ступеней, спускающихся через лужайки к самой реке. Под террасой были разбиты широкие зеленые газоны, на которых, выделяясь на фоне темного камня и зеленой травы, яркими пятнами пестрели разнообразные цветы и кустарник.

Но больше всего бросалась в глаза завораживающая живокость, росшая в большом изобилии в конце лужаек у реки. Она покрывала землю ковром, переливающимся множеством голубых и синих тонов, так, что дух захватывало. Ярко-синий плавно переходил в голубовато-зеленый, такой нежный, что казался почти белым, а он, в свою очередь, уступал место васильковому, затем – сочному сине-лиловому, соседствующему с лавандовым и фиолетовым тонами белладонны.

Живокость – это цветы ее матери, так заботливо посеянные и с такой любовью выращиваемые в течение многих лет. Сердце Одры сжалось от горького и в то же время светлого чувства боли и радости. Ах, как ей хотелось снова очутиться в этом саду. Казалось, так просто перебраться на другую сторону реки. Нужно только пойти вдоль берега по тропинке до проложенных через речку камней. Эти гигантские плоские плиты, отшлифованные бегущей водой и временем, находились в самой мелкой части реки и вели прямо к зарослям кустарника, прилегающего к замку.

Но она не могла пойти в Хай-Клю. Это было бы нарушением границ чужого владения. Теперь там жила другая семья.

Она села на пружинящую траву, подтянула к груди колени, положила на них подбородок и обхватила их руками.

Долго-долго смотрела Одра на Хай-Клю.

Там не было заметно никаких признаков жизни. Замок будто дремал под ярким солнцем и казался необитаемым. Мирной тишиной дышали неподвижные сады. Ни травинка, ни единый листок не шевелился. Ветер стих, и воздух был теплым и напоенным истомой. Не было слышно ни звука, кроме тихого жужжания где-то поблизости, журчания, плеска перекатывающейся через пестрые камни воды Юра, прокладывающего свой путь вниз по долине.

Взгляд Одры стал более сосредоточенным. Он как бы проникал через стены, позволяя ей видеть все, что находилось внутри замка. Она закрыла глаза и отдалась игре воображения, вспоминая, вспоминая…

Она была в доме.

Стояла в холле и видела абрикосового цвета стены, скамью, покрытую потертым зеленым бархатом, и пальму в позеленевшем от времени горшке. В холле царил полумрак и было очень тихо. Некоторое время она прислушивалась к тишине. Затем пошла вперед, и ее шаги по мраморному полу отдавались металлическим звуком. Она стала медленно подниматься по изящно изгибающейся лестнице.