Табу. Разбитые судьбы (СИ) - Екатерина Сокольская Страница 8

— Идём, — Митька кивнул головой в сторону уехавшего Ромки.

— Куда? Меня мать убьёт, если я порву одежду, — я сделала неуверенный шаг назад.

— Глупая, — он улыбнулся и взял меня за руку. — Идём. Предложение ограничено по времени.

Мы подошли к пологому спуску. Впереди трасса уходила вниз на сто метров, заканчиваясь мягким сугробом, искусственно созданным теми же школьниками. Я сглотнула страх. Было немного боязно лететь со скоростью пули. Любое не осторожное движение и я могла быть выброшена с трассы, кувыркаясь на снегу, подобно бильярдному шару.

— Давай же!

Димка уже сидел на отобранном транспортном средстве. Его щёки и нос покраснели, а задорная предвкушающая улыбка заставила меня без раздумий сделать последний шаг вперёд.

Я вложила в протянутую руку свою ладонь. Друг подтянул меня ближе, приглашая занять место второго пилота у себя на коленях. С гулко бьющимся сердцем я уселась сверху и тут же оказалась намертво прижатой к его телу. Димка обеими руками обхватил меня в районе живота, оберегая и удерживая на месте.

Скрипучий «Вжих» по снегу, и мы полетели вперёд. Казалось, что это не спуск вниз, а подъём к пушистым серым облакам, уносящий меня в мечты. Я была в крепком коконе его рук, лицо кололи ледяные снежинки, со скоростью света, врезающиеся в мою разгорячённую кожу. А справа горячее дыхание моего Митьки согревало не только щёку, но и душу, вселяло уверенность, что так будет всегда.

Глава 6. Маша

Когда ты счастлив, время несётся со скоростью звука. Хоп — и пролетел учебный год, а за ним беззаботное лето.

С появлением в моей жизни Митьки, всё изменилось до неузнаваемости. Казалось, что солнце светило ярче, люди стали добрее, а в душе спокойнее.

Хотелось, чтобы все люди видели мир моими глазами. В нём не было страхов, ненависти и злобы. Там вечно властвовала весна и цвели нежные бутоны цветов.

Мы проводили с Митькой каждую свободную минуту, но этого было невыносимо мало. Даже не касаясь, чувствовали тепло друг друга. Не признаваясь в зарождающемся новом притяжении, я видела взаимность в его лукавых глазах.

Дима был старше, но никогда не позволял себе лишних слов или действий. Я знала, что он не обидит и не предаст. Со мной маска холодного принца спадала, и я видела его настоящим. Добрым, весёлым, отзывчивым. Иногда ранимым. Я видела боль и тоску в его глазах, когда речь заходила о его отце. Ему было тяжело верить людям, почувствовав боль предательства родного человека.

Но меня он смог впустить в свою жизнь.

Я была в уютной колыбели его заботы. С ним могла поговорить абсолютно обо всем. Он всегда внимательно слушал, давал совет или высказывал свою точку зрения.

Дима был совсем не таким, каким я его представляла. Он был открытым и честным со мной. Делился своими переживаниями, страхом перед будущим. Я, как никто, чувствовала его эмоции.

Он совсем не был похож на других знакомых мальчиков. В отличии от них, я никогда не слышала от Митьки грубых слов или грязных шуточек в сторону других девушек. И он не пытался играть роль крутого парня. Он был им. Может быть, поэтому к нему все девчонки и липли. Тогда я и узнала, что такое ревность. Это жжение в груди и едва контролируемая злость сводили с ума. Мне хотелось, чтобы он был только мой. Чтобы никто не смел и думать о нём. В такие моменты я сама себя не узнавала.

Но стоило ему взглянуть на меня своими тёплыми карими глазами, игриво подмигнуть, и моё сердце таяло. Как и я сама. Эти бездонные шоколадные омуты засасывали меня, а я не хотела спасаться.

Я хотела, чтобы он остался навсегда со мной. Так же смотрел на меня с хитрой улыбкой. Так же защищал от всех хамоватых поселковых ребят. Так же подставлял своё плечо, когда грустно.

Я боялась, что он до сих пор видел во мне четырнадцатилетнего нескладного подростка. Друга или, не дай бог, младшую сестру. Ведь я была безнадежно влюблена в этого немного нахального, но такого милого соседа.

Это было настолько новое чувство для меня, которым я не могла ни с кем поделиться, что ходила сама не своя, пока бабуля с пристрастием заправского полицейского не устроила допрос. Пришлось выкручиваться и делать вид, что переживаю из-за учебы. Врать я никогда не умела, но бабушка не стала лезть в душу. За что я была благодарна.

Митька же делал вид, что не замечал моих пристальных взглядов и вздохов. Лишь тепло улыбался и щипал за нос.

Так хотелось остаться в том времени навсегда. Быть рядом с ним. Но всему хорошему рано или поздно приходит конец.

Лето пролетело. Конец августа ударил, как обухом по голове. А это значило, что Дима… мой Митька уезжает учиться в город. А я остаюсь. Снова одна.

Грудь сдавливало так, что слёзы катились по щекам. Я до последнего надеялась, что наша разлука для него так же тяжела, и он решит остаться. Он мог устроиться на какую-нибудь работу у нас в посёлке. Тогда бы мы по-прежнему каждый день проводили вместе. Каждый вечер забирались на мою крышу и смотрели на звёзды, думая каждый о своем. Кому вообще нужен этот дурацкий диплом?

Но здравый смысл кричал мне, что он не сможет остаться. Он должен думать о будущем. А тараканы в моей голове шептались по углам, что в этом будущем нет места для меня.

От очередной ночи, полной пролитых слез, я ходила весь день с тяжелой головой. Словно бестелесный дух, без смысла и цели.

Вот и всё. Настала точка невозврата. Завтра его уже здесь не будет. Наш последний день вместе.

Вернувшись с бабушкой от её подруги, которая часами без умолку рассказывала про свою внучку, получившую золотую медаль за гимнастику, я тяжело плюхнулась на подоконник в своей комнате.

Постоянные мысли о скором отъезде Митьки сделали меня напряженной, как струна, и всё время раздражительной. Ну почему всегда есть какой-то подвох? Почему, если в жизни всё хорошо, то обязательно жди беды?

Я улыбнулась новой записке, лежащей возле распахнутого окна. Эти маленькие письма стали нашим тайным ритуалом. В сердце моментально разлилось тепло от написанных красивым почерком строк.

«Вечером в десять на нашем месте. Не опаздывай, соплюха».

Несмотря на то, что родные знали о нашем общении, наше тайное