Ева Геллер - Потрясающий мужчина Страница 9

— Пока мои работы молчат.

— Попробуй похлопотать о моем старом месте у Цирмана, — посоветовал Бенедикт Петеру. — Он будет искать замену. Десять часов в неделю, приличные деньги. И у тебя есть шанс. Женщин он не берет.

— Я ненавижу этого человека, — с отвращением сказала Элизабет. — Расскажи мне о нем что-нибудь гадкое.

Элизабет знала, что Бенедикт целый год работает ассистентом у Цирмана. Но не более того, поскольку Бенедикт просил меня не распространяться о его работе, иначе Цирман выкинул бы его. К тому же нам с Элизабет это было безразлично: последние два семестра, с тех пор как Бенедикт получил место у Цирмана, мы с профессором больше не сталкивались.

Цирман однажды доверительно объяснил Бенедикту, что не смог бы взять на работу женщину, потому что тогда немедленно поползли бы слухи о его связи с ней. А поскольку превыше всего он ценит корректность, то мог бы согласиться на уродину или калеку, но все без исключения претендентки на это место были привлекательны и полны жизненных сил.

— Цирману надо быть крайне осторожным, — хмыкнула Элизабет. — Все женщины с ума сходят по этому жирному старому борову, у которого из ушей пучками растут волосы. В средневековье его бы посадили на кол. — Этими словами Элизабет всегда закрывала тему «Цирман».

— Нет худа без добра. — Так ее всегда заканчивала я; в конце концов без него я никогда бы не познакомилась с Бенедиктом.

— Нужно сделать его жуткие порядки достоянием общественности, — предложил Петер.

— Лучше похлопочи о месте у него, — посоветовал Бенедикт.

— Этого Петер не будет делать, — решительно заявила Элизабет.

Поколение гурманов вместе с Аннабель и Сольвейг вернулось из сада и расселось по местам.

Господин Энгельгардт провозгласил:

— Секрет оптимального меню: после каждого блюда ты сыт ровно столько времени, сколько длится ожидание следующего.

Сольвейг теперь сидела на коленях Аннабель. Аннабель взяла указательный палец дочери и направила его на Нико:

— Это Нико. Ты хочешь поиграть с Нико?

— Не хочу, — отрезала Сольвейг, — я хочу вина.

— Эй, а вот и наш детский шницель, — воскликнула Аннабель наигранным голосом мудрой матери, взяла маленькие ладошки Сольвейг в свои руки и захлопала ими.

Детский шницель оказался филе из спинки косули с перечной подливкой и лисичками, а к нему вкуснейшее, нежнейшее картофельное пюре.

— Я хочу жареной картошки, — объявила Сольвейг.

— Сольвейг, пойдем на кухню, у меня там для тебя есть что-то вкусненькое, — позвала моя мать и поднялась.

— Поешь сначала, — обиженно сказала госпожа Энгельгардт, — соус становится невкусным, когда остынет.

Сольвейг уже умчалась на кухню. Мать со своей тарелкой бросилась ей вдогонку.

— Дело дрянь, — пробурчала Аннабель, — взрослые заливаются спиртным, конечно, и ребенку хочется вина.

За спинкой косули последовала новая порция дифирамбов в честь госпожи Энгельгардт.

— Подождите, сначала попробуйте десерт, — сказала та. — Сегодня у нас щербет с персиками и кофейный крем с лесной малиной.

— Я должен поцеловать повариху в малиновые губки, — воскликнул господин Энгельгардт, обошел вокруг стола и осуществил свое намерение.

Госпожа Энгельгардт поцеловала мужа в ответ:

— Но перед этим еще будет сыр.

— А не выпить ли нам сперва «Одеви»? У нас есть на выбор «Одеви де фрамбуаз» и «Одеви де пеш». Кто что будет пить? — спросил отец.

— Я, пожалуй, выпью и то, и другое! — воскликнул Нико. — Неважно, как это называется!

Это были крепкие настойки — малиновая или персиковая. Бенедикту позволили изображать официанта с белой салфеткой на согнутой руке.

Господин Энгельгардт непременно хотел сам подать сыр, он вкатил на сервировочном столике блюдо с разными сортами сыра и кусочками масла в форме сердец.

— Виола, что вам предложить? Острый или мягкий? Что вы предпочитаете?

Я абсолютно не разбираюсь в сырах, но мне совсем не хотелось демонстрировать это перед публикой.

— Я съем все, что вы мне порекомендуете, — выкрутилась я.

— Прекрасно. — Господин Энгельгардт опытной рукой разложил шесть кусочков сыра по краю моей тарелки. Потом показал на верхний ломтик: — Пожалуйста, сначала съешьте этот сыр, а потом двигайтесь по часовой стрелке.

— А почему?

— Сыр, который, образно говоря, лежит на цифре «двенадцать», самый нежный. Остальные расположены по часовой стрелке в порядке нарастания остроты. — Он указал на кусочек, лежавший как бы на цифре «десять». — Это очень острый, вызревший сыр из козьего молока. Его съешьте в последнюю очередь, иначе испортите всю вкусовую гамму.

Как это изысканно! После сыра, чтобы не лопнуть, мы еще выпили «Одеви».

И вот наконец десерт: кофейный крем с малиной и горьким шоколадным соусом. И еще тарелка с двенадцатью обжаренными половинками персиков и персиковым щербетом. Сольвейг пришла в такой восторг, что была только в состоянии вскрикивать: «Я! Я! Я!»

Мать подала кофе.

Нико потребовалась четвертая рюмка настойки, чтобы привести в порядок пищеварение.

— Даже не предполагал, что пять рюмок водки могут так изменить человека! — воскликнул он и уставился на мать Бенедикта.

— Но, господин Нико, я не пила пяти рюмок водки, — возмутилась та. — Бенедикт может это подтвердить!

— Не вы, — заржал Нико, — я! Ха-ха-ха! Бенедикт может это подтвердить!

— А теперь настало время для большого сюрприза! — Отец поднялся. Мать тоже встала. — Но сначала я хотел бы произнести пару слов, — начал отец. Мать снова села. — Дорогая Виола, дорогой Бенедикт, — он выдержал паузу, — я с трудом подыскиваю слова. Поскольку вы оба начинаете совместную жизнь… Собственно, вы уже ведете совместную жизнь… И уезжаете не на чужбину, наоборот, оба возвращаетесь в давно обжитые места, на землю вашего детства и юности… И тем не менее это шаг в новую жизнь! Закончена студенческая пора, Виола! — Отец сделал такое лицо, словно открывал Америку. — И поэтому мы с мамой подумали, что тебе, нашей младшей дочери…

Младшая дочь! Можно подумать, что он воспитал целый девичий пансион.

— …сделаем подарок к новой жизни. Подарок, который осветит твой путь, сделает его ярче! Который будет напоминать тебе родительский дом и блестяще сданный экзамен. И который будет сопровождать тебя, надеемся, всю твою жизнь. — Долгая пауза. — Вот все, что я хотел сказать. — Отец был очень тронут собственной речью. Все захлопали.

— Я сгораю от нетерпения, — сказала мать.

— Еще не все, мне нужна помощь сильных мужчин, — объявил отец.