Ирина Касаткина - Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы Страница 99

Накануне отъезда поздно вечером Наташа сама пришла к Насте – попрощаться. Когда Настя открыла на звонок дверь, у нее заныло сердце: такой поникшей и потерянной она никогда подругу не видела. – Наташенька! – только и сказала она, протянув к ней руки. – Бедняжка моя!

– Ты знаешь? – Наташа резко отстранилась. – Откуда?

– Акпер.

– Он тебе сказал?

– Да.

– Вот сволочь! Ему мало, что он со мной сделал, так еще и растрепался. У, мразь поганая!

– Он сказал, что не виноват, что это все его дядя. Он ему только пожаловался, что ты отказала. А дядя решил тебя наказать и нанял этих бандитов. Вроде бы с ними уже расправились. Это было ужасно, да?

– Еще хуже! Ой, Настя! Ой, Настя, я этого никогда не забуду! Ой, как мне плохо! Я лежу… вся мокрая… а они надо мной измываются. Ой, Настя, как я хочу умереть!

Тут ее ноги подломились, и Наташа упала на пол, свернувшись калачиком. Настя кинулась к ней и крепко обняла.

– Наташенька! – Теперь они плакали вместе. – Наташенька, солнышко мое! Знай, я тебя люблю, люблю еще больше и всегда буду любить, – что бы ни случилось.

– Я знаю. – Наташа вытерла слезы, глубоко вздохнула и села, обхватив колени. – Я запишу тебе мой новый телефон, только ты его никому не давай, хорошо? И сотовый мне поменяли. Пожалуйста, никому не говори, что тебе этот гад сказал. Считай, что он все наврал. Мне там, в больнице сделали операцию, – я теперь такая, как прежде. Буду стараться все забыть, как будто ничего не было. Может, получится.

– И правильно! Забудь и не вспоминай.

– Что он тебе еще наговорил?

– Что любит тебя, что не хотел этого. А еще – что сбежал от дяди и едет к себе домой. Хочет там броситься со скалы. Нож мне давал, чтобы я его убила.

– Вот сволочь! Да это все слова! И правильно – пусть бросается. Пусть сдохнет, – так ему и надо!

– Наташа, а может, он не так уж виноват? Он ведь в этом участия не принимал. Только пожаловался, и все.

– Откуда это известно? Я ведь их не видела. Любит он! Если бы любил, не допустил бы такого. Ух, как я его ненавижу! Ладно, пойду, пока меня не хватились.

Она ушла. А Настя долго еще сидела на полу – все пыталась унять разрывающую душу жалость. Потом пошла на кухню, напилась валерьянки и завалилась спать.

На следующий день в квартиру Белоконевых наведались новые хозяева: молодая пара с родителями. Походили по комнатам, покрутили носом и громогласно заявили, что это старье их не устраивает, и они будут делать евроремонт: снесут перегородку межу кухней и гостиной, а также стенку между другой комнатой и лоджией. Все окна заменят на пластик, паркет сдерут и сделают «теплые полы», как нынче модно. А также навесные потолки. И поменяют всю сантехнику. Въедут, когда все будет готово.

А еще через день в доме начался нескончаемый кошмар. Прибывшие строители принялись дробить стены, – да так, что звенели все стекла и дребезжала мебель в квартирах. Грохот стоял невообразимый. Лестничная клетка, да и сама лестница, скоро оказались заваленными кусками стен – жильцы вынуждены были продираться между ними по узкому проходу, рискуя сломать каблуки или пораниться. Живший под несчастной квартирой Герой Советского Союза попытался выразить рабочим свое возмущение – на что их мастер, похлопав старика по плечу, позавидовал его тонкому слуху в столь преклонном возрасте и посоветовал затыкать уши ватой.

Целый месяц жильцы терпели эту вакханалию, полагая, что конец все же когда-нибудь наступит. Но он все не наступал и не наступал – и потому они начали потихоньку сатанеть. А когда веселые рабочие, уходя, забыли закрыть кран над забитой штукатуркой раковиной, и вода, не найдя законного слива, протекла до первого этажа, где совсем недавно был произведен дорогущий ремонт, дом взорвался. Явившихся на следующий день виновников потопа приперли к стенке и потребовали адрес хозяев. Те клялись и божились, что его не знают, – мол, хозяин сам к ним наведывается, а служит где-то в страховой компании. Но дотошный герой раздобыл-таки адрес в домоуправлении и даже номер телефона, после чего хозяин квартиры незамедлительно примчался и вместо того чтобы повиниться и расплатиться с пострадавшими, принялся орать, что больших жлобов ему встречать не приходилось.

За такое хамство жильцы дружно подали на новоселов в суд – даже сердобольная Галчонок подписалась под заявлением. Потрясенные молодожены заявили, что жить с такими подлыми соседями не намерены, и тут же выставили еще не отремонтированную квартиру на продажу. А в течение этого процесса умудрились развестись, переругавшись из-за необходимости оплачивать соседям моральный и материальный ущерб. Купившие многострадальную квартиру новые жильцы наспех завершили недоделки, оставив прежнюю сантехнику, – и дом, наконец, вздохнул с облегчением.

Все эти передряги мало трогали Настю. Она приноровилась после занятий, пообедав в институтской столовой, уходить в читальный зал и там заниматься до вечера, когда рабочие завершали свою разгромную деятельность, – и только тогда возвращалась домой. Их семейство теперь мало общалось между собой: отец пропадал на своей кафедре, Галчонок тоже была занята работой и учениками, – ни на что другое у них не оставалось ни сил, ни времени. Это вполне устраивало Настю. Из-за пережитых событий она совсем замкнулась и отстранилась от всего, что не касалось учебы и предстоящих экзаменов.

Однажды, увлекшись в читальном зале составлением конспекта к семинару по истории, Настя не заметила, как за ее стол кто-то сел. Подняла голову, только почувствовав на себе упорный взгляд. Подперев рукой подбородок, на нее смотрела Анечка.

– Ну что – добилась своего? – В голосе Анечки звучала неприкрытая ненависть. – Разбила нас? И сама не гам, и другой не дам. Теперь он с Валькой Титровой ходит. А на тебя плевал с высокой колокольни.

– Не понимаю, о чем ты. – Настя положила ручку. – Никого я не разбивала. Я его сто лет не видела и не разговаривала – еще с Нового года.

– А кто ему натрепался, что я беременная? Только ты и знала. Я больше никому не говорила.

«Соловьева, – подумала Настя – больше некому. А ведь обещала не болтать. Вот трепло!»

– Только не я, – быстро сказала она. – И вообще, – почему я должна перед тобой оправдываться? Пусть он ходит, с кем хочет, – мне это безразлично. Не мешай, я к семинару готовлюсь.

– Врешь! Ну, ничего, когда-нибудь и тебе аукнется. За все мои слезы. Вспомнишь тогда меня.