Галина Зубко - Искусство Востока. Курс лекций Страница 58

Нигде в этой живописи нет каких-либо характеристик или выразительных лиц. Похожие на маски лица написаны в технике хикимэ кагихана (линия-глаз, крючок-нос), которая обозначает черты лица, но не индивидуальности.

Еще в эпоху Хэйан возник такой специфический прием японской живописи, как «сорванная крыша», который позволяет одновременно видеть то, что происходит и в разных помещениях дома, и вокруг него. Другими словами, используется старинный прием фукинуки ятай (взгляд с высоты птичьего полета), когда при изображении в интерьере убираются потолок и части стен. (В романе много сцен, которые происходят внутри помещений.) Образующиеся при этом ломаные линии (динамичность которых подчеркивает статичность фигур) как нельзя лучше передают характерную особенность традиционного японского интерьера с его многочисленными открытыми плоскостями, являющимися как бы продолжением окружающей природы. В результате человеческие фигуры, интерьер и природа сплетаются в единое целое.

«Правление вкуса» в высшей степени способствовало развитию цвета. Искусство сочетания цветов в повседневной одежде свидетельствовало о хороших манерах, как и умение разбираться в поэзии, каллиграфии и даже в бумаге для любовных писем или умение изящно назначить свидание.

Женская и мужская живопись

В период Хэйан остро ощущалось различие между проявлениями, связанными с общественной жизнью, и частными эмоциями. Публичная жизнь ассоциировалась с мужским (отоко) принципом, и его внешними проявлениями была китаизированная архитектура и поэзия – стихи записывались китайскими иероглифами (канси)[217].

Внутренний мир выражался в женской (онна) форме и в таких самобытных искусствах, как японская слоговая азбука кана, которая лучше подходила полисиллабической поэзии.

Эта дихотомия вызвала к жизни появление терминов онна-э (женская живопись) и отоко-э (мужская живопись) в сочинениях периода Хэйан. Исследователи идентифицируют онна-э с интровертными эмоциями и чувствами, а отоко-э с экстравертной физической активностью.

Онна-э (стиль свитков «Повести о Гэндзи») создает ощущение покоя в живописи благодаря тонким композиционным приемам. Для роскошных сцен (как в женской, так и в мужской живописи) часто используется трудоемкий процесс окрашивания: нижний пласт рисунка покрывается толстыми ровными слоями краски почти без тональной градации, после чего контуры прорисовываются тонкими сплошными линями. Точные изображения костюмов и причесок рисовались специалистами. Каллиграфические фрагменты писались полностью хираганой (японским слоговым письмом); бумага окрашивалась в разные тона и украшалась небольшими кусочками, вырезанными из золотой фольги.

Отоко-э часто связывается с историческими событиями, такими как основание монастырей или войны. Шумная, насыщенная действием повествовательная мужская живопись полностью контрастирует статичной и наполненной чувствами женской живописи.

Исторические события изображаются реалистически, а ничем не сдерживаемые эмоции открыто демонстрируются с помощью физических действий и мимики лица. Даже штрихи, которыми нарисован пейзаж, наполнены действиями: линии поднимаются и отступают…

Известный образец мужской живописи – изысканная группа из трех живописных свитков, известная как «Легенды горы Сиги» (1156). Здесь показаны дико жестикулирующие горожане. Сцена дана с верхней точки (как и свитки «Гэндзи»). Повествование и изображение простираются дальше на целый свиток. Художник использует прозрачные краски, чтобы выявить энергичную работу кисти. Эскизная работа кистью применялась с периода Нара для подготовительных рисунков, но теперь она сосуществовала как «признанное всеми» самостоятельное искусство.

От этого периода также сохранились уникальные монохромные свитки, написанные тушью, в стиле отоко-э. Например, свитки «Развлекающиеся звери» (XII–XIII вв.), созданные буддийскими монахами. (Это – образец монохромной живописи.) Их веселое содержание вызывало многочисленные комментарии: изображение игр, ритуалов и других повседневных занятий людей дается через животных, часто одетых в человеческое платье (рис. 70).

Рис. 70. «Развлекающиеся звери» (XII – XIII вв.)

В сущности, мы видим здесь легкие карикатуры на духовенство. Например, обезьяна, одетая монахом, совершает подношение ветки персика перед буддийским алтарем; ее непрерывное пение показано в виде волнистых линий, выходящих из ее рта. Толстая лягушка, гордо восседающая на листе лотоса и с листком банана в виде ореола, торжественно принимает подношение обезьяны. Рядом лиса и заяц, зажав в когтях буддийские четки, бормочут заклинания. Часто встречаются изображения животных верхом на лошадях. Животные устраивают пикники. В целом эти свитки высмеивают человеческую природу.

Искусство юмористических рисунков тушью воскресло в середине периода Эдо, в XVIII–XIX веках, когда карикатуры манга стали популярным жанром, которым занимались такие великие мастера, как Кацусика Хокусай.

По мнению специалистов, две японские линейные традиции – прямая, «железная» линия, которую можно видеть в живописи онна-э, и волнистая, поднимающаяся и ниспадающая линия живописи отоко-э – обе происходят из китайской фигуративной живописи[218].

Развитие и совершенствование японской каллиграфии кана (онадэ) рассматривается японцами как квинтэссенция самобытных искусств периода Хэйан.

Синтоистские основы японского искусства

Сколь ни отличается Путь богов-ками (Синто) от Пути даосов или буддистов, в нем не может не быть тех первичных признаков, которые присущи любому Пути. Говорят: «Все Пути ведут к Одному», то есть основа всех Путей едина, ни один на себе не замыкается, открыт другому во имя общей задачи – очищения, просветления Сущего. Различны лишь формы проявления единой Сущности – в зависимости от национальных особенностей, национального характера.

Как отмечает известный японист Т. П. Григорьева, с точки зрения синтоистов все, что видит человек, не есть Реальность, абсолютная Истина, а лишь ее отблеск[219]. Невидимый мир, хотя и присутствует незримо, все определяет, всему дает жизнь. Но и видимый мир, творимый человеком, хотя и не есть конечная Истина, есть ее возможность.

Конечная цель Пути – самостояние каждой сущности, ее реализация в свободном общении, что исключает существование одного за счет другого.

Путь сам по себе являет высочайшую терпимость, не принуждает, не действует силой, реализуется неделанием, ненасилием над природой вещей. Потому и называют Путь (Синто) моральным Законом Вселенной, который шаг за шагом ведет Сущее к Благу (яп. Дзэн), но ведет через человека, каким ему предназначено быть.

Неощущение «как бы двойного бытия» (по Тютчеву), смещение земного и небесного, когда временное, конечное принимали за вечное, приводило каждый раз к кризису духа, нарушая все мировые отношения. Не потому ли цивилизации, следующие Пути, оказались более устойчивыми, менее подвержены социальным катаклизмам, чем те, которые искали опору в человеке, объявив его прежде времени «богоравным», центром Вселенной, вместо того чтобы обнаружить этот центр в душе человека.

Следовать Пути – значит сообразовывать свое поведение с естественным ритмом Сущего, неотъемлемого от божественного замысла, следовать предустановленным Переменам. Все, казалось бы, вращается по кругу, но, вращаясь по кругу, восходит к Высшему по закону Пути.

Смена состояний в Природе (день – ночь, свет – тьма, тепло – холод, расширение – сжатие) не есть сам Путь, но есть его Ритм, пульсация Пути, свидетельство его Дыхания.

Все живое пульсирует (вдох – выдох, прилив – отлив), чтобы избежать застоя, изнемогания. Все движется туда-сюда (яп. дзюн-гяку), плетя узор мировой ткани. Если бы не было Небесного замысла, не было бы и узора.

Японский мастер не нарушит природу целого, ибо целостен Путь, неделим, непрерывен, безостановочен, от него нельзя отклониться. Если отклонишься, то утратишь свое дарование (т. е. себя).

Путь искусства ведет к тому же: в единичном проявить Единое, изначальный Свет, к которому устремляется все Сущее.

Почему синтозм избежал участи других, так называемых «общинных» религий, которые были вытеснены или оттеснены на периферию мировыми религиями? И не только синтозм, традиционное японское искусство так же сохранилось почти в первозданном виде. Должны же быть этому какие-то причины, как и тому, что японское искусство признают современнейшим из искусств за пределами Японии. И если именно Синто называют основой или «корнем» японской культуры, то, значит, есть в этом Пути нечто, что не зависит от времени.