Лидия Сковронская - Родительский класс, или Практическое руководство для сомневающихся родителей Страница 25

И двадцать четыре часа в сутки я наблюдала, как Вика контролировала каждый шаг своего шестилетнего сына. Она просто растворилась в нем. Ее не существовало. Она его постоянно ощупывала – не вспотел ли, заглядывала в глаза – нет ли воспаления, вытирала нос, оглаживала и ничего не позволяла делать самому: «Порежешься, уколешься, разобьешься, испачкаешься», «Лучше я тебя одену, накормлю с ложечки, поиграю с тобой». Он сопротивлялся изо всех сил такой навязчивой опеке и постоянному контролю. Их отношения были ужасны. Он кривлялся, канючил, обзывал ее совсем не по-детски и нарочно дразнил. Крики, слезы, обвинения, угрозы и увещевания не прекращались ни на минуту. Мы с Алешей, которому было тогда пять лет, были ошеломлены и обескуражены.

Отрезвляющим моментом для меня стала совместная прогулка в Парк отдыха, на аттракционы. Хорошо помню яркий, солнечный воскресный денек. Наши дети в восторге от предстоящего катания на машинках и лошадках. В чудесном настроении мы выходим на дорогу, и тут начинается. Вика крепко держит сына за руку, он вырывается изо всех сил, кричит и плачет, обзывает ее. Конфликт растет, и вот уже мама держит сына за обе руки. И тогда сыночек, не переставая орать во весь голос и ругаясь матом (это в шесть-то лет!), ногами забирается по маме все выше и выше, наступая сначала на Викины ноги, потом на живот, а затем на грудь. Она держит его крепко и орет тоже, угрожая наказать за непотребное поведение поркой. Представляете картину? Мы стоим, оцепеневшие. Вокруг собирается толпа.

Такого мы еще не видели! Настроение было испорчено, и я уже не помню, добрались ли мы до аттракционов или нет. Придя домой, я тотчас же попросила хозяйку, чтобы нас с сыном переселили в отдельную комнату при первой же возможности. К счастью, такая возможность нашлась. Это сейчас я понимаю, что постоянный, неусыпный контроль за ребенком есть жесточайшее подавление. Подавление его воли, желаний, поступков, самостоятельности. Такой сверхконтроль и сверхзабота душат, не позволяют ребенку развиваться, быть собой, набивать шишки, приобретать собственный жизненный опыт. Естественно, что сын Вики изо всех сил противился этому подавлению.

История их трудных, совершенно испорченных отношений имеет печальный конец: отношения с сыном были разрушены, а Вика долго лечилась в клинике неврозов. Это грустный пример того, к чему может привести диктаторская, контролирующая позиция матери, неспособной доверять своему ребенку, передать ему хотя бы маленькую толику ответственности. Не в том ли заключается вообще весь процесс воспитания, чтобы полностью отдать ребенку ответственность за все стороны его жизни? И естественно, перестать его жизнь контролировать? Доверие вместо контроля – вот куда следует двигаться. Всего этого я совершенно не понимала и тогда, когда мой способный, сообразительный и хорошо подготовленный сын пошел в школу. Он легко поступил не в какую-то, а физико-математическую школу при университете (тогда в Ленинграде был только один университет – ЛГУ имени А.А. Жданова). Теперь-то я понимаю, что это не он поступил в первый класс, а мы…

«У хороших родителей и дети хорошо учатся», – верила я свято и взялась за дело, засучив, что называется, рукава. Ох, лучше бы я этого не делала! При такой позиции, как вы думаете, кто отвечает за учебу сына? Конечно, мама. Школа явно и неявно давала понять, что я не ошиблась, именно на мне лежит груз ответственности. И учеба сына тяжелой ношей легла на мои плечи. Тут-то все и началось… Недаром такие же, какой тогда была я, сверхответственные мамы, рассказывая о своих детях, вместо «он» или «она» часто употребляют местоимение «мы»: «Мы не хотим ходить в школу», «Мы заболели», «Мы плохо учимся», «Мы забываем записать домашнее задание», «У нас плохая память». Полное отождествление себя с ребенком…

– Это действительно вы, Валентина Петровна, не записываете домашнее задание? – задаем вопрос маме.

– Нет, конечно, это дочка у меня такая рассеянная, – смущенно мама улыбается.

– Тогда, пожалуйста, скажите об этом по-другому: моя дочь не записывает домашнее задание. И чья это ответственность – записывать домашнее задание?

– Дочери, – немного растерявшись, говорит мама, не понимая, к чему я клоню.

– Тогда и передайте ей ее ответственность. Вы можете сказать примерно следующее: «Людочка, ты умная, и у тебя хорошая память. Я была не права, когда постоянно спрашивала тебя, записано ли у тебя домашнее задание, когда звонила твоей подруге и уточняла, что задано. Это твоя учеба, и я больше не буду в нее вмешиваться, постоянно задавая тебе вопросы “Что задано?” и “Сделала уроки?”. Ты в состоянии позаботиться об этом сама. Если нужно, я тебе помогу».

Подходящие слова вы, уверена, найдете сами, но главное, чтобы это было сказано на положительном эмоциональном фоне, с любовью, как акт доверия, а не отвержения.

Но вернемся к моей истории. Устные предметы не вызывали у сына никаких трудностей, и он получал хорошие оценки, а вот с письменными заданиями были сложности. Когда он выполнял домашнюю работу, я строго контролировала качество написанного и заставляла переписывать, добиваясь того, чтобы написано было безупречно. Переписывать из-за помарок ему приходилось иногда чуть ли не страницы. А я сидела рядом и контролировала пошагово. Все уроки проверялись. «Ты должен учиться только на четыре и пять», – повторяла я ему то, что когда-то говорили мне. Тройки были недопустимы. Стереотипное послание моей мамы жило во мне, и я, как заезженная пластинка, транслировала его сыну.

Когда качество учебы меня не устраивало, я пробовала усилить контроль, но из-за постоянных вопросов «Что тебе задано? Сделал уроки? Почему и с кем ты так долго гулял?» отношения с сыном испортились окончательно. Да и кому понравится, если твоя жизнь под постоянным контролем? Не удивительно, что сыну такая опека была в тягость, и он сопротивлялся, как мог: возмущался, противился такому насилию с моей стороны, плакал, но я была неумолима. Естественно, что сын стал бояться приносить домой плохие оценки, стал обманывать, у него появился второй дневник.

Школа становилась ненавистной, и появились прогулы. Тучи сгущались, напряжение росло, выхода не было видно. Учителя часто говорят родителям: «Детьми нужно заниматься, за ребенком нужно лучше смотреть, жестче его контролировать». Так говорили и мне. Но что это такое? Когда мой сын в девятом классе стал прогуливать уроки, в школу на родительские собрания я шла, как на казнь. Ноги не слушались, чувствовала я себя плохой мамой. Ведь у хороших мам дети не прогуливают и не обманывают. После родительского собрания, выслушав претензии в адрес ребенка, я задала вопрос классному руководителю: «Что мне делать, чтобы исправить ситуацию?» Ничего конкретного я не услышала, кроме: «Усильте контроль» и «Вы с ним еще наплачетесь». А усиливать-то было некуда! Последнее, впрочем, оказалось верным. Я действительно наплакалась.

На родительских собраниях я чувствовала себя, как провинившийся двоечник: то же унылое чувство вины и полная безысходность. С тройками и четверками мой сын окончил-таки физико-математическую школу и даже поступил в университет, благо из этой школы в университет тогда можно было поступить, не сдавая экзамены. Но учиться не захотел, интерес к учебе был отбит начисто, пришлось ему идти в армию, а тогда шла Чеченская война. Это было страшно. Что и говорить, были трудные времена для нашей семьи.

А так все хорошо начиналось… Шестилетний сын, поступая в эту школу при университете, блистал эрудицией и с ходу, устно, решил задачку в два действия, не говоря уже о том, что свободно мог читать. Что же происходило на протяжении этих десяти лет, почему учеба стала не радостью для моего сына, а ярмом? Почему его прекрасные данные и его живой ум не получили должного развития? Хочу задать этот вопрос школе как государственному институту, которому давно необходима реформа. Да и себе, конечно…

Для себя ответы на эти вопросы я нашла значительно позже. И своими открытиями хочу поделиться с вами. Конечно, я не знала тогда, что позиция родителя должна быть совершенно другой: «Учеба – это твое дело. И именно ты отвечаешь за нее. Ты можешь учиться так, как хочешь. Моя же задача – помочь тебе, если ты попросишь. Я тебя люблю и с радостью помогу! Я в тебя верю!» Школа тоже, в свою очередь, должна научить ребенка учиться и разделять позицию ответственности ребенка за свою учебу, не перекладывая эту ответственность на родительские плечи, ибо как может отвечать родитель за то, что он не способен контролировать? Ну не может папа или мама сидеть рядом с дочкой или сыном за партой и следить, внимательно ли слушал ребенок и записал ли он домашнее задание. Не может думать его головой. Разве человек может отвечать за то, что не подвластно его контролю на 100 %? Нет! На 100 % мы можем отвечать только за себя.

Родительское собрание в девятом классе, и я как психолог присутствую на нем. Выступает завуч по внеклассной работе. Ее гневная речь адресована родителям. Претензии сводятся к тому, что школьники опаздывают, приходят на занятия неподготовленными, забывают тетради, учебники, дневники. «Вы заглядываете в портфели своих детей? Перед тем как ребенок выходит из дома, вы должны проверить, все ли он взял с собой! Особенно дневник!» – выдвигает претензии родителям завуч. Многие присутствующие были обескуражены, и я в том числе. Тем более что мое выступление так «удачно» касалось именно передачи ответственности подростку и моя позиция была совершенно противоположной.