Лидия Сковронская - Родительский класс, или Практическое руководство для сомневающихся родителей Страница 24

Девочка тринадцати лет, ученица восьмого класса, категорически не хочет брать на себя ответственность за свою учебу: “Нет, я не справлюсь без мамы, я ленивая и тупая. Только не это, ни за что на свете! ” Тогда как другая девочка, семи лет, частенько повторяет маме, которая хочет, чтобы дочка была отличницей, и потому контролирует ее: “Не лезь. Это моя учеба, мои уроки, и я лучше знаю, как надо делать”. Восхищает разумность первоклассницы. У нее в голове нет никакой каши по поводу того, кто и за что несет ответственность. Но у мамы слишком мало веры в дочку. Ей кажется, что пусти она все на самотек, ребенок обязательно скатится на двойки. Ну неужели ребенок сам себе враг? “Нелегко живется тем, кто плохо учится. Их ругают, а вчера Ваню учительница таскала за ухо”, – вздыхает девочка. Так неужели она настолько глупа, что выберет для себя то, что плохо для нее?

Вот такие два примера: первоклассница готова взять на себя ответственность за учебу, а восьмиклассница – уже нет. Кстати, эта восьмиклассница в первом классе тоже училась очень хорошо. Но жесткий контроль, недоверие, перехватывание ответственности взрослыми сломили девочку – когда-то она хотела и могла отвечать за свою учебу. Теперь уже не хочет и, как ей кажется, не может. После занятия по этой теме в нашем “Родительском классе” видела, что многие родители были растеряны. Смутила я умы… Но буду держаться твердо, так как знаю, что если ребенку вовремя передавать ответственность за то, что он хочет и готов взять, то впоследствии он легко будет отвечать за это сам. Вот так!»

Вот именно это понятие «ответственность», когда я воспитывала сына и была молода и совершенно неопытна в вопросах воспитания, было покрыто для меня дымкой неопределенности. Как воспитывают ответственных детей? Почему у очень ответственных родителей могут быть абсолютно безответственные дети? Сама старалась быть очень ответственной мамой, и казалось, что и сын, видя перед собой ответственного человека, вырастет таким же. Но как бы не так! Все оказалось с точностью до наоборот. Почему? Где я ошибалась? На все эти вопросы тогда я не смогла найти ответы.

К счастью, нашла… через десять лет. Теперь понимаю, что нас, выросших при советской власти, общество воспитывало как сверхответственных людей. Людей, которые могли отвечать за других в большей степени, чем за себя. Так была воспитана и я. Моей любимой книжкой и, как я сейчас понимаю, мощным посланием, закрепившимся на всю жизнь, стала популярная тогда книга Юрия Германа «Я отвечаю за все». Замечательный, неравнодушный человек доктор Устименко – главный герой романа. До всего ему есть дело, везде он творит добро, и как-то быстренько надо брать с него пример. Такая позиция – всепобеждающий альтруизм в противовес мелкособственническому эгоизму – была тогда широко распространена.

«Эгоист» звучало как оскорбление. Была в ходу и присказка: «Я – последняя буква в алфавите». Произносили эти слова тогда, когда человек отстаивал свою точку зрения или выражал свое желание и мог, например, начать фразу «Я считаю…» или «Я хочу…». Тогда можно было срезать его этим: «Я – последняя буква в алфавите», поставить его на место, не дослушав. В моей голове часто крутилось «Я отвечаю за все»! Как это прекрасно, сколько в этом жертвенности и любви к людям! Я, конечно, тоже хотела отвечать за все.

Во времена моего детства, когда еще существовали пионерская и комсомольская организации, у нас были пионерские поручения. Это когда пионерский отряд дает тебе поручение, назначает ответственным за какую-то работу.

Меня назначили отвечать за учебный сектор. Это означало, что нужно было подтягивать двоечников. Еще это называлось «брать на буксир». Так вот, я была таким «буксиром». Тянула двоечников из трясины неуспеваемости, то есть это не они отвечали теперь за свою учебу, а я. Так я это понимала и чувствовала, как навешивали на меня чужую ответственность учителя: «Что же ты, Кудрявцева, плохо стараешься, вон у Старкова опять в четверти двойка по литературе».

Когда однажды девочка, с которой я занималась физикой, получила двойку за контрольную работу, ревела не она, а я. Помню, что она улыбалась и вообще отнеслась довольно легко к этой своей неудаче. Для меня же это было трагедией. «Это я недоработала, мало занималась, не так объясняла», – винила себя я. Что-то здесь было не так, неправильно. Сейчас я могу сказать, что не было разграничения ответственности: за что отвечаю я и за что они, эта девочка или этот мальчик, должны были нести ответственность. Сегодня я понимаю, что ответственность за свою учебу была полностью на их совести, моя задача – только помочь ей или ему, если они этого захотят. И если захочу я! Но не более того, не более! Я могу помочь другому человеку, если он попросит о помощи. Но я не могу отвечать за него. Я отвечаю только за себя! Это теперь я отчетливо осознаю, что именно эти два фактора: послание «я отвечаю за все» и навешивание на меня чужой ответственности взрастили во мне эту неразлучную парочку под названием «сверхответственность и сверхконтроль». Гадкие, отравляющие существование дистрессы. Когда ты берешь на себя ответственность за всех и за все и постоянно чувствуешь себя виноватой, потому что все идет не так, как хотелось бы. Причем о себе нужно думать в последнюю очередь, иначе прослывешь эгоисткой. Побольше жертвенности – и будешь хорошей. А еще вместе с контролем над другим человеком ты приобретаешь над ним власть. А это уже и вовсе никуда не годится, так как это прямой путь к зависимостям и созависимостям. Известно, что у родителей детей, зависимых от алкоголя и наркотиков, чрезмерно развит контроль. Родители считают, что лучше знают, как жить их детям. К сожалению, такая родительская позиция приводит к печальным последствиям. Увы, не было никого рядом, кто тогда мог бы мне все это доходчиво объяснить…

Все! Сверхответственность уже проросла во мне, стереотипное реагирование сформировалось. И на протяжении всей жизни я буду взваливать на себя не свою ответственность, нести эту тяжелую ношу, от чего у меня будут болеть плечи (придавил рюкзак с камнями чужой ответственности), и испытывать я буду вину и разочарование. И вот я, очень ответственная хорошая девушка, выйдя замуж, изо всех сил стремилась быть такой же хорошей женой и мамой. И стойкое убеждение, что «хорошие отвечают за все», вело меня в этом тупиковом направлении. Я отвечала за здоровье, поведение и учебу сына, за весь семейный быт, за обучение мужа в институте, за климат в семье, за все дачное хозяйство и прочее, и прочее, и прочее. Позже – и за материальное благосостояние семьи.

Ну и почему не взваливать на такого человека лишнюю ответственность, если он только и смотрит, где что валяется? Таких людей очень ценят на работе и нещадно эксплуатируют: «Посмотрите, какая ответственная женщина! Никогда не откажет, с любой просьбой обратись – выполнит. Прямо палочка-выручалочка!» Естественно, временами меня терзали смутные сомнения, что что-то здесь не так, я уставала, злилась, чувствовала себя жертвой. Пыталась даже делиться ответственностью – например, на втором году нашей супружеской жизни перестала чистить мужу ботинки, как это делала свекровь до нашего брака. Не захотела перенять у нее эту эстафету. Но контроль над чистотой обуви мужа снять было гораздо сложнее. «Муж не в порядке, жена виновата», – думала я. И пилила, делала замечания, указывала, расстраивалась.

Ох, как непросто жить с контролером под боком! Контролировала же я все и вся, сама предельно уставая от этого. И никак не могла понять, как может выживать женщина, имея несколько детей. Ведь их же всех надо контролировать! «Я с одним-то без сил, а если двое или трое? Да еще и муж в придачу. Вот где ужас-то», – думалось мне. Мысль о том, что ответственность можно распределить, как-то не приходила в мою бедную голову.

На работе была у нас одна сотрудница. Назовем ее Вика. У нее был сын шести лет, на год старше моего сыночка. «Вот это мама!» – думала я о ней. Оторваться от мыслей о сыне Вика не могла в течение всего рабочего дня. Сынок у нее тогда ходил в садик, который находился недалеко от нашей работы. Болел сын часто, простужался. Ребенка надо было спасать. И она спасала! Вика точно знала, когда в садике завтракают, когда приходят с прогулки, когда ложатся спать. И, поскольку мальчик во время сна мог вспотеть, а потом, походив в мокром, опять простудиться, она бегала менять ему маечки раза два в день. Благо начальство нестрогое, да и система не пропускная. Какая уж тут работа!

Сначала, наблюдая эту картину, я слегка недоумевала. Потом я стала восхищаться такой самоотверженной материнской заботой. Я-то на работе не всегда думала о сыне! Потом она стала для меня неким образцом, и я захотела познакомиться поближе с ее системой воспитания. И мы вместе с детьми, она со своим сыном, я со своим, собрались в отпуск на юг. Я радовалась – наконец-то я смогу поучиться, есть с кого взять пример и стать более хорошей мамой. Приехали мы в Коктебель. Поселились в пристройке, состоящей из единственной комнаты. И вот тут через пару дней я поняла, что попалась. Я стала невольным свидетелем их отношений двадцать четыре часа в сутки.