Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Финлейсон Клайв Страница 21

Попытка разделить анатомию и поведение стала ответом на растущую неясность в отношении окаменелых останков, которые мы могли точно определить как принадлежащие к человеческому роду, и теми, которые уже были близки к предку, но все еще сохраняли черты, выдающие древнюю связь с одной из популяций Homo heidelbergensis. Больше нет противоречий в лаконичной истории об эволюции и революционной роли человека[128]. Переход от протопредка к предку был постепенным, с региональными вариациями, и происходил в течение длительного времени. Приоритеты сместились, теперь споры ведутся вокруг того, когда мы впервые обнаруживаем свидетельства родственного нам поведения.

Одна сторона в этой новой дискуссии считает, что предки внезапно появились 50 тысяч лет назад. Сторонники этой версии говорят: «Разумно предположить, что переход к полностью современному поведенческому типу и географическая экспансия современных людей были также побочными продуктами полезной избирательной генетической мутации»[129]. Мне эта идея не нравится по той простой причине, что нет абсолютно никаких доказательств какой-либо мутации, которая внезапно сделала наших предков современными. Постепенное возникновение поведения, которое мы отождествляем с предками, кажется более правдоподобной версией.

Как часто бывает в таких дебатах, спор создал два лагеря, и похоже, что противники внезапного появления современных форм поведения приложили несоизмеримые проблеме усилия к поиску доказательств обратного. Проблема начинается с определения того, что такое современное поведение. Не все, кто пытается ответить на этот вопрос, придерживаются одного мнения[130]. В последнее время как признак современного поведения стали рассматривать украшения. Вместе с искусством личные украшения считаются «неоспоримыми выражениями символизма, который равнозначен современному человеческому поведению»[131]. Итак, обратимся к украшениям.

Если определять современное человеческое поведение по наличию ожерелий или предметов искусства, то, согласно недавним открытиям, оно дало о себе знать еще 164 тысячи лет назад в Южной Африке[132]. И подобные открытия не ограничиваются Южной Африкой. Перфорированные раковины морских моллюсков, которые, как считается, были обработаны человеком для ожерелий, также находили на севере Африки и на Ближнем Востоке. Все эти артефакты предположительно старше 73,4 тысячи лет[133]. И все они созданы задолго до мутации, которая 50 тысяч лет назад должна была сделать наших предков действительно современными (саму мутацию, к слову, еще не нашли).

В итоге мы находим бусы на археологических раскопках в Северной Африке, на Ближнем Востоке и в Южной Африке, их датировка охватывает огромный период примерно с 130 до 73 тысяч лет назад. Кроме этого, в Южной Африке были обнаружены кусочки обработанной охры, которые оказались еще более древними, изготовленными примерно 164 тысяч лет назад. Можем ли мы довольствоваться определением современного поведения человека, основанным на продырявленных ракушках и кусочках обработанной охры? Чем пристальнее мы рассматриваем такие находки, тем острее встает этот вопрос.

Из Южной Африки у нас есть 39 перфорированных раковин моллюска (Nassarius kraussianus) времен среднего каменного века, найденных в пещере Бломбос, датируемых 75,6 ± 3,4 тысячи лет[134]. Человеческие останки, найденные на этом объекте, состоят из фрагментов зубов, недостаточных для того, чтобы с уверенностью говорить об их принадлежности протопредкам[135]. Еще у нас есть две перфорированные раковины родственного вида (Nassarius gibbosulus) из старых коллекций Музея естественной истории в Лондоне[136]. Они из пещеры Схул, которая, как мы знаем, связана с протопредками. Были проведены тщательные исследования некоторых отложений, оставшихся на раковинах. Их связали с образцами отложений, сохранившимися от раскопок начала XX века, на объекте, где были найдены человеческие останки, поскольку там больше не было материалов, доступных для археологов. Потенциальные ошибки, которые могло вызвать датирование образца из старых коллекций, очевидны. Но именно таким образом две маленькие ракушки из Схула с дырками по бокам «доказали», что протопредки на Ближнем Востоке были современными с поведенческой точки зрения.

Находки с севера Африки тоже не впечатляют. Сохранилась одна перфорированная раковина N. gibbosulus (того же вида, что и в пещере Схул и в старой коллекции в парижском Музее человека) из Джеббана в Алжире — стоянки без человеческих останков, точная датировка которой не установлена[137]. Наконец, есть 13 перфорированных раковин, также N. gibbosulus, из грота Тафоральт в Марокко[138]. Утверждается, что их возраст 82 тысячи лет, однако возрастной диапазон археологических слоев, в которых были обнаружены раковины, составляет от 73,4 до 91,5 тысячи лет назад, так что они могли появиться когда угодно в этот почти 20-тысячелетний период времени. То, что их создатели были протопредками, утверждается лишь на том основании, что в Северной Африке не были найдены окаменелые останки неандертальцев. Останки создателей бусин из грота Тафоральт попросту не обнаружены.

В целом, 55 перфорированных раковин из одного южноафриканского, одного ближневосточного и двух североафриканских мест раскопок, охватывающих 57 тысяч лет человеческой истории, — это все, что мы имеем в качестве доказательств, что люди, жившие до 50 тысяч лет назад, были современными с поведенческой точки зрения. Поскольку мы не нашли ни одного подобного артефакта на неандертальских местах примерно того же времени, мы заключаем, что неандертальцы были поведенчески архаичными, иными словами — не очень смышлеными. Такого рода доказательствами иллюстрируют, как с когнитивной точки зрения совершенные и поведенчески современные предки якобы подтолкнули к исчезновению примитивных неандертальцев.

Также утверждалось, будто эти находки показывают, что практика перфорирования раковин для ожерелий была широко распространена в то время среди протопредков по всей Африке. Пещеры Пинакл-Пойнт в Южной Африке, где была найдена обработанная 164 тысячи лет назад охра, якобы также свидетельствуют об использовании человеком побережья[139]. Но если люди впервые начали использовать побережье 164 тысячи лет назад, они не могли начать делать ожерелья из перфорированных раковин морских моллюсков до того, потому что до прихода на побережье раковин у них попросту не было. Похоже, что работа с раковинами говорит нам не о когнитивных способностях людей, а о ситуации, в которой эти материалы стали им доступны.

Мы вернемся к использованию побережья и его ресурсов в следующей главе. А пока хочу обратить ваше внимание на два фундаментальных для нашей эволюции ресурса: траву и пресную воду. Именно эти два решающих элемента способствовали географической экспансии популяций H. heidelbergensis, протопредков и предков. Трава и пресная вода, а не прибрежные ресурсы, как часто утверждается, были главными факторами, определявшими географическую экспансию человека на протяжении большей части нашей истории[140]. Трава создавала импульс.