Карел Скленарж - За пещерным человеком Страница 3

Позднее, когда воды разрушат и с поверхности известняковые массивы, покрыв их шероховатыми гребешками, глыбами и ямами, промоют в них крутостенные каньоны, где ручей или речка вдруг внезапно исчезают под землей (а потом где-то снова выбиваются из-под земли), или же над разрушенным сводом до того времени неизвестной пещеры образуется воронка, — тогда-то и возникает своеобразный и романтический ландшафт, именуемый карстом.

Понятие красоты, разумеется, неоднозначно, и каждый понимает красоту по-своему. Странники, путешественники и туристы восторгаются декоративностью карстовых образований, однако туристическая романтика — это привилегия людей обеспеченных. Тем, кому довелось жить в иссушенной и каменистой карстовой области, лишенной человеческой непредусмотрительностью лесного покрова, кто на своей спине таскал корзины с землей на бесплодные поля на крутых склонах, отыскивал среди скал место выпаса для овец и коз, — им карст, вероятно, никогда не казался особенно привлекательным. И чем глубже в даль веков, к начальным, примитивным формам земледелия, тем меньше удовлетворяла, должно быть, человека область развития карста в качестве источника существования.

Однако как только мы, вернувшись назад, переступим «великий раздел» истории — границу между присваивающим и производящим хозяйством и окажемся среди первобытных охотников, ситуация сразу же меняется. Карст разом приобретает ряд преимуществ: ценные охотничьи угодья с глубокими долинами, с бортов которых можно выслеживать зверя у многочисленных источников воды; множество расщелин и скальных навесов, служащих убежищем не только животным, но и охотникам. Эти последние либо селились там постоянно, либо приходили за добычей из окрестных земель в охотничьи сезоны. В районы развития карста их привлекали в первую очередь пещеры.

Итак, повторяем: пещеры возникают главным образом за счет того, что вода, проникая в скальные породы, сначала их растворяет, а затем, при большем токе воды, и размывает; так образуются коридоры, а в отдельных местах и крупные пустоты. Вода либо продолжает бежать по ним постоянно, либо находит новый путь, и тогда старый постепенно заносится глиной и гравием, смываемым с поверхности земли. Позднее (или одновременно) вода декорирует эти пустоты великолепнейшими натечными образованиями, сталактитами и сталагмитами и натечными корками, возникающими за счет растворения известняков и нового выпадения их в осадок при испарении минерализованной воды (эти натечные образования подземных пустот называют синтром). Так образуются подземные полости, защищенные от воздействия внешних метеорологических условий и обеспечивающие желанный приют как животным (от микроскопических форм до плейстоценового пещерного медведя), так и человеку. Об этом свидетельствуют многочисленные кости животных и орудия древнего человека, представляющие наиболее резко бросающееся в глаза содержимое пещерных отложений.

Пещера — это своего рода «окаменелая память» человечества. И потому она, в свою очередь, несомненно, заслуживает того, чтобы воспоминания о ней были воскрешены в сознании современного человека. Конечно, в наше время человек обращается к пещере, лишь терпя нужду, однако для наших первобытных предков-охотников она была самой природой уготованным жилищем, дарующим защиту, не требуя практически каких-либо дополнительных усилий, строительных материалов или технических познаний, поистине желанным приютом. Наши предки активно использовали пещеры еще с той поры, когда на своих нынешних потомков не очень-то и походили. Однако рассмотрение того, как складывались и развивались отношения между человеком и пещерой от начала появления человека, конечно, выходит за рамки обычного предисловия, которое мыслилось первоначально кратким. Пора переходить к первой главе нашей книги, героями которой являются одни из самых древних наших предков (а может быть, лишь родственников) — австралопитеки.

Австралопитеки

В течение многих столетий первым человеком считали наши предки Адама, а позднее ученые, в свою очередь, в течение ряда лет первым человеком объявляли существо, называемое родовым именем Австралопитекус. Об австралопитеке мы прочтем в любой книге, посвященной вопросам эволюции человеческого рода, а из новейших книг на эту тему узнаем, что это родство с современным человеком не столь прямолинейно и что в настоящее время наука полагает самым древним гоминидом так называемого рамапитека[3].

Однако для нас это вопрос второстепенный. Нам важно именно то, что австралопитек был и остается «пещерным Адамом», несмотря на то что сам он к человеческому роду Гомо еще не относится. Это доказала первая же находка — череп ребенка из Таунга в Южной Африке, отпрепарированный более пятидесяти лет назад профессором Р. Дартом из куска твердой горной породы, представлявшего, по-видимому, сохранившийся фрагмент заполнения какой-то исчезнувшей пещеры.

Чуть позже еще более убедительные доказательства были получены в доломитовых скалах Трансвааля. Одна из пещер к северу от Иоганнесбурга в бассейне реки Лимпопо до сих пор называется Макапансгат, что на африкаанс — языке буров — означает «пещера Макапана». Макапан был негритянским вождем, на которого пал гнев буров, когда его соплеменники с оружием в руках поднялись против незваных гостей, захвативших их земли. В 1854 г. карательная экспедиция загнала вождя вместе с 2–3 тысячами его людей в пещеру, откуда живыми никто из них не вышел. Их кости позднее стали первым антропологическим материалом этой пещеры: прежде чем послужить науке, они служили доморощенным знахарям в качестве лечебного снадобья.

Однако со временем там стали обнаруживаться кости, которые, совершенно очевидно, не имели ничего общего с событиями, описанными выше, а именно кости вымерших животных. Находки в тамошних пещерах (их там на небольшой площади оказалось целых восемь) привлекли внимание первых специалистов. Директор Южноафриканского археологического института С. ван Риет Ловэ в одной из пещер — вход в нее располагался непосредственно под пещерой Макапана — в слое золы многочисленных кострищ обнаружил каменные орудия эпохи палеолита (в слое пепла многочисленных огнищ); именно поэтому пещера позднее получила наименование Пещеры каминов (Хафс кейв).

Местом еще более важных находок стала сама Макапанова пещера, где раскопки велись начиная с 1947 г. в течение 14 лет. Здесь в осадках самых низов плейстоцена, возраст которых превышает 2 миллиона лет, были обнаружены куски черепа, зубы, длинные кости и другие остатки существ, известных с довоенного времени по находкам в Южной Африке и названных австралопитеками. Их первооткрыватель профессор Раймонд Дарт имел веские основания писать позднее: «Пещера Макапана доказала, что мы имеем дело с существом, судить о котором нужно по человеческим меркам».

Очевидно, нет необходимости доказывать, что чем дальше мы уходим от «исторического времени» в далекое прошлое, тем значительнее трудности, с которыми сталкивается исследование человека. В нашем случае в этом виноваты как люди, так и пещеры. Пещеры — потому, что они время от времени утрачивали свои наносы, и трудно среди них найти теперь такую, где сохранились бы отложения начального этапа четвертичного периода (последнего геологического периода, охватывающего 2–3 миллиона лет)[4]. Человек же — потому, что он умеет изобретательно скрываться среди немногочисленных раздробленных остатков третичных и четвертичных кандидатов в люди. Наука до сих пор не пришла к единодушному решению и еще долго не придет, вероятно, по поводу конкретного хода начального этапа эволюции человека в течение десятков миллионов лет в рамках одного с обезьянами класса, называемого приматами. Чуть более ясные соотношения мы находим в конце третичного периода: около 10–15 миллионов лет назад различия между приматами привели к возникновению семейства гоминидов. Постепенно в нем выделились три рода: у начала стоит рамапитек, завершает этот эволюционный ряд Гомо — человек в более узком смысле, а где-то между ними, отчасти как их современники, в пределах 1–5 миллионов лет назад жили представители рода Австралопитекус.

Раз уж мы заговорили о наименовании — провозглашать это существо обезьяной несколько оскорбительно. Пожалуй, оно ближе стояло к человеку, чем к обезьяне: умело передвигаться на задних конечностях, высвободив передние для разного рода простых операций, с которых и начинался человеческий труд. И что для нас особенно важно, следы своего существования оставило не только на открытой местности, но и в пещерах.

Прежде всего они сумели выстоять в борьбе за жизнь, к которой, бесспорно, были приспособлены намного хуже, чем их соперники в животном царстве. Эти низкорослые обитатели открытых степей и лесостепи жили, вероятно, группами, совместно добывая пищу, хотя еще вне сознательной внутренней организации, характерной для человеческого коллектива.