Франс де Вааль - Достаточно ли мы умны, чтобы судить об уме животных? Страница 30

Аюму – молодой самец, сумевший в 2007 г. посрамить человеческую память. Обученный пользоваться сенсорным экраном, он в состоянии запоминать серии чисел от 1 до 9 и располагать их в правильном порядке, несмотря на то что числа появляются на экране случайным образом и заменяются белыми квадратами, как только он к ним прикасается. Запомнив числа, Аюму расставляет квадраты по порядку. Уменьшение периода времени, в течение которого числа видны на экране, видимо, не существенно для Аюму, притом что люди начинают ошибаться тем чаще, чем короче этот период. Попробовав выполнить это задание, я оказался не способен запомнить более пяти чисел подряд, хотя смотрел на экран несколько секунд, а Аюму запоминает всю последовательность чисел в течение 210 миллисекунд. Это одна пятая доли секунды, буквально – глазом не успеешь моргнуть. В одном из последующих исследований люди научились запоминать до пяти чисел со скоростью Аюму. Но шимпанзе помнит до девяти чисел и воспроизводит их с точностью 80 %, это пока не удалось повторить ни одному человеку{168}. Сравнивая Аюму с британским чемпионом по памяти, который может запомнить последовательность карт в колоде, шимпанзе следовало бы присвоить титул «шимпион».

Фотографическая память Аюму позволяет ему быстро запоминать серии чисел и набирать их в правильной последовательности на сенсорном экране, хотя эти числа появляются и исчезают в течение доли секунды. Люди оказались не способны соревноваться с эти молодым шимпанзе, что разочаровало многих психологов

Фотографическая память Аюму вызвала в научном обществе расстройство того же порядка, что и полвека назад, когда изучение ДНК показало, что незначительные различия между шимпанзе, бонобо и человеком не позволяют выделить людей в самостоятельный систематический род. Только исторические причины побуждают таксономистов предоставить род Homo в наше единоличное распоряжение. Результаты сравнения ДНК вызвали настоящие битвы в антропологических кругах, потому что до сих пор критерием родства служили черепа и кости. Какие признаки в скелете значимы, а какие – не очень, выносится на суд экспертов, и тут возможны субъективные оттенки в таксономическом ранжировании тех или иных признаков. Например, мы придаем большое значение своему прямохождению, пренебрегая множеством животных – от кур до кенгуру, – которые передвигаются таким же образом. На некоторых территориях саванны бонобо передвигаются на значительные расстояния через высокую траву, делая уверенные широкие шаги, как люди{169}. Хождение на двух ногах – совсем не такая редкость, как принято считать. Преимущество анализа ДНК в том, что он не зависит от предубеждений, что делает его более объективной процедурой.

Что касается Аюму, то теперь пришла очередь огорчиться психологам. Несмотря на то, что Аюму сейчас оперирует бо́льшим количеством чисел, а его фотографическая память справляется с ними за меньшее время, пределы его возможностей до сих пор не установлены. Но этот шимпанзе уже опроверг представление, что любая, без исключения, проверка интеллектуальных способностей доказывает превосходство человека. Дэвид Премак выразил эту мысль так: «Люди обладают всеми познавательными способностями, это их главное качество, в то время как животные, напротив, обладают ограниченными способностями, и каждая из них представляет собой приспособление к конкретной задаче или деятельности»{170}. Другими словами, люди – это единственный яркий луч света на темном интеллектуальном небосводе природы. Все остальные виды для удобства объединяются в общее понятие «животные» (не говоря уже о «неразумных тварях» или даже «нелюдях»), как будто между ними нет никакого различия. Это мир, поделенный на «нас» и «их». Как однажды сказал американский приматолог Марк Хаузер, изобретший слово «гуманикальность»: «Полагаю, однажды мы придем к мнению, что различие в познавательных способностях человека и животных, даже шимпанзе, больше, чем различие между шимпанзе и жуком»{171}.

Вы правильно прочитали: насекомое с таким маленьким мозгом, что его не видно невооруженным глазом, приравнено к примату с центральной нервной системой, которая хоть и меньше, чем наша, но совпадает с ней до мельчайших деталей. Наш мозг почти в точности такой же, как у человекообразных обезьян, – от отдельных областей, нервов и нейромедиаторов до желудочков и системы кровоснабжения. С точки зрения эволюции заявление Хаузера не выдерживает никакой критики. Из общей картины выпадает только один вид из трех – жук.

Эволюция заканчивается в голове человека

Концепцию, противостоящую эволюционному пониманию природы, следует, называя вещи своими именами, обозначить как неокреационизм. Неокреационизм не следует путать с теорией разумного замысла, которая просто представляет собой старый креационизм в новой упаковке. Неокреационизм труднее поддается определению, так как признает эволюцию, но лишь ее половину. Его центральная установка состоит в том, что мы произошли от обезьян, но лишь наше тело, а не разум. Проще говоря, эволюция остановилась у нас в голове. Эта идея широко распространена как в общественных, так и в гуманитарных науках. В соответствии с ней наш разум настолько оригинален, что сравнивать его с каким-либо другим разумом следует, только чтобы подтвердить его уникальность. Зачем беспокоиться о том, что могут другие виды, если наши способности буквально не поддаются сравнению? Это сальтационистское (от лат. saltus – скачок) представление основывается на убеждении, что произошло нечто важное после того, как мы отделились от обезьян. Предполагается, что какое-то резкое изменение случилось несколько миллионов лет назад или в более близкое время. Пока это чудесное событие скрыто завесой тайны, оно удостоено особого наименования «гоминизация», одновременно с которым упоминаются слова «искра», «разрыв» и «пропасть»{172}. Очевидно, что ни один современный ученый не отважится упомянуть «искру Божью», не говоря уже об особом «сотворении», но религиозную основу этой концепции трудно отрицать.

В биологии идею, что эволюция закончилась у нас в голове, называют парадоксом Уоллеса. Альфред Рассел Уоллес – выдающийся английский натуралист, современник Чарльза Дарвина, который наряду с ним считается первооткрывателем эволюции путем естественного отбора. На самом деле эволюционная теория известна также как теория Дарвина – Уоллеса. При этом Уоллес, определенно не имея никаких возражений против эволюции, положил ей предел в человеческом разуме. Он настолько высоко ценил то, что понимал под человеческим достоинством, что был не в состоянии переварить сравнение с человекообразными обезьянами. Дарвин полагал, что все признаки носят приспособительный характер и хороши настолько, насколько необходимы для выживания. Уоллес придерживался мнения, что должно быть одно исключение из правила – разум человека. Для чего людям, ведущим обычную жизнь, мозг, способный создать симфонию или изучать математику? «Естественный отбор, – писал Уоллес, – мог снабдить дикаря мозгом, чуть более совершенным, чем у человекообразной обезьяны. А в действительности мозг дикаря лишь немного уступает мозгу среднего представителя наших образованных классов»{173}. Во время своих путешествий по Юго-Восточной Азии Уоллес проникся большим уважением к необразованным людям. Сказать, что эти люди «лишь немного уступают представителям образованных классов», означало сделать значительный шаг вперед по сравнению с расистскими представлениями того времени, согласно которым интеллект этих людей находился посередине между человекообразными обезьянами и белыми людьми. Хотя Уоллес не был религиозен, он относил избыточные возможности человеческого мозга к «невидимой Вселенной Духа». Ничто меньшее, по его представлениям, не объясняло человеческую душу. Неудивительно, что Дарвин был серьезно обеспокоен тем, что его уважаемый коллега призывает десницу Господню, хотя и в завуалированном виде. По мнению Дарвина, не было никакой необходимости в сверхъестественных объяснениях. Как бы то ни было, тень парадокса Уоллеса до сих пор витает в академических кругах, стремясь вырвать человеческий разум из когтей биологии.

Недавно я присутствовал на лекции известного философа, который увлек нас своим подходом к сознанию, а в конце добавил, что, очевидно, люди обладают бесконечно бо́льшим сознанием, чем другие виды. Я почесал голову – знак внутреннего противоречия у всех приматов, – потому что до тех пор создавалось впечатление, что профессор ищет эволюционные объяснения. Он обратил внимание на тесную информационную взаимосвязь, существующую в мозге, утверждая, что сознание возникает из многочисленности и сложности нейронных контактов. Я слышал подобные заявления от специалистов по робототехнике, которые верили, что если вставить достаточное количество микрочипов в компьютер, соединив их между собой, то сознание рано или поздно появится. Мне бы хотелось в это верить, несмотря на то что никто, кажется, не знает, какое отношение информационная взаимосвязь имеет к сознанию и даже что такое в действительности сознание.