Как нас обманывают органы чувств - Дональд Дэвид Хоффман Страница 32

ИТВ гласит, что вкус – иллюзия, если он побуждает к неадаптивному поведению. Например, если вы целый день охотились на газелей и у вас понизился уровень сахара в крови, вы обычно предпочтете пищу со сладким вкусом, такую как мед или апельсин, и вы менее склонны к пище с кислым вкусом, такой как лимоны. Лимон предлагает, в пересчете грамм на грамм, половину калорий сладкого апельсина и одну десятую калорий меда. В обычных обстоятельствах сладкий вкус направляет адаптивное пищевое поведение, которое восстанавливает сахар крови. Но предположим, что на охоте вы съели чудо-ягоду, так что теперь лимон кажется вам сладким. Теперь сладкий вкус лимона направляет вас к источнику меньшего количества калорий. Это менее адаптивно и, таким образом, иллюзорно.

Может показаться, что с ИТВ существует более фундаментальная проблема. Она обращается к теореме ППИ, которая использует математику и логику, чтобы доказать, что вероятность того, что мы эволюционировали, чтобы видеть объективную реальность, очень мала. Но что насчет нашего восприятия математики и логики? Разве теорема не исходит из математики и логики, а потом доказывает почти нулевую вероятность того, что наше восприятие математики и логики истинно? Если так, это ли не доказательство того, что надежных доказательств не существует – a reductio ad absurdum всего подхода?

К счастью, теорема ППИ не доказывает ничего подобного. Она применима только к нашему восприятию состояний мира. Другие когнитивные способности, такие как талант к логике и математике, должны изучаться отдельно, чтобы увидеть, как они могли формироваться естественным отбором. Слишком упрощенно и ошибочно утверждать, что естественный отбор делает все наши познавательные способности ненадежными. Эту нелогичность иногда пускают в ход в поддержку религиозных взглядов, которые, как считается, не сочетаются с дарвиновской эволюцией{148}. Но это неверное обобщение.

Может существовать давление отбора для скромных математических способностей. Валютой в мире эволюции является приспособленность, и подсчет этой валюты может быть адаптивным. Два укуса яблока обеспечивают приблизительно в два раза больше выгод приспособленности, чем один. Поскольку математика может помочь рассуждениям о выгодах, отбор не поголовно против развития этих талантов. Конечно, это не аргумент в пользу того, что математика является объективной реальностью или что существует давление отбора на математических гениев. Может быть, что подобные гении – генетическая случайность. Или, скажем, половой отбор, по которому желания и выборы одного пола формируют эволюцию другого, может раздувать искры заурядных математических способностей в пламя математических гениев – увлекательная тема для исследования.

Может существовать давление отбора для скромных логических способностей. Например, социальный обмен предусматривает простую логику в виде «если я сделаю это для тебя, ты должен в ответ сделать то для меня». Тот, кто не способен определить жульничество в социальном обмене, с большей вероятностью будет обманутым, а следовательно, менее приспособленным, чем тот, кто способен определить жульничество. Таким образом, существует давление отбора на элементарные способности с логикой «если-то» этого обмена. Леда Космидес и Джон Туби выяснили, что у большинства людей эта способность к логике менее активна вне контекста социального обмена, где, предположительно, она впервые развилась{149}. Аналогично, психологи Хьюго Мерсье и Дэн Спербер выяснили, что наше логическое мышление работает лучше, когда мы спорим с другими{150}. Но как только появляется примитивная способность, отбор и мутация могут поднять ее до новых высот, даже до гениальности Курта Гёделя.

Итак, хотя ИТВ утверждает, а теорема ППИ доказывает, что наше восприятие объектов в пространстве-времени не отражает реальность в том виде, какая она есть, ни ИТВ, ни теорема ППИ не делают невозможными способности к математике и логике. Говорят ли они что-нибудь про наши более высокие понятийные способности? Следует ли из них, что наши общие представления с большой вероятностью ошибочны для понимания реальности, как она есть? И снова нет. Вопрос о том, располагает ли наш вид представлениями, необходимыми для понимания объективной реальности, остается открытым. В десятой главе мы рассмотрим теорию реальности, достоинством которой является то, что она допускает, но не настаивает, что мы обладаем необходимыми понятиями.

«Но, – может поинтересоваться кто-то, – если я не вижу реальность такой, какова она есть, то почему моя камера видит то, что вижу я? Я еду в Йосемитскую долину и отправляюсь к Таннел-Вью, где меня окружают десятки туристов с фотоаппаратами. Я делаю классическое фото – Эль-Капитан, водопад «Фата невесты», Халф-Доум – захватывающее дух изваяние, обтесанное ледником Шервина более миллиона лет назад, а затем доведенное до совершенства оледенениями Тахо, Теная и Тиога. Мой снимок совпадает с тем, что я видел непосредственно. Он также совпадает с тем, что видели и сфотографировали миллионы других людей. Наверняка этот аргумент может значить только одно – все мы видим одну древнюю реальность и видим ее такой, какая она есть на самом деле. Камера не врет».

Это заявление психологически убедительно, но логически несостоятельно. Студенты естественных наук могут проводить эксперименты в лабораториях виртуальной реальности, таких как Лабстер, которая предлагает разнообразные виртуальные инструменты: микроскопы, секвенсеры и камеры. Студен может взять камеру – иконку в виртуальной лаборатории – и сделать снимок в полной уверенности, что камера видит то, что видит он. Но студент и камера не видят ничего, кроме иконок. Они в согласии друг с другом, но ни один не видит объективную реальность.

Здесь прячется еще одно опасение, поднятое Майклом Шермером в журнале Scientific American. «Наконец, зачем представлять эту проблему как выбор или-или между приспособленностью и истиной? Адаптации в большой степени зависят от довольно точной модели реальности. Тот факт, что наука продвигается к, скажем, искоренению болезней и посадке космических аппаратов на Марс, должен значить, что наше восприятие реальности становится все ближе к истине, пусть и с маленькой буквы И»{151}.

Выбор или-или между приспособленностью и истиной, как мы уже обсуждали, не прихоть ИТВ, а основополагающая характеристика теории эволюции – выгоды приспособленности отличаются от объективной реальности и могут, для отдельно взятого элемента реальности, сильно варьироваться от организма к организму и в разные моменты времени. Установить приспособленность просто не значит однозначно установить истину{152}.

Но, как замечает Шермер, наука движется вперед. Она учится лечить болезни, исследовать звезды и садиться на Марс. Гостю из девятнадцатого века сотовые телефоны и беспилотные автомобили показались бы магией. Технологии все более искусно управляют нашим миром. Не значит ли это, что «наше восприятие реальности становится все ближе к истине»?

Вовсе нет. Игроки в «Майнкрафт» становятся все более