Владимир Эфроимсон - Предпосылки гениальности Страница 5

Наполеон сказал, что ум и воля полководца должны равняться друг другу, как две стороны квадрата. В XX веке двумерность оказалась недостаточной. Грандиозные беды произошли не только потому, что ум оказался сильнее воли или воля оказалась сильнее ума и даже простого здравого смысла, но прежде всего из-за отсутствия третьего параметра — этического. Научно-техническая революция означает резкое возрастание личной ответственности, и в ее ходе должны массово создаваться люди, отличающиеся очень высокими показателями не только ума, воли, но и этики.

Угрозам, стоящим перед человечеством, должны противостоять не только наука и техника, но и литература и искусство, поэтому обостряется потребность и в гениях гуманитарного профиля.

Человечеству предстоит уложить гигантские наборы фактов, данных, в краткие, емкие законы, притом яе в одной, а в тысячах областей знаний, перевести эти законы в технические и прикладные достижения, в великие подвиги междисциплинарных открытий, закрыть бесчисленные «белые пятна». Предстоит подвиг объединения науки, искусства и этических установок в единое целое.

Но необходимо сразу же развеять те неоправданные страхи, которые сознательно, подсознательно, инстинктивно и даже автоматически возникают, как только речь заходит о гениальности, даровитости, да еще и об их наследственных механизмах.

Куда денется равноправие? Приходится помянуть Добжанского: «Люди вовсе не должны быть однояйцевыми близнецами, чтобы пользоваться равноправием». Сразу заметим, что в прошлом реализовалось, вероятно, менее одной тысячной нарождавшихся гениев, даже если брать только ненуждавшиеся семьи, способные предоставить хотя бы своим первенцам достаточное образование и благоприятную площадку для старта.

Теперь то, что доставалось единицам, стало доступно миллионам и надо лишь снять вредные барьеры, о которых речь пойдет дальше. Существование 35—40 тыс. специальностей сегодня может предъявить спрос на такие виды дарований и их комбинации, которые ни в Элладе, ни в Англии XIX века, ни среди высшей интеллигенции России на рубеже XIX—XX веков не могли бы найти никакого достойного применения. Если демократизация возможностей не привела к пропорциональному возрастанию числа гениев и талантов, то причина — всеобщие недостатки воспитания, образования, отбора и выдвижения.

Можно полагать, что при развитии уже существующих специальностей (а тем более будущих) и междисциплинарных областей деятельности без необычайно одаренных людей обойтись будет трудно. Ноосфера, единая система обмена идеями уже как таковая поглотит бесчисленных гениальных организаторов, менеджеров, педагогов, аналитиков, синтетиков.

Решающая роль детско-подростковых условий развития в определении ценностных критериев, установок, устремленности и самомобилизации

а) значение детского и подросткового периода

Огромное значение раннедетских и детских условий развития для будущего интеллекта количественно оценил Блум[ 10 ]. По его данным оптимизация условий интеллектуального развития в возрасте до 4-х лет повышает будущий КИ (коэффициент интеллекта, IQ) на 10 единиц, оптимизация в возрасте 4—9-ти лет на 6 единиц, в 8—12 лет на 4 единицы. Соответственно пренебрежение интеллектуальным развитием ребенка, особенно в возрасте до 4-х лет, резко ухудшает будущий интеллект. Именно в этом раннедетском возрасте постоянное общение с ласковой матерью закладывает и основы социальности, контактности, доброты. Хорошо ухоженные, хорошо упитанные дети, но лишенные в этом критическом возрасте ласки, нежности, внимания, если не заболевают синдромом «заброшенности», то вырастают безжалостными эгоистами, неспособными к социальным контактам.

Психоанализ, биология и генетика сходятся теперь в понимании того, что и творческие способности индивида зависят от условий, в которых он провел свои первые годы жизни. Шансы, представленные или отнятые в это время, определяют его последующую способность к образованию. (...)

Биографии великих людей содержат множество прямых и косвенных указаний на решающую роль избирательно воспринятых детско-подростковых впечатлений (...)

Странные, неожиданные вопросы маленьких детей, еще не затурканных своими вечно занятыми родителями и воспитательницами, при продумывании показывают, что дети не только талантливые лингвисты, но и надоедливейшие почемучки, экспериментаторы, ориентированные на творчество. Но к тому времени, когда они в нормальном порядке превзойдут науки и накопят умения, их любознательность, как правило, исчезает. Отчасти потому, что их стремления к познанию и умению разбиваются не только о занятость взрослых, но и о собственную непременную бездарность в «большинстве тех занятий, в которые они вовлекаются броуновским движением естественной потребности к самопроявлению. Ребенок, начинающий напевать при отсутствии музыкальности, рисующий при цветовой бездарности, неуклюже бегающий наперегонки или танцующий, спорящий с гораздо более языкатым дразнилкой, плохо заучивающий иностранный язык, обретает комплекс неполноценности, который помешает ему обнаружить в себе ' незаурядный математический, конструкторский, поэтический или любой другой талант.

Между тем, естественный отбор, творя человечество, неустанно работал, чтобы развить «исследовательский инстинкт», любопытство, любознательность, впечатляемость и обучаемость именно в детском и подростково-юношеском возрасте, точно так же, как он работает над развитием и сохранением памяти об этом познавательном периоде у стариков, былых главных передатчиков социально-преемственной эстафеты от одного поколения к другому (во всяком случае до периода грамотности). Но требуется либо известная гибкость, либо стойкость, чтобы сохранить в себе те черты, с которыми связаны творческие способности. Можем назвать их исследовательским инстинктом, любопытством, любознательностью, но эти явления в высшей степени возрастные.

Обучаемость, как типично возрастное явление, необычайно быстрый рост знаний в детско-подростковом возрасте созданы грандиозными силами естественного отбора. О том, какими изумительными способностями обладает именно маленький ребенок, хорошо известно.

К сожалению, раннедетский, детский и подростковый период в биографиях гениев по большей части остается малоосвещенным, попросту неизвестным. Но там, где этот период освещен, почти неизменно оказывалось, что именно этот возраст проходил в условиях, исключительно благоприятных для развития данного гения. Причем, речь идет в гораздо, большей мере об интеллектуальной, чем об экономической обстановке. (...)

Социальную преемственность, налагающуюся на несомненную наследственную гениальность, редко удается проследить. Но во всех решительно случаях, когда детство, отрочество и юность гения известны, оказывается, что так или иначе его окружала среда, оптимально благоприятствовавшая развитию его гения, отчасти и потому, что гений все же сумел ее выбрать, найти, создать. (...)

Необычайно талантливый, деловитый, знающий и работоспособный В. Суворов, видя, что его сын мал и хил, решает, что военная служба для него не годится. Но своими застольными рассказами он настолько воодушевил сына любовью к военному делу, что тот начинает поглощать все книги о войне из большой библиотеки отца. Случайно заговоривший с ним «арап» Ганнибал убеждается в столь глубоких знаниях мальчика, что уговаривает отца дать возможность сыну стать военным, несмотря на уже упущенные 13 лет фиктивной «стажировки».

К счастью, в этом случае мы твердо знаем, что обязаны Ганнибалу в какой-то мере появлением не только А.С. Пушкина, но и другого гения — А.В. Суворова. Но сколько таких обстоятельств от нас скрыто? Поскольку у огромного большинства людей детство проходит в условиях, не оптимальных для развития индивидуальных дарований, то человечество на этом теряет огромное количество гениев потенциальных, но не развившихся из-за несоответствия социальной среды и их дарований.

Но если оптимум и создался, если воспитание, самовоспитание или внутренний зов и повели в юности или в молодости не только к максимальному развитию индивидуального дарования, но и к соответствующим ему ценностным критериям, то дальше возникает чудовищный барьер невозможности реализации <...>

Ряд исследователей обнаружил, что первенец достигает значительно большего, чем последующие дети, отчасти в силу получения более высокого образования, большего внимания и «спроса» со стороны родителей, большего чувства их ответственности[ 11 ]0. Но первенец генетически никаких преимуществ перед своими братьями не имеет, все дело в воспитательных и средовых факторах.

Н. Винер пишет о себе: «В моем развитии были, однако, некоторые факторы, способствующие успеху в целом и успеху 'интеллектуальному в частности. Независимость моего отца отражалась как в моей природе, так и в навыках. Его сила не состояла лишь в высоком уровне интеллектуальных способностей, но и в желании подкрепить эту способность тяжелой, непрерывной работой. Я видел, как отец довел себя до изнеможения геркулесовым подвигом перевода двадцати четырех томов Толстого за два года. Он ожидал и от меня того, что требовал от себя, и я никогда не мог удовлетвориться прошлыми достижениям...