Александр Стрижев - Календарь русской природы Страница 50

Запевала. Ходил-гулял сокол-корабль…

Хор. Виноградье красно-зеленое!

И т. д.

"Виноградье" рассказывало о соколе-корабле, который на якорях "не стаивал", а носился по синему морю двенадцать лет "со полуночью". Хозяином сокола-корабля был Илья Муромец, кормой управлял Полкан-богатырь, палуб-щиком состоял Добрынюшка, а накидчиком – Алеша Попович. И вот повстречался им в море турецкий струг. Хан приказывает своим "робятам" Илью Муромца во полон взять, "Полканушку секи-руби; Добрынюшку под товар клади; Поповича Алешу во синя-море кидай"! Илья Муромец, услышав такие слова:

Сапог о сапог поколачивает,

Сам к сапогам приговаривает:

"Сапоги вы, сапоги, издалеча везены,

Издалеча везены, из матушки-Москвы!"

А тугой лук сам потягивает,

Калену стрелу накладывает…

Испугались недруги, разбежались по своим стружкам да и пропали:

Не приведи на сиие-море бывать,

На сине-море бывать,

Илью Муромца видать,

Не нам, не детям, не внучатам,

Не внучатам, не правнучатам!

Виноградье красно-зеленое!

Пожелав хозяину "многая лето" и получив вознаграждение, хор отправлялся к другой избе.

Между прочим, в тексте этого "Виноградья" явно угадываются былинные мотивы. Здесь и герои излюбленного богатырского эпоса, и непомерная их сила, повергающая напасти. Да и поэтика тут былинного склада.

На звезде, которую несли колядовщики, изображали бурное море, корабль и богатырей на нем. Середину звезды делали из короба сита, в который вставляли рисунок корабля и свечу, снаружи короб оклеивали промасленной бумагой и углами с бахромой. Звезду насаживали на рукоятку.

На второй день после Рождества начинались святочные забавы и увеселения. С большой выдумкой изготовлялись маски, которые до XVI века называли харями и рожами. Для маскарадов рядились медведями, козами, слепыми лазарями, бойцами, старухами и даже курицами – рукава вывороченного полушубка натягивали на ноги, крючки застегивали по спине, полусогнутому на голову надевали маску с гребешком, сзади привязывали хвост. Многие шутники свои щеки мазали сажею или натирали кирпичом, искусно приделывали усы, на голову натягивали косматые шапки.

В средневековые времена, чтоб не уронить благочестие, люди сторонились, боялись масок. Полагали, что, изображая животное, человек теряет свой образ. Маскирование, или, как тогда говорили, "машкарование", было уделом скоморохов. Но и скоморохи нередко преследовались за перевоплощение: их ловили, приводили в съезжие избы, где для первого раза наказывали батогами, а для второго – секли кнутом и взыскивали пеню по 5 рублей. Бубны, домры и гудки ломали "без остатку"; маски предавали огню.

Наперекор такому осуждению грозный царь Иван Васильевич на Святках не только звал в свои палаты скоморохов, но и, облаченный "в преиспещренные машкары", сам пускался с ними в неистовый пляс. Переряженными плясали и его приближенные, а кто отказывался надеть маску, предложенную царем, жестоко наказывался. Был даже случай, когда за отказ принять маску разгневанный Грозный лишал жизни титулованных особ. Так, к слову, погиб князь Михаил Репнин.

Большую страсть к лицедейству и маскированию питал самозванец Лжедимитрий. Недаром на его труп, брошенный на Красной площади в Москве, народ положил маску, волынку и дудку, с приговором: "Долго мы тешили тебя, обманщик! Теперь сам нас позабавь!"

Маскарады с ряжениями и играми вошли в широкий обиход только в петровские времена, когда отменили всякие гонения на обрядовые увеселения. По улицам стали ходить толпы ряженых, во всех домах веселье не кончалось до глубокой ночи. В домашних театрах вошло в моду давать спектакли. Запрещалось только (и то с 1750 г.) "в платье, приличном к комедии" появляться на улицах. Повсеместны стали и святочные гадания. Особенно в их силу верили под Новый год (по-теперешнему, с 13 на 14 января).

Людей крестьянствующих, естественно, в этот вечер больше всего волновал будущий урожай: какой хлеб больше уродит, будет ли лето ненастным или сухим, долго ль протянется зима? Чтобы предсказать урожай того или иного злака, убеленные сединами старики отправлялись под Новогодье в риги, набирали там соломины с колосками разных хлебов, затем отправлялись чародействовать по оврагам. Там они втыкали соломины в снег и уходили. Наутро шли читать предвещания: какая соломина покроется инеем, тот злак и будет в предстоящем году урожайным.

Ну а молодежь гадала о своей судьбе: девушкам хотелось знать о суженом, о свекрови, о доме, где придется жить; парням – о невестах. Гадали на вечеринках и посиделках, в банях и возле храмов. Для вечеринок нанимали избу вдовы или солдатки.

Разнаряженные во все праздничное девушки рассаживались на лавках вдоль стен избы, а парни садились напротив на скамейках. Посреди ставили стол. Сваха, хозяйка избы, накрывала стол скатертью, нянюшка ставила блюдо с водою. Присутствующие снимали перстни, кольца и серьги, клали на стол, загадывая при этом желание. Сваха приносила платок, накрывала им блюдо, а нянюшка сверху клала кусочки хлеба, соли, угольки и печную глину. После песни хлебу да соли все это бросали в блюдо, куда затем клали перстни, кольца и серьги. Запевалась подблюдная песня, восхваляющая жениха и невесту:

Катилося зерно по бархату.

Слава!

Еще ли то зерно бурмитское.

Слава!

По окончании песни все затянут припев:

Да кому мы спели, тому добро,

Кому вынется, тому сбудется,

Скоро сбудется, не минуется.

Любили петь и о том, как "за рекой живут мужики богатые. Гребут золото лопатами, чисто серебро лукошками". После каждой песни сваха трясла блюдо, затем вынимали одну из вещей. По содержанию песни и судили о предстоящей судьбе владелицы или владельца вынутой вещи. Толкования эти были чисто местные, в разных русских краях- свои.

Подблюдные песни завершались "хоронением золота". Игра эта была такая. Одна из девушек брала кольцо (оно в гаданиях олицетворяет супружеский союз, брак), бывшее в блюде, и ходила вдоль рядка подруг, сидевших сложа руки. Когда хором затягивали песню, девушка незаметно вкладывала одной из сидящих кольцо в руки, а та передавала его так же незаметно в руки другой подруги. Песню при этом пели такую:

Уж я золото хороню, хороню,

Чисто серебро хороню, хороню,

Я у батюшки в терему, в терему,

Я у матушки в высоком, в высоком.

Пал, пал перстень,

В калину, в малину,

Черную смородину.

Гадай, гадай, девица, отгадывай, красная! И т. д.

После песни девушка, пускавшая по рукам кольцо, начинала отгадывать, у кого оно теперь. Если отгадает – игру оканчивают, ошибется – продолжают. Напоются, наиграются, затем примутся за ярый воск: растопят и. выльют в воду. По отлитой фигуре судили загадавшей о судьбе.

Ряженые под Новогодье водили "кобылку": двух парней связывали спина к спине, передний держал вилы с насаженной соломенной головой лошади. Сверху "кобылка" покрывалась попоной, на которую усаживался мальчик-всадник. Образ лошади, конечно, был весьма дорог для крестьянина-землепашца.

На Новогодье в старой русской деревне "кликали овсень". Колядовщики, а в иных местах – пастухи, ходили по домам разбрасывать из рукавов зерна – на плодородие. Если встречали приветливо, кликающие пели песню, в которой сулили хозяину густую, ужинистую рожь, от которой "ему с колоса осьмина, из зерна ему коврига, из полузерна пирог". Хозяева благодарили колядовщиков "козульками" – фигурным печеньем и пирогами. "Кто не даст пирога- мы корову за рога",- стращали балагуры.

Для этнографов долгое время было загадочным происхождение слова "овсень". Одни исследователи народного быта утверждали, что слово это происходит от овса, которым обсыпали, обсеивали в Новогодье, другие "овсень" возводили к языческому божеству Авсеню или Таусеню. И только языковеду А. А. Потебне в 80-х годах прошлого столетия удалось доказать, что слово "овсень" связано с старинным названием января – просинец, иначе со словом "прояснять". После хмурых, рано вечереющих дней становится светлее. Это еще раз подтвердило, что новогодние обряды прежде всего аграрно-солнечного происхождения.

Кстати, богословы, подгоняя свои воззрения к "круговращению времян", к временам года, старались по-своему истолковать посветление дня в январе. Так, Григорий Нисский, живший в IV веке нашей эры, в одном из своих "Слов" замечает: "Ныне мрак начинает умаляться, и свет, увеличиваясь более и более, сокращает пределы ночи. Гибельная ночь греха, вырастая до последней крайности и беззакониями всякого рода доведенная до крайней степени нечестия, ныне начинает умаляться и редеть". Иными словами: обновление года необходимо, чтобы очиститься от накопленных прогрешений…

Но вот и новогодний, щедрый, или, как говорили когда-то, Васильев вечер. Крестьянские семьи усаживались в эту пору разбирать свиную голову. По народной символике свинья олицетворяет плодовитость, благополучие. Чтобы во весь год дому сопутствовал достаток, и усаживались "вепреца ломать": глава семьи разделял вареную голову на части, раздавая куски по старшинству. Самый маленький из ребят залезал под стол подражать хрюканью поросенка. Кости со стола хозяйка выкидывала в свиной закут: пусть свиньи не переводятся. Потом семья принималась есть кашу, затертую из разных полевых злаков и гороха. Перед тем как выложить кашу из горшка и сдобрить ее конопляным маслом и медом, приметливые хозяйки присматривались к тому, как она выглядит в горшке: коли каша румяная, раздымчатая – предстоящий год сложится удачливым.