Сергей Щепотьев - Диккенс и Теккерей Страница 5

Верный своему принципу, Диккенс в конце этого длинного романа вознаграждает добродетель: крошка Доррит выходит замуж за Артура Клэннема, интеллигента, выходца из среднего класса. Последние строки романа выражают характерный взгляд писателя на своих героев: «Они шли спокойно по шумным улицам, неразлучные и счастливые, в солнечном свете и в тени, меж тем как буйные и дерзкие, наглые и угрюмые, тщеславные, спесивые и злобные люди стремились мимо них вперед своим обычным путём».

В образе Флоры Финчинг Диккенс обрисовал Мэри Биднелл, какой она предстала перед ним лет за восемь перед тем уже как миссис Винтер — старая, беззубая и, увы, безнадёжно глупая: «Флора, некогда бывшая лилией, стала теперь пионом, но это бы ещё полбеды. Флора, в каждом слове и каждой мысли которой сквозило столько очарования, стала тупа и не в меру словоохотлива, что было значительно хуже. Флора, прежде избалованная, ребячливая, и теперь держалась ребячливой баловницей — это была уже катастрофа».

Теккерей называл «Крошку Доррит» книгой «непроходимо глупой», «идиотской дребеденью». Отчасти, вероятно, потому, что он разглядел в противоречивом — то циничном, то восторженном — Генри Гоуэне собственный портрет. Но и не только поэтому. Отношения этих великих людей складывались до обидного шероховато. И, как это всегда бывает, главным образом, портили всё, по сути, пустяки. Теккерей, например, предложил, что во время представления пьесы Б. Джонсона в театре «Сент-Джеймс» будет петь в антрактах. Диккенс отклонил это предложение, и Теккерей обиделся. А в 1855 г. Диккенс председательствовал на банкете в честь Теккерея, восхвалял его и благодарил за блестящий отзыв в одной из лекций, но через полгода высмеял в «Домашнем чтении» восторги коллеги по перу относительно благотворительной кампании в пользу пенсионеров.

Несколько разладились в это время у Диккенса и отношения с Форстером. Куда ближе ему были теперь младшие друзья — Йэйтс и Уилки Коллинз. Форстер так ревновал друга к новой компании, что в трёхтомной биографии Диккенса почти не упоминает о них[6].

А между тем Коллинз был тесно связан с Диккенсом творческими, а потом и родственными узами: брат Уилки, Чарлз Коллинз, женился на младшей дочери Диккенса. С Коллинзом их познакомил художник Огастас Эгг в 1851 г. на репетициях пьесы Булвер-Литтона. Уилки был интересным собеседником, непринуждённым, остроумным. Молодость он провёл бурно и на жизнь смотрел легко. Если Форстер представлял собой некий символ добропорядочности, то Коллинз был, скорее, символом бесшабашной свободы. Личная жизнь его была сплошным отступлением от общепринятых норм. Он жил то с одной дамой, то с другой и не думал о браке. Порядочные женщины считали его чуть ли не злодеем.

Вскоре Диккенс поставил пьесу Коллинза «Маяк», в которой оба они играли как актёры. И с тех пор стали неразлучны. Коллинз помогал старшему другу отвлекаться от забот, а сам заражался от него желанием работать. Один из первых своих романов, «Прятки», Коллинз посвятил Диккенсу. В дальнейшем они стали издавать журнал «Круглый год» («All the Year Round») и написали вместе несколько произведений («Праздное путешествие двух ленивых подмастерьев», «Д-р Дулькамара», «Проезд закрыт»), Диккенс помогал Коллинзу оттачивать мастерство, а сам учился у молодого друга умению искать оригинальные сюжетные ходы, необычно строить композицию.

В 1856 г. Диккенс готовил постановку пьесы Коллинза «Замёрзшая пучина». Главные женские роли в ней играли Джорджина Хогарт и две старшие дочери режиссёра. Диккенс играл роль незадачливого влюблённого, который, однако, вместо того чтобы убить соперника спасал его ради любимой женщины и вскоре умирал.

Вероятно, эта роль подсказала ему идею последнего крупного произведения пятидесятых годов — «Повести о двух городах», действие которой относится ко времени французской революции 1789—1794 гг. Сюжет её строится на поразительном внешнем сходстве аристократа Дарни д’Эвремонда и недоучившегося юриста Сидни Картона. Героиня книги Люси Манетт любит Дарни, испытывая к спивающемуся и запутавшемуся в случайных связях Картону разве только жалость. Однако именно Картон спасает жизнь Дарни во время суда по обвинению в шпионаже в Лондоне, а в дальнейшем, в Париже, принимает за него смерть на эшафоте.

Атмосфера книги буквально пропитана кровью, в ней постоянно ощущается дыхание смерти. На этом фоне самопожертвование Картона — проявление высшего гуманизма во имя любви, которая оказывается сильнее, чем жестокость и смерть.

Утраты и сильная любовь. Эти два фактора определяют жизнь Диккенса в последние десять-двенадцать лет его жизни. И, хотя советские литературоведы усиленно настаивали на том, что не личная жизнь определяла его творчество этого периода, их позиция совершенно очевидно несостоятельна. Всё говорит о том, что именно события личной жизни и связанные с ними переживания способствовали появлению «Повести о двух городах» и наиболее сильных, по нашему глубокому убеждению, романов писателя — «Больших надежд» и «Нашего общего друга», нашли отражение в их сюжетах и образах.

Ещё в мае 1857 г. Диккенс с восторгом ожидал приезда Ганса Христиана Андерсена, с которым познакомился за десять лет до того в имении своего издателя Бентли. «Поверьте, — писал он великому датскому сказочнику, — для того, чтобы описать, как я люблю и почитаю Вас, не хватило бы всей бумаги, которой можно устлать Ваш путь от Копенгагена до моего дома».[7]

Но в начале июня стало известно о смерти старого друга Диккенса, Дугласа Джерролда. Диккенс решил собрать средства для помощи его семье сборами от представления «Замёрзшей пучины» в Лондоне и Манчестере. Понимая, что в больших залах его свояченицу и дочерей никто не услышит, он пригласил на их роли профессиональных актрис: свою давнюю знакомую миссис Тёрнан с дочерьми Эллен и Марией.

Это решило его судьбу. Сорокапятилетний писатель влюбился в восемнадцатилетнюю Эллен Тёрнан, ровесницу своей старшей дочери.

Она родилась в 1839 г. Родители её были актёрами в труппе Чарлза Кина. Когда Эллен было семь лет, отец лишился рассудка и вскоре умер. Сёстры Фанни и Мэри детьми уже выступали на сцене. Портрет Эллен — описание внешности Люси Манетт из «Повести о двух городах»: «Маленькая, стройная, прелестная фигурка, увенчанная короной золотистых волос, голубые глаза, вопросительно глядевшие, гладкий, юный и удивительно подвижной лоб. Брови её то взлетали, то хмурились, придавая лицу какое-то сложное выражение: умное и внимательное, немного смущённое и непонимающее, немного тревожное».

Этой юной особе суждено было сыграть в жизни Диккенса такую же роль, какую в своё время сыграли Мэри Биднелл и Мэри Хогарт.

Учитывая, какие страдания доставила ему первая и как лелеял он в себе муку утраты второй[8], можно предположить, что этому человеку была присуща склонность к мазохизму, который, по определению З. Фрейда, состоит в удовлетворении эротического чувства посредством как физических, так и моральных мучений. Жена ему их не доставляла. И тяготила его. Он писал Коллинзу, что «несчастлив в семейной жизни уже много лет».

Муки, которые доставляла ему Эллен, были ему желанны. Она долго не уступала, возможно, лестному для неё чувству знаменитого писателя. Когда же она сдалась, прельщённая его славой и деньгами, Диккенс в глубине души сознавал, что Эллен, уже принадлежавшая ему и даже ожидавшая от него ребёнка, не любит его и мучается угрызениями совести. Но ему, романтическому влюблённому, писателю и актёру, легко было заставить себя принять желаемое за действительное. Он окружил её заботой и всячески охранял от досужих сплетен[9].

Форстер никогда особо не жаловал жену Диккенса. Но, обладая житейской мудростью, советовал ему действовать обдуманно и осторожно. Не того, однако, ждал потерявший голову влюблённый. Жизненная позиция авантюристически настроенного Коллинза была ему в этот момент куда более по сердцу.

«Со времени последнего представления „Замёрзшей пучины“ я не ведаю ни покоя, ни радости, — писал он Коллинзу в марте 1858 г. — Никто и никогда не был так истерзан, так одержим одним неотвязным видением».

Писать в таком состоянии было немыслимо. Но отвлечься было необходимо. Да и деньги были нужны.

В этом году он начинает выступать с чтением своих произведений. Многие биографы полагают, что это решение было для Диккенса роковым, что более четырёхсот семидесяти выступлений в Великобритании, Европе и США приблизили его кончину. Но за удовольствие его послушать платили бешеные деньги. Кроме того, эти выступления позволяли переменить обстановку, меньше бывать дома и меньше видеть Кэт.

Тем временем, его обращения за советами к друзьям неминуемо повлекли за собой светские сплетни. Кто-то в Гаррик-клубе упомянул, что Диккенс разошёлся с женой из-за романа со свояченицей. «Ничего подобного! — вмешался Теккерей. — Из-за актрисы!»