Игорь Суриков - Сапфо Страница 51

Что-то пронзительное, берущее за душу есть — как почти всегда у Сапфо — в этих, казалось бы, совсем незамысловатых словах. Кстати, имя Аттида в буквальном переводе обозначает «жительница Аттики», а Аттика, напомним, — та область Греции, главным городом которой были Афины. «Аттида» и «афинянка» — по сути, синонимы. Эта Аттида особенно дружила с Аригнотой, которая потом была отдана замуж в Лидию, в Сарды, и там тосковала по былой подруге (выше цитировалось соответствующее стихотворение: Сапфо. фр. 96 Lobel-Page).

Но, кстати, Аттида — не прозвище ли? Это вполне возможно. Трудно представить, что девочку родители могли назвать Афинянкой. В «пансион» Сапфо, — видимо, настолько слава его гремела по всей Греции — отдавали юных девиц из самых разных городов и регионов. Словарь «Суда» упоминает среди учениц нашей героини «Анагору-милетянку, Гонгилу-колофонянку, Евнику-саламинянку». Первая, получается, была родом из Милета — самого крупного и знаменитого в те времена города в Ионии[153], то есть тоже на малоазийском побережье Эгейского моря, не так уж и далеко от Лесбоса. Поблизости находился и Колофон, город Гонгилы.

Сложнее с «Евникой-саламинянкой». Саламином назывался, во-первых, остров близ берегов Аттики, около 600 года до н. э. завоеванный гражданами Афин и включенный в состав их государства. Во-вторых, был еще и Саламин Кипрский — город на Кипре, острове тоже в основном греческом по этническому составу населения, но уж очень удаленному от Эллады как таковой. Достаточно беглого взгляда на карту, чтобы увидеть: Кипр располагается в самой восточной части Средиземного моря, близ сирийских берегов.

Так откуда же привезли в Митилену Евнику? Вопрос опять приходится оставить открытым. С эгейского острова Саламина? Но тогда почему она фигурирует в свидетельстве как «саламинянка», а не «афинянка»? В 600 году до н. э., когда этот остров был присоединен к Афинам и перестал быть независимым, Сапфо — если верны приведенные нами выкладки относительно даты ее рождения — была девочкой десяти — двенадцати лет и уж никак не руководительницей фиаса. Получается, речь идет о Саламине Кипрском? Этого исключить нельзя.

Но мы, собственно, говорим о другом. Коль скоро в фиасе Сапфо перемешались отроковицы из самых разнообразных мест, не могли ли они называть друг друга не столько по именам, сколько по прозвищам (это вообще характерно для подростковых коллективов), причем по прозвищам, происходящим от названия родины той или иной девочки? Нам это представляется вполне естественным. Уроженку Афин могли именовать (соученицы, а вслед за ними — и учительница) попросту Аттидой, независимо от того, как ее звали на самом деле.

К той же второй книге относится известная песнь Сапфо на мифологический сюжет — «Свадьба Гектора и Андромахи» (Сапфо. фр. 44 Lobel-Page). Гектор — величайший троянский герой, Андромаха — его супруга. И тот, и другая играют значительную роль в «Илиаде» Гомера.

От этой песни дошел до нас большой и достаточно рельефный отрывок. Целиком приводить его мы не будем, но хотя бы с несколькими строками нелишним будет познакомиться.

Слава по Азии всей разнеслася бессмертная:«С Плакии вечнобегущей, из Фивы божественной,Гектор с толпою друзей через море соленоеНа кораблях Андромаху везет быстроглазую,Нежную. С нею — немало запястий из золота,Пурпурных платьев и тканей, узорчато вышитых,Кости слоновой без счета и кубков серебряных».Милый отец, услыхавши, поднялся стремительно.Вести дошли до друзей по широкому городу.Мулов немедля в повозки красивоколесныеТрои сыны запрягли…

Упомянутый здесь «милый отец» — это, как ясно из контекста, Приам, троянский царь и родитель Гектора. В данном фрагменте Сапфо преуспевает в описаниях, перечислениях разных достопримечательных предметов. Это прием поэтики и риторики, который позже получил название «экфраза». Для описания праздников (в качестве одного из которых, естественно, фигурирует здесь свадьба) прием этот подходил очень удачно. Лесбосская поэтесса вообще была большой мастерицей свадебных песнопений, о чем еще будет подробнее говориться чуть ниже.

В третью книгу александрийскими эрудитами были включены стихи Сапфо, написанные так называемым большим асклепиадовым стихом. Поэт Асклепиад, в честь которого этот размер был назван, жил и творил гораздо позже, в эпоху эллинизма. Он не столько изобретал новые метры, сколько пользовался уже существующими; но тем не менее несколько стихотворных размеров получили название в его честь.

Больше известен образованному читателю малый асклепиадов стих. Именно им написано едва ли не самое образцовое произведение античной лирики, «Памятник» римского поэта Горация. Каждый со школьных времен помнит вариацию на тему «Памятника», созданную Пушкиным:

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,К нему не зарастет народная тропа.Воздвигся выше он главою непокорнойАлександрийского столпа…

Еще раньше Державин, который юного Пушкина, по собственным словам последнего, «заметил и, в гроб сходя, благословил», создал свой «Памятник» — по тем же Горациевым мотивам:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный.Металла тверже он и выше пирамид.Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,И времени полет его не сокрушит.

Гаврила Романович, кстати, куда ближе держится текста оригинала, чем Александр Сергеевич. Но в метрическом плане и Державин, и Пушкин сильно отступают от Горация. Оба пользуются так называемым александрийским стихом. Это шестистопный ямб с обязательно соблюдаемой цезурой (паузой) в середине, то есть после третьей стопы. Античность такого размера не знала, он возник гораздо позже.

А теперь приведем саму оду Горация (ее начало, первые несколько строк) в русском переводе, автор которого (А. П. Семенов-Тян-Шанский) сознательно поставил перед собой задачу — как можно точнее соблюдать метрику оригинала:

Создан памятник мной. Он вековечнееМеди, и пирамид выше он царственных.Не разрушит его дождь разъедающий,Ни жестокий Борей, ни бесконечнаяЦепь грядущих годов, в даль убегающих…

Вот это и есть малый асклепиадов стих. Ровно так же — и в латинском подлиннике:

Éxegi monumént(um) aére perénniusRégalique sitú pyramid(um) áltius,Quod non imber edáx, nón Aquil(o) impotensPóssit díruer(e) aút innumerábilisArmorúm seriés ét fuga témporum…

Здесь несколько «по-школярски» расставлены ударения в тех местах, где их следует делать при воспроизведении античного стихотворения средствами фонетики современных языков, и заключены в скобки буквы, которые при чтении не звучат. Это сделано для того, чтобы даже читателям, не изучавшим латынь, стал ясен стихотворный размер. Этот последний, как можно видеть, не совпадает в полной мере ни с одним из тех, которые традиционно приняты в русской и европейской поэзии Нового времени.

Римлянин Гораций позаимствовал его из Греции, причем именно у эолийских поэтов Лесбоса. Он и сам далее в том же «Памятнике» говорит, что прославился,

…Эолийский напев в песнь италийскуюПерелив.

Имеется в виду, несомненно, в том числе и лирика Сапфо — в качестве одного из образцов, на которые ориентировался Гораций. Что же касается большого асклепиадова стиха, которым, напомним, написаны произведения митиленской поэтессы, вошедшие в третью книгу ее сборника, он схож с малым, но строка в нем длиннее, как можно догадаться уже из названия. Строка, кстати, получается настолько протяженной, что в некоторых переводных изданиях ее делят на три коротких, дабы выглядело привычнее. Именно так нами в предыдущей главе были процитированы несколько фрагментов, где Сапфо использовала большой асклепиадов стих. А если приблизить разбивку на строчки к оригинальной, то выйдет, скажем, так:

Ты умрешь и в земле будешь лежать; воспоминанияНе оставишь в веках, как и в любви; роз пиерийских тыНе знавала душой…

В стихах четвертой книги сборника мы встречаем ионийский тетраметр — еще один редкий размер, лишь с трудом и приблизительно передающийся переводу на метрический «язык» современной поэзии. К этой книге принадлежит, например, стихотворение — тоже уже знакомое нам, поэтому повторное воспроизведение полного текста излишне, можно ограничиться парой первых строк, — о печальном уделе пожилой женщины:

Всю кожу мою сетью морщин старость уже изрыла,И стали белы пряди мои, прежде чернее смоли…

В пятую книгу Сапфо вошли лирические сочинения смешанного характера, в том числе и в плане метрики. Эта книга производит несколько разнородное впечатление, и нелегко уловить, каким принципом руководствовались те, кто ее составлял. Возможно, в данном случае ими был принят за основу вообще не столько метрический, сколько тематический принцип. А именно — собрали воедино произведения нашей героини, созданные ею по поводу разлук с девушками-подругами. Разлук надолго и, вероятно, даже навсегда: ученицы поэтессы взрослели, покидали ее фиас-«пансион», их выдавали замуж, подчас в другие, далекие города…