Александр Некрич - 1941, 22 июня Страница 11

Отрицать существование секретных протоколов, даже если они сохранились в фотокопии с копии, в наше время стало бессмысленным, хотя бы. потому, что все дальнейшие события после подписания соглашений развивались в полном соответствии с содержанием секретных протоколов. Возникает иной вопрос: почему внимание советских политиков и ученых сосредоточилось преимущественно на секретных протоколах? Не потому ли, что требования выяснения не только обстоятельств заключения договоров с нацистской Германией, но и всего последующего периода нацистско-советской дружбы становятся все более настойчивыми? В данном случае можно предсказать со всей определенностью, хотя и нет ничего более непредсказуемого, чем советское прошлое, что признание существования секретных протоколов потянет за собою целую цепочку проблем, связанных с политикой СССР в отношении Германии в предвоенный, военный и послевоенный периоды.

При рассмотрении упомянутой комиссией возможностей советской внешней политики начиная с весны 1939 года исключается такой вариант: оставаться вне союзов и коалиций, не связывать себя обязательствами ни с англо-французскими союзниками, ни с Германией. В рамках такого варианта можно было бы рассматривать политику СССР по отношению к государствам, не вошедшим в коалиции. При пристальном рассмотрении в докладе комиссии проступают контуры старой концепции альтернативы, стоявшей перед СССР в 1939 году: либо с Англией и Францией, либо с Германией; третий вариант отсутствует. Кажется, что такой подход в разного рода ситуациях был характерной особенностью советской внешней и внутренней политики на протяжении всей советской истории: либо – либо. Результаты общеизвестны.

Комиссия констатировала, что само по себе заключение пакта о ненападении с Германией было нормальным правовым актом, а вот подписание секретного протокола было нарушением «ленинских норм» (кажется, в мировой юриспруденции такого рода «нормы» вообще не зарегистрированы), а также всяких других. Это все слова. На самом же деле опубликованный текст пакта о ненападении и тщательно скрывавшийся десятилетиями секретный протокол составляли единое целое. Не будь секретного протокола, не было бы и самого пакта. Разрывать пакт о ненападении на две части есть очевидное прегрешение против истины и здравого смысла.

Неубедительным звучит и другой довод в заключении комиссии, будто «Сталин надеялся договором о ненападении повлиять на Англию и Францию, но просчитался», что Сталин будто бы «был готов вновь повернуть, на этот раз от Германии к западным государствам». И это после подписания соглашения, передававшего в руки СССР Прибалтику, части Польши, Бессарабию? Основа этого утверждения – директива Коминтерна, изданная накануне подписания пакта, то есть 22 августа, которая, конечно, имела своей целью, как и во всей предыдущей деятельности Коминтерна, ввести в заблуждение коммунистические партии относительно реальной политики СССР. Не странно ли, что после всех широко известных фактов о деятельности Коминтерна его можно рассматривать иначе, нежели инструмент советской внешней политики? Кстати, Сталин был готов прикрыть Коминтерн, если бы это было необходимо для его внешнеполитических комбинаций, что, впрочем, он и сделал в 1943 году, предварительно уничтожив многих функционеров и даже распустив целые коммунистические партии, например, польскую.

В самом докладе А.Н. Яковлева почти единодушно признанного «виртуозным», содержится утверждение, с которым историку и, думаю, правоведу трудно согласиться.

Можно понять Комиссию, перед которой была поставлена ограниченная задача – высказать свое суждение по поводу пакта 1939 года. Нельзя, однако, признать методологически правильными и соответствующими историческому содержанию эпохи некоторые аргументы, прозвучавшие в докладе А.Н. Яковлева.

Комиссия четко ограничила поле своего исследования хронологическим рубежом 1937 – 1938 годов, что позволило А.Н. Яковлеву утверждать, что «в дипломатической документации СССР за 1937-1938 годы не обнаружено свидетельств, которые говорили бы о советских намерениях добиваться взаимопонимания с Берлином». Но хорошо известны документы о переговорах советских представителей в Берлине в 1935-1936 годах (на самом деле только в феврале 1937 года стало ясным, что Гитлер относится к советским предложениям отрицательно). Поэтому призыв А.Н. Яковлева, прозвучавший в его докладе, призыв принципиально правильный, что понимание любого события возможно лишь в том случае, если его анализ проводится в конкретном контексте исторического развития", повисает в воздухе. Больше того, советско-германские соглашения 1939 года могут быть правильно оценены лишь в системе развития отношений между СССР и Германией на протяжении длительного периода времени.

Публикация в «Известиях» перечня секретных протоколов, хранившихся в Особом архиве министерства иностранных дел, в тот же день, когда было опубликовано решение 2-го съезда народных депутатов СССР, как бы устраняла все сомнения о тайном сговоре СССР и Германии в 1939 году. В этом документе (акт о передаче подлинников документов и их копий одним помощником тогдашнего министра иностранных дел В.М. Молотова другому в апреле 1946 года) перечисляются все секретные, а также дополнительные протоколы, подписанные с Германией в 1939-1941 годах. Однако были и другие секретные соглашения, о которых в Акте не упоминается, по-видимому, потому, что они были подписаны между военными и военно-морскими ведомствами СССР и Германией.

Обсуждение выводов комиссии носило, по-моему, также и примечательно символический характер. Некоторые депутаты, несомненно опиравшиеся на сочувственное отношение (если судить по результату голосования по крайней мере еще 600-700 депутатов), выступили против признания очевидного факта, заключения между Германией и СССР секретного соглашения о разделе Восточной Европы. Это как бы подчеркивает, что сталинистское толкование истории -признается лишь то, что выгодно, политическая целесообразность выше исторической правды – все еще имеет широкую поддержку в стране. И нелегко будет понять советским гражданам, что Советский Союз в его нынешних границах был создан благодаря соглашениям с двумя капиталистическими группировками: в 1939-1940 годах это были соглашения с нацистской Германией, которые определили советскую западную границу, а затем соглашение в Ялте (февраль 1945 года) с США и Великобританией, которые, так сказать, благословили создание Советской империи.

Ее распад начался. Одним из результатов является создание объединенной Германии и вовсе не исключено, что в конечном счете возродится идея очень тесного советско-германского сотрудничества.

Выбор, который сделал Сталин в пользу союза с Германией, вполне соответствовал его убеждениям и образу мыслей. Он оказался недостаточно смелым и проницательным, чтобы остаться в августе 1939 года «вне игры», то есть не заключать соглашений ни с одной из сторон.

Мечты о союзе между революционной Россией и революционной Германией 1918-1919 годов, который должен был привести к искоренению капитализма в Европе, получил свое воплощение в неполном советско-нацистском союзе 1939-1941 годов, который чуть было не стал концом для советской системы.

Но ностальгия о несбывшемся господстве советско-германского блока в Европе долго не давала покоя Сталину.

Меньше чем через полгода после вторжения германских армий в Советский Союз, 6 ноября 1941 года Сталин, пытаясь оправдать заключение пакта с Германией и политику за этим последовавшую, тем, что гитлеровцы были в известный период националистами, говорил: «Пока гитлеровцы занимались собиранием немецких земель и воссоединением Рейнской области, Австрии и т.п., их можно было с известным основанием считать националистами». В устах Сталина, главного теоретика идеологии «пролетарского интернационализма», это прозвучало, скорее, не как осуждение, а как одобрение. Почему одобрение? Потому что и сам Сталин занимался «собиранием» земель бывшей империи Романовых: Прибалтийские государства, Западная Украина и Западная Белоруссия, а заодно Закарпатская Украина и Северная Буковина – осколки Габсбургской монархии. Впрочем, Сталин не случайно добавил небрежное «и т.п.». Оно могло относиться и к Судетской области, и к Польскому Коридору, судьба которых, как, впрочем, и всех «и т.п.» областей, должна была решаться в будущем.

Ностальгические нотки у Сталина вновь зазвучали в совсем иной исторической ситуации. В поздравительной телеграмме В. Пику и О. Гротеволю от 13 декабря 1949 года по случаю образования Германской Демократической Республики он писал: «Опыт последней войны показал, что наибольшие жертвы в этой войне понесли германский и советский народы, что эти два народа обладают наибольшими потенциями в Европе для свершения больших акций мирового значения».