Олег Гордиевский - КГБ Страница 124

Еще одним «сионистским заговорщиком», раскрытым Рюминым, был генерал МГБ Белкин, организатор процесса над Райком. Сталин лично позвонил Ракоши, чтобы сообщить, что Белкин признался в вербовке Габора Петера, руководителя АВХ, для работы на британскую и сионистскую разведки. После ареста Петера АВХ очень быстро обнаружило воображаемый заговор врачей в Венгрии, в точности повторявший советский аналог.

Коминформ и коммунистическая пресса по всей Европе отзывались о процессе Сланского и о заговоре врачей как о «звеньях одной цепи, свидетельствах убийственной деятельности англо-американских империалистов и их лакеев, которые помешаны на том, чтобы развязать еще одну мировую войну.»

В конце жизни Сталин, похоже, готовил новую волну страшных репрессий. В октябре 1952 года на XIX съезде Коммунистической партии, первом с 1939 года, когда прошел последний партсъезд, вместо старого Политбюро из десяти человек был учрежден новый орган — Президиум в составе тридцати шести членов. Хрущев опасался, что этот шаг — часть общего плана «будущего уничтожения членов старого Политбюро». Неспособность Сталина доверять окружающим, видимо, беспокоила даже его самого. Хрущев как-то слышал, как Сталин пробормотал себе под нос: «Мне конец, никому не верю, даже самому себе.» В декабре 1952 года он репрессировал Александра Поскребышева, который заведовал его секретариатом на протяжении последних двадцати пяти лет (однажды переводчик Черчилля так обрисовал Поскребышева: «Ростом пяти футов, широкоплечий, сутулый, большеголовый, с тяжелой челюстью, длинным крючковатым носом и с глазами, как у хищной птицы»), под тем предлогом, что тот разглашал содержание секретных документов. Вскоре после этого Сталин приказал арестовать генерала МГБ Николая Власика, его личного телохранителя, который прослужил так же долго, как и Поскребышев. После того, как его лечащий врач доктор Виноградов признался в соучастии в несуществующем заговоре врачей, Сталин боялся даже близко подпускать к себе докторов. Даже успехи советской разведки по внедрению в правительственные структуры других стран пугали его. В конце жизни Сталина преследовал страх, что западные разведки добились таких же, а может, и более значительных успехов в Москве. Он подозревал маршала Ворошилова в том, что тот — английский шпион, а Молотова в том, что он работает на ЦРУ.

Есть сведения, что зимой 1952/53 года Берии стало известно, что Сталин собирается его убрать. «Этим объясняется его нескрываемая ненависть к Сталину, проявившаяся во время последней болезни вождя,» — пишет один из современных советских историков. В ночь с 1 на 2 марта 1953 года со Сталиным случился удар. Берия тут же начал планировать, как бы ему взять власть. Хрущев, который все еще находился под сильным влиянием личности Сталина, считал, что Берия вел себя «просто невыносимо»: «Как только на лице Сталина… появились признаки жизни и нам показалось, что он приходит в себя, Берия бросился на колени, схватил его руку и начал целовать ее. Когда Сталин вновь потерял сознание и закрыл глаза, Берия встал и сплюнул.»

Сталин умер 5 марта 1953 года. Ликование Берии не знало границ. «Говоря простым языком, Сталина еще в гроб не положили, а этот уже новоселье справлял,» — сетовал Хрущев. За каких-то двадцать четыре часа Берия объединил МГБ и МВД (Министерство внутренних дел) в составе укрупненного МВД под своим единоличным началом. Он снял Игнатьева, арестовал Рюмина, выпустил из тюрьмы Абакумова и посадил своих людей на ключевые посты в новом аппарате госбезопасности.

Договорившись с двумя другими основными претендентами на место Сталина — Хрущевым и Маленковым, Берия положил конец антисемитским преследованиям. 4 апреля «Правда» выступила с осуждением «провокаторов» из бывшего МВД, которые «разжигали национальную рознь и подрывали единство советского народа, спаянного воедино идеями интернационализма». Все врачи, арестованные в январе, были объявлены невиновными, а тех, кто их преследовал, призвали к ответу. Бывший председатель Еврейского антифашистского комитета Михоэлс, которого сотрудники МВД толкнули под грузовик, был посмертно реабилитирован и вновь признан «выдающимся советским актером». Среди десятков тысяч вернувшихся из ГУЛАГа была и жена Молотова Жемчужина, еврейка по национальности.

Но несмотря на то, что грубая кампания антисемитизма, развязанная в последние годы жизни Сталина, прекратилась, вера в существование сионистского заговора все еще была жива. МВД, а потом и КГБ не приняли обратно ни одного из своих бывших сотрудников-евреев, репрессированных в начале пятидесятых. Запрет на прием сотрудников еврейской национальности сохранялся. На всем протяжении службы Гордиевского сионизм рассматривался как одно из главных, если не главное орудие «подрывной деятельности» в Советском Союзе. Вскоре после того, как Гордиевский получил назначение в Лондон, в июле 1982 года резидентура КГБ получила «План работы против сионизма на период 1982—1986гг.» , в котором прослеживалась непрекращающаяся озабоченность Московского центра по поводу так называемых «всевозможных подрывных операций», организованных международным сионизмом против советского блока. Линии ПР (политическая разведка) и КР (внешняя контрразведка) лондонской резидентуры должны были ежегодно отчитываться об операциях против сионистов и представлять планы на следующий год. Гордиевскому было известно, что во многих резидентурах КГБ на Западе, в том числе в США, Канаде, Франции, Италии, Греции и на Кипре, операциям против еврейских организаций придавалось еще большее значение, чем в Лондоне. Даже некоторые из самых интеллигентных и вообще довольно здравомыслящих коллег Гордиевского все еще слепо верили многочисленным теориям заговоров, суть которых сводилась к тому, что западный капитализм находится под контролем евреев. Антисемитская паранойя, получившая распространение в последние годы жизни Сталина, наложила неизгладимый отпечаток на деятельность КГБ. Это влияние сохранилось вплоть до начала эпохи Горбачева.

Глава XI

Холодная война после Сталина (1953—1963)

Члены Политбюро еще стояли со скорбными лицами у гроба с телом Сталина, но многие из них уже опасались, что Берия использует свою огромную власть начальника госбезопасности, чтобы занять место вождя. Однако понимая, что все они у Берии «под колпаком», выступить против него они не решались. Все члены Политбюро прекрасно знали, что у Берии на каждого из них заведено компрометирующее досье.

Берия быстро упрочил свою власть над внешними и внутренними службами безопасности. Во главе Иностранного управления он поставил нового начальника, своего верного подручного из МВД, генерал-лейтенанта Василия Степановича Рясного, у которого не было опыта работы в разведке, и по словам перебежчика Петра Дерябина, «он и шагу не смел ступить, не посоветовавшись с Берией». По настоянию Берии, Рясной вызвал большинство зарубежных резидентов в Центр на совещание. Берию и Рясного позже критиковали за то, что они «засветили» резидентов, вызвав их всех одновременно в Москву. Также по приказу Берии была проведена и крупномасштабная реорганизация огромной сети МВД в Восточной Германии. По оценкам Дерябина, который в то время работал в австро-германском отделе Иностранного управления, из Германской Демократической Республики (ГДР) было отозвано примерно 800 сотрудников МВД. 17 июня 1953 года в Восточном Берлине вспыхнуло стихийное восстание, которое явилось первым серьезным вызовом коммунистическому режиму в советском блоке. Для подавления восстания в Германию были введены две советские танковые дивизии. В ходе восстания погиб двадцать один демонстрант. В Московском центре, а возможно, и в Президиуме ЦК, неспособность подавить восстание в зародыше была приписана тому хаосу, который возник в результате затеянной реорганизации МВД в Восточной Германии. По словам Дерябина, в австро-германском отделе считали, что генерал Фадейкин, которого Берия поставил во главе Карлсхорста, явно не на своем месте.

Как только Берии стало известно о берлинском восстании, он вылетел на место для проведения расследования. Но находясь в Берлине, он постоянно следил за своими соперниками в Москве. Когда Берия узнал, что заседание Президиума назначено на необычный час, он тут же позвонил в секретариат Президиума и потребовал объяснений. Хотя ему сказали, что ни один из вопросов повестки дня не требует его личного присутствия, он незамедлительно вылетел в Москву. На Президиуме Берия изложил циничную, но точную оценку ситуации в Германской Демократической Республике. По словам будущего министра иностранных дел Андрея Громыко, который присутствовал на заседании в качестве наблюдателя, Берия говорил «тоном, не терпящим возражений, с ухмылочкой»:

— ГДР? Что такое ГДР? Это даже не настоящее государство — держится только на советских войсках, хоть мы и называем его «Германская Демократическая Республика».